Сразу после спектакля Рудольф Нуреев отправился в больницу, понимая, что из нее ему уже не выйти. Силы быстро покидали его, и он часто спрашивал врачей: «Мне конец?» – а те не решались сказать ему правду. По правде говоря, они считали чудом уже то, что он умудрился прожить столько лет с вирусом в крови. Говорят, что характер его в те дни изменился, он больше не спорил ни с кем, не дерзил, послушно выполняя все просьбы и требования ухаживавших за ним людей.
Похороны
Рудольф Нуреев умер 6 января 1993 года в возрасте 54 лет.
Гроб с его телом был выставлен в фойе Гранд-опера. Фойе утопало в белых хризантемах – символе смерти у русских декадентов. Нуреев лежал в гробу в строгом черном костюме и в восточной чалме.
Было проведено две заупокойных службы: по мусульманскому и по православному обряду. Незадолго до смерти Нуреев принял православие.
Друзья и коллеги покойного читали стихи Пушкина и Байрона, Гёте и Рембо. Нинель Кургапкина прочла строки из «Евгения Онегина». Потом до катафалка гроб на руках отнесли ведущие танцовщики театра.
Нуреев завещал похоронить себя на русском эмигрантском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа недалеко от могилы выдающегося русского режиссера Андрея Тарковского.
Выбирая участок Нуреев позаботился, чтобы он располагался как можно дальше от могилы Сержа Лифаря, которого он терпеть не мог. Несколько по-детски и очень в духе Нуреева. Но судьба посмеялась: могилы Лифаря и Нуреева хоть и расположены в разных концах кладбища, но на одной аллее.
Надгробие танцовщика великолепно, без сомнения, это произведение искусства. Оно изображает чемодан или дорожный сундук, накрытый восточным ковром – красочным, ярким, собранным из многоцветной мозаики. Автором этого необычного надгробия стал Эцио Фриджерио, работавший и над «Баядеркой» – последним балетом Нуреева.
Смерть Рудольфа Нуреева породила множество слухов. Вплоть до того, что в гробу не было тела – его якобы похитили фанатичные поклонники. Вторая легенда гласит, что если сфотографировать могилу Нуреева, то с большой долей вероятности над цветастым ковром будет видно висящее светлое пятно – мерцающий, фосфоресцирующий шар. Мистики утверждают, что это неуспокоившийся дух артиста проявляет себя.
Наследство и наследие
Деньгами Нуреева еще при его жизни управляли два трастовых фонда, один в Лихтенштейне, другой – в Чикаго. Цель их создания была самая прозаичная – уйти от налогов. Делами Нуреева ведал Барри Вайнштейн, его адвокат на протяжении двадцати лет и специалист по налогообложению.
Нуреев оставил имущество и денежные вклады в Италии, Лихтенштейне, Франции, в Монако, на Карибах и в США. Его состояние оценивалось примерно в 25–30 миллионов долларов. Именно – примерно! Он так не хотел платить налоги, так старался уйти от них, изобретал такие сложные схемы вложения средств, что после его кончины невозможно было подсчитать, сколько же на самом деле у него денег и действительно ли его наследство так велико, как предполагалось. «После того, как умру, – говорил Нуреев, – пройдет немало времени, прежде чем они разберутся с моим наследством»[102]. Об этом вспоминал Шарль Жюд, этуаль Парижской оперы и близкий друг Нуреева.
Незадолго до смерти Нуреева Барри Вайнштейн составил для него завещание, согласно которому основными наследниками танцовщика стали именно вышеупомянутые два фонда. Им должны были отойти миллионы долларов, в то время как родне – сотни или десятки тысяч.
Вайнштейн был опытным адвокатом, но от искусства он был далек, и составляя завещание и видя себя распорядителем имущества Нуреева, он позаботился в первую очередь о том, чтобы ему самому было удобно вести дела.
Получив право распоряжаться имуществом Нуреева, фонды не стали организовывать музей, они решили все это имущество распродать.
Квартира Нуреева в красивейшем жилом доме «Дакота», выстроенном в стиле неоренессанс с видом на Центральный парк Нью-Йорка, была набита всевозможными редкостями. Там Рудольф прожил более десяти лет, там он принимал Марго Фонтейн, Леонарда Бернстайна, Джерома Роббинса, Жаклин Кеннеди… Там он хранил бесчисленные гравюры и статуэтки, изображавшие обнаженных мужчин, и восточные ковры – некоторые даже не распаковав. Другие его дома были обставлены и декорированы не менее роскошно и точно так же набиты всевозможными редкостями. Теперь все это предстояло обратить в деньги.
Однако возникло препятствие.
Налицо было противоречие: с одной стороны, родственники Нуреева, в свое время серьезно пострадавшие из-за его побега за границу; с другой стороны, руководство фондов, распоряжавшихся имуществом почившего танцовщика. У каждой из сторон была своя правда.
По завещанию Нуреева его родственникам полагались следующие выплаты: по двести тысяч долларов сестрам и одной из племянниц, а всем остальным племянникам и внучатым племянникам – по пятьдесят тысяч. Кроме того, Роза и Гюзель имели право бесплатно проживать в приобретенных им небольших квартирах, а еще Европейский фонд должен был оплатить все расходы по эмиграции его родственников в США и расходы по их образованию[103].
Все остальное должно пойти на «развитие балетного искусства»: на лечение и стажировки артистов балета, на поддержку фестивалей современного танца, на новые постановки, на проведение международных семинаров, посвященных творчеству Нуреева.
Увы, все сразу пошло не так, как планировалось!
Уфимские родственники от эмиграции отказались, мотивировав это тем, что даже английского языка не знают. К тому же злую роль сыграло и то, что никто из его родни не видел Нуреева на сцене в период его расцвета, для них он остался «предателем Родины».
Тогда фонды предложили им небольшую компенсацию… тридцать пять тысяч долларов. В начале девяностых за такую сумму даже нельзя было купить приличную квартиру в Петербурге. К тому же его бегство из СССР доставило всей семье столько неприятностей, стыда и страха, что теперь, после смерти Рудольфа, они были вправе рассчитывать на возмещение за перенесенные страдания. После переговоров размер компенсации был увеличен до ста тысяч долларов.
К тому же завещание Рудольфа Нуреева сильно расстроило его сестру Розу и племянницу Гюзель. Посчитав, что он подписал его, будучи уже слишком слабым и не совсем в здравом рассудке, они подали судебный иск.
Руководство фондов с иском не согласилось. Там полагали, что Нуреев выделил семье достаточные средства, а кроме того – некоторую недвижимость. И что этого хватит!
Семья Нуреевых вряд ли добилась бы чего-то, если бы не помощь близкого друга Рудольфа – Армен Бали. Армянка по происхождению, она родилась в Маньчжурии и получила хорошее образование, в которое входили и бальные танцы. Переехав в Сан-Франциско, она открыла ресторан «Бали», оформленный в китайском стиле. Этот ресторан, уже, к сожалению, закрывшийся, стал излюбленным местом встреч танцовщиков русского балета. Армен Бали