Конфликты, конфликты…
Партнершей Нуреева в труппе барона де Куэваса была американка Розелла Хайтауэр, которая была старше его на 18 лет.
Начинала она в труппе дягилевского танцовщика Леонида Мясина, потом сменила несколько театров по всему миру, а к концу карьеры уже сама руководила крупнейшими балетными труппами Франции и Италии.
В 1962 году балерина, уже решив уйти со сцены, дала серию последних выступлений в Казино Довиля и парижском Театре Елисейских Полей, на которых танцевала с Рудольфом Нуреевым, Соней Аровой и Эриком Бруном. Сообразив, что именно скандально известное имя Нуреева привлечет публику, Хайтауэр поставила его на афише выше имени Эрика Бруна. Конечно, это было неправильно и даже неэтично. Нуреев находился лишь в самом начале своей карьеры, в то время как Брун был признанным мастером.
И вот теперь нечто подобное повторилось и после премьеры «Жизели»: Эрик Брун приревновал Нуреева к роли. Ранее он сам танцевал Альберта, и был прекрасным Альбертом, но не таким, как Нуреев. Вернее, совсем иным, нежели Нуреев.
Шесть лет назад, танцуя в паре со стареющей примой Алисией Марковой (англичанкой из труппы Дягилева, взявшей русский псевдоним), он ошеломил мир балета, покорив публику безупречной техникой, однако он не внес новизны в образ героя. Успех был бурным, однако не таким бурным, как сейчас у Нуреева. И никогда на его долю не выпадало таких оваций.
Это не могло не поразить Бруна, воспитанного в традициях датского балета, в котором техничность, академизм ставились на первое место.
Было бы неправильным сказать, что Эрик завидовал, скорее, он был озадачен и обескуражен.
Расстроенный Брун покинул театр, Нуреев бросился за ним, а следом ринулись восторженные поклонницы. Это была их первая размолвка. Потом таких будет еще много. Постоянная ревность, соперничество, ссоры, примирения и постоянная потребность друг в друге – таковы были сложные взаимоотношения этих двух людей.
Трудности усугубились и после того, как всевластная Нинетт де Валуа заключила годичный контракт с Нуреевым, отвергнув Эрика Бруна. Конечно, Бруну было обидно: он был не менее талантлив, а технически куда более совершенен, нежели Нуреев, но все это перевешивала безумная, фантастическая популярность Рудольфа, «рудимания».
Спокойному уравновешенному датчанину было невозможно выдержать сравнение с необузданным татарским темпераментом Нуреева, «Чингисханом сцены». Понимая это, Эрик замкнулся в себе.
Обиженный и разозленный Брун вернулся в Копенгаген. Там он пробыл недолго, а Руди звонил ему каждый день. Потом приехал навестить. Но тут в довершение бед у Эрика Бруна скоропостижно умерла мать, которую он очень любил. Рудольф, разлученный со своей матерью, искренне сочувствовал ему в его горе.
Казалось, наступило примирение! Но вместе они пробыли недолго: Брун заключил контракт с Сиднейской оперой и уехал в Австралию. Рудольф Нуреев очень тосковал по нему и поначалу снова звонил ежедневно, а Эрик не желал с ним говорить. Улаживала конфликт чудесная балерина, бывшая невеста Эрика Соня Арова, умная и здравомыслящая женщина. Она подолгу объясняла Рудольфу, что далеко не всем людям нужно, как ему, выплеснуть свои проблемы на других. Что некоторые предпочитают замыкаться в себе и переживать все молча. Рудольф понимал… и не понимал. Желая объясниться, он взял отпуск и сам отправился в Сидней. Надо заметить, что Рудольф Нуреев, много гастролировавший и облетевший весь земной шар, несмотря на это страдал аэрофобией и летать очень боялся. Но тут желание встретиться с любимым человеком пересилило страх. Однако во время полета произошел инцидент, который сам Нуреев вспоминал с ужасом.
Самолет приземлился в Каире для дозаправки, но почему-то пилоты медлили с вылетом. Потом вдруг пассажиров попросили покинуть самолет. Нуреев напрягся: он был убежден, что за ним охотится КГБ, и что имеется приказ его похитить или искалечить. Поэтому он отказался покидать салон самолета и бросился к стюардессам, умоляя их спрятать его. Одна из девушек ему поверила. Она втолкнула танцовщика в кабинку туалета и повесила на дверях табличку «Out of order» – «Не работает». А к самолету уже направлялись двое в серых костюмах. Они долго обыскивали салон, стучали в дверь туалета, дергали за ручку… потом удалились ни с чем. Все это время Нуреев стоял, не двигаясь и затаив дыхание. Он смотрел на себя в зеркало и видел, как седеет.
Он рассказывал об этом происшествии много раз, некоторые верили и сочувствовали беглому танцовщику, другие приписывали все его чрезмерной мнительности и посмеивались. Но невозможно оспорить тот факт, что случаи внезапного таинственного исчезновения перебежчиков из СССР в те годы были нередки.
Эрик ждал его в аэропорту Сиднея. Они снова были вместе, но полного примирения не произошло. Рудольф был крайне ревнив, но в то же время сам не считал нужным хранить верность. «Если твоя природа такова, что ты не можешь выдержать одну или две ночи в одиночестве, – вполне обоснованно упрекал его Эрик, – значит, ты не знаешь, что такое настоящая любовь»[57].
