bitch (сука), к мужчинам относился чуть более терпимо. Они шли под кодовым выражением nice boy (милый мальчик)»[80].
А еще Нуреев бил посуду и вазы, если сильно злился. Причем иногда эта посуда могла быть невероятно дорогой: так, в гостях у знаменитого итальянского режиссера Лукино Висконти он расколотил коллекцию венецианского стекла XV века.
Порой дело доходило и до рукоприкладства. Причем Нурееву было безразлично, кто перед ним. Показателен случай с Мишелем Рено – педагогом, а в прошлом – прославленным танцовщиком Парижской оперы. Нуреев вел занятия и сильно задержал свой урок, в то время как Рено должен был заниматься в том же классе со своими учениками. Подождав немного, он начал урок, не дожидаясь, пока Нуреев закончит свой. Это разозлило Нуреева.
– Ну и дерьмовые у вас движения! – заявил он.
– Может быть, но я исполняю их с 19 лет, – спокойно ответил Рено и тут же был отброшен сильнейшим ударом в челюсть: рентген потом выявил перелом.
Скандал был невероятный, о нем писали газеты, и дело дошло до суда. Нуреева оштрафовали на 60 тысяч франков, которые он заставил заплатить за себя театр. Возмутилась и публика. В вечер генеральной репетиции балета «Ромео и Джульетта» Нуреев был освистан, когда вышел на поклоны. В ответ он показал свистунам неприличный жест – средний палец. Конечно, подобное поведение было недопустимо, и он получил выговор от администрации. Но без толку: произошедшее ничему его не научило. Нуреев продолжал творить безобразия. Он мог, разозлившись, перевернуть стол, облить танцовщицу чайной заваркой, швырять предметами в артистов кордебалета… Профсоюз танцовщиков открыто требовал его увольнения.
А вот чего Нуреев никогда не делал – так это не плел закулисные интриги. Это было противно его натуре! В случае конфликта он сразу взрывался и высказывал в лицо все, что думал. Чем порой сильно вредил самому себе. Нуреев не понимал: бунтарские шестидесятые давно миновали. То, что импонировало публике в молодом бесприютном беглеце, начинающем танцовщике, теперь, после того как он полностью творчески состоялся, постарел и заматерел – уже отвращало. То, что в шестидесятые казалось вызовом загнивающему буржуазному обществу, теперь воспринималось как откровенное хамство и чванство.
Несмотря на то что отношение в Парижском балете к Нурееву было сложным, по прошествии нескольких лет стало ясно, что он сумел превратить довольно разнородную труппу Гранд-опера в первоклассную, отличающуюся высоким профессионализмом. «Я глубоко уважаю сделанное им для театра, – писал хореограф Джером Роббинс об этой работе Рудольфа Нуреева. – Он вытащил труппу из депрессии и научил ее соблюдать дисциплину, поставил определенную цель. Он был искренне заинтересован в балете и артистах и действительно создал хорошую, профессиональную труппу»[81]. Одним из наглядных результатов его работы стали в 1986 году гастроли театра в Америке, которых не было с 1948 года. Турне стало триумфальным, что подтвердило высочайший уровень труппы, достигнутый усилиями Рудольфа Нуреева.
Из работ этого периода особо стоит упомянуть балет «Золушка» на музыку Сергея Прокофьева. Нуреевское либретто лишь слегка напоминало старинную сказку Шарля Перро. Ведь сейчас, говоря «история Золушки», мы имеем в виду не свадьбу с принцем, а неожиданное восхождение к успеху. Вот об этом и поставил свой балет Нуреев. Он решительно перенес действие в 20–30-е годы XX века и оформил балет в соответствующем стиле. Он считал, что такая стилистика больше соответствует музыке Прокофьева – нервной, современной. Хотя, конечно, это спорный вопрос: насколько «советская» музыка Прокофьева соответствует стилистике времен Великой депрессии.
По версии Нуреева, дело происходит в Голливуде. Он воспользовался возможностью показать на сцене множество легендарных кинематографических образов. Золушка и ее сестры страстно желают не выйти замуж за принца, а стать кинозвездами. Вместо короля – продюсер. Претендентки танцуют, показывают себя, демонстрируя свои таланты, но только одна из сестер – прекрасная Золушка – становится богиней экрана.
В США постановку приняли прохладно. Возможно, причина была в том, что для американцев довоенные годы – это эра джаза. А в музыке Прокофьева никаких джазовых мотивов нет и в помине.
Зато во Франции необычная постановка Рудольфа Нуреева имела огромный успех! Балет был специально поставлен для Сильви Гильем – одной из звезд французского балета, получившей известность во многом благодаря Нурееву.
Скандал с Бежаром
В начале 1986 года Парижская опера анонсировала новую изысканную программу спектаклей – «Бежаровские вечера». Вечера состояли из множества коротких балетов, в первый вечер шли «Весна священная», «Соната для троих» по мотивам одноактной пьесы Сартра, известной как «Ад» или «За закрытыми дверями», и нового балета «Арепо». «Арепо» – это слово «опера», прочтенное наоборот. Бежар постарался посредством танца высмеять закулисные интриги в Гранд-опера.
Успех был огромным! Морис Бежар вышел на поклоны, взял микрофон и объявил: «От всего сердца благодарю дирекцию балетной труппы, которая позволила мне сегодня объявить о рождении двух новых звезд – Эрика Вю-Ана и Манюэля Легри».
Тут надо уточнить, что это для нас выражение «звезда балета» – не более чем красивая похвала, признание заслуг со стороны зрителя. В Парижской национальной опере «звезда» или «этуаль» – вполне официальное звание, вершина иерархического статуса танцовщиков. Оно было введено в конце тридцатых годов, и первой женщиной, возведенной в ранг «этуали», была Соланж Шварц (1938), а первым мужчиной – Серж Перетти (1941).
Молодые номинанты ошалели от счастья, публика начала их бурно приветствовать, не зная, что никакого официального решения на этот счет принято не было, а Вю-Ан и Легри считались «исполнителями второстепенных ролей». Нуреев страшно разозлился и оценил произошедшее как «первоапрельскую шутку».
Свидетелями скандала стали многие журналисты и телевизионщики. Нуреев твердил что-то о «государственном перевороте», имея в виду сделанное без его ведома назначение. Бежар утверждал, что договоренность была, он получил устное согласие Нуреева и вовсе не собирался покушаться на его полномочия.
– Я попросил номинации для этих двух артистов. – Рассказывал Бежар журналистам. – Он мне ответил: „Do what you want!“ – „Делай что хочешь“».
В конце концов в газетах появилось сообщение, что назначение Вю-Ана и Легри признано недействительным.
Разозленный Бежар обрушился на Нуреева с критикой, причем с телеэкрана. «Фантом Оперы существует, – говорил он. – У него ввалившиеся щеки, блуждающий взгляд, кепка на голове. Он не часто бывает там, но когда приходит, то только чтобы сделать какое-нибудь гадкое действие или плохой балет. […] В Опере он уничтожил надежду, уничтожил молодость, красоту. Я обвиняю господина Нуреева в том, что в течение трех лет он проводит политику против великого традиционного французского танца… И я пришел сегодня, чтобы потребовать у него сойти с этой сцены. Я пришел сказать пришельцу, чтобы он убирался. Прощайте, господин Нуреев!»[82]
Все опешили. Обычно великий Бежар был куда более миролюбив и подобных выпадов себе не позволял.
А Бежар этим не ограничился! Он опубликовал в «Фигаро» письмо, в котором обличал деятельность главы балетной труппы Гранд-опера, не называя его имени. «Танцовщик, столь заслуженный, каким он был ранее, не способен, подойдя к концу своей карьеры, управлять танцевальной труппой, а тем более ставить балеты», – утверждал он. Что самое обидное, это письмо подписал также Ролан Пети, долгие годы считавшийся другом Нуреева, но тоже несправедливо им обиженный за балет «Собор Парижской Богоматери».
А что же Нуреев? Вспыльчивый, злой, гневливый Нуреев – промолчал. Возможно, у него уже не было сил на ссоры и драки. Те силы, что остались, он хотел потратить на работу, исключительно на работу. К тому же в это время в Торонто умирал от рака Эрик Брун. Поэтому вместо того, чтобы позировать перед камерами и что-то отвечать Бежару, Нуреев вылетел в Канаду, чтобы проститься с другом.
Скандал кончился ничем. Нурееву продлили контракт на посту директора Оперы, и он возобновил исполнение бежаровских «Песен странствующего подмастерья», словно ничего и не случилось.
Обиженный Эрик Вю-Ан ушел из Оперы, что не помешало ему сделать карьеру и стать обладателем ряда балетных премий и государственных наград; а Манюэль Легри остался и, как оказалось, поступил правильно.
Молодые звезды
Конечно, утверждая, что Нуреев «уничтожил надежду, уничтожил молодость, красоту», Бежар был совершенно неправ. Нуреевым, без страха ломавшим привычные рамки, было выращено целое поколение великолепных артистов балета. Про некоторых стоит рассказать особо.
Манюэль Легри очень рано окончил Школу балета Парижской оперы и в шестнадцать лет уже был принят в кордебалет. В двадцать лет он получил первую золотую медаль на международном конкурсе в Японии. Потом были другие награды… Но высший статус солиста балета Манюэль Легри получил в июле того же 1986 года, в начале которого его этого статуса так обидно лишили. Справедливость восторжествовала после выступления Легри в партии Жана де Бриена в «Раймонде» во время гастролей парижан в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. В декабре 2000 года Манюэлю Легри была вручена премия Нижинского.
Элизабет Платель родилась в Париже в 1959 году в семье, далекой от артистического мира. Окончив Парижскую консерваторию и балетное училище Парижской оперы, она поступила в кордебалет и стала быстро подниматься со ступеньки на ступеньку. Когда Рудольф Нуреев был в 1981 году приглашен в Парижскую оперу для постановки своей версии балета «Дон Кихот», он выбрал Платель для исполнения партии повелительницы дриад.