К тому же Рудольф совершенно не умел держать себя в руках и то и дело поддавался эмоциям, а это шокировало Бруна.
Хуже всего, что Эрик из-за переживаний стал много пить. Некоторые даже подозревали у него алкоголизм. Будучи пьяным Эрик становился жестоким, порой нарочно обижая Рудольфа, даже доводя его до слез. Нуреев не оставался в долгу. Вкупе со стрессами это привело к тяжелому желудочному приступу у Эрика – первому из целой череды таких приступов, которые в конце концов приведут к раку желудка.
Понимая, что совершенно не подходят друг другу ни по складу характера, ни по темпераменту, Нуреев и Брун расстались как любовники, оставшись тем не менее друзьями.
Их духовная связь, дружба, артистическое сотрудничество продлились до самой смерти Эрика. Они очень многому научили друг друга, и каждый как танцовщик поднялся на новую ступень.
«Рудольф был переполнен чувствами к Эрику, а Эрик не знал, как с ним справиться. Рудольф его выматывал», – вспоминала об их отношениях Соня Арова. Она стала партнершей Нуреева в Нью-Йорке в Бруклинской Академии музыки. Относилась она к нему весьма критически. В интервью журналистам она вспоминала: «Если Брун был единственным танцовщиком, которого Рудик признавал равным себе, он был также единственным, кому он позволял проявлять над собой власть. «Научи меня этому», – всегда говорил он Эрику. «Если Эрик блестяще исполнял какую-то роль, Рудик не успокаивался, пока не начинал исполнять ту же роль столь же блестяще, – говорит Соня. – Для него это был величайший стимул на протяжении очень долгого времени».
Другие партнерши
Однако не следует думать, что Фонтейн узурпировала Нуреева. Его партнершами были многие известнейшие балерины.
Танцевал он с Иветт Шовире – ровесницей Фонтейн, примой Оперы Гарнье. С бразильянкой Марсией Хайде. С такой же, как он, «невозвращенкой» Наталией Макаровой; но несмотря на то что телеканал Би-би-си сделал запись их «черного па-де-де» из балета «Лебединое озеро», они так и не сумели сработаться. Большего взаимопонимания Нуреев добился с Патрисией Руан, в будущем художественным директором Ла Скала. С примой Берлинской оперы, канадкой по происхождению Линн Сеймур, – она выступала в Королевском балете как приглашенная звезда. В 1973 году другая канадка, Карен Кейн, участвовала в Московском международном балетном конкурсе, и после этого ей и ее партнером Фрэнком Огастином заинтересовался Рудольф Нуреев, с чьей помощью они быстро стали знамениты как «канадские золотые близнецы». Кейн неоднократно выступала с Нуреевым в концертах по всему миру, и он ценил ее талант. Ныне она художественный директор Национального балета Канады.
Сблизилась с Нуреевым и еще одна давняя партнерша Эрика – великая балерина Карла Фраччи, чье имя теперь у многих ассоциируется с духами: завершив карьеру, она основала свою парфюмерную линию. Выпускаемые ею духи носят названия по именам сыгранных ею героинь.
Она родилась в Милане в 1936 году, училась в балетной школе при театре Ла Скала, а после была принята в труппу этого прославленного театра, и в конце пятидесятых уже считалась солисткой.
Выдающиеся танцевальные способности вывели Карлу Фраччи в примы-балерины мирового уровня, ее приглашали на свои подмостки самые известные балетные труппы мира. Карла исполнила множество ведущих балетных партий, в ее репертуаре даже была мужская партия – Гамлет.
В интервью корреспонденту Gazette Карла Фраччи вспоминала: «Мне посчастливилось познакомиться со многими знаменитыми людьми. Америке меня представил великий датский танцовщик Эрик Брун – сначала во время телевизионной передачи, а потом уже с American Ballet Theatre. Благодаря Бруну Америка меня приняла. Уже в конце шестидесятых, когда Брун решил уйти из балета, то сказал: «Если я вернусь, то только с Карлой Фраччи». Я с Бруном больше десяти лет танцевала. Для меня это был самый яркий дуэт. Фраччи – Брун в то время звучало как Фонтейн – Нуреев. С Рудольфом я, конечно, тоже много работала…»
Это были балеты «Сильфида», «Жизель», «Щелкунчик»… Признавая, что работать с Нуреевым и выносить его характер было непросто (рассказывали, что однажды он ее даже ударил!), Фраччи в то же время заметила, что временами он мог быть очень благородным: «Однажды он захотел станцевать балет “Щелкунчик” – и он приехал за пять дней до представления, пригласил меня танцевать. У него была решимость это сделать. Но я не могла в то время, я как раз ждала ребенка, должен был родиться мой сын. Потом он снова сделал мне это предложение – и снова за пять дней! Хореографии “Щелкунчика” он обучил меня с первого до последнего шага – на третий день мы были уже на сцене с оркестром, а на пятый день играли спектакль. И это был триумф. После спектакля Рудольф сказал мне: “Вот видишь, что означает иметь храбрость?” Ему нравилось делать такие вещи, а на сцене – это была его черта – он любил соперничество. Это был большой урок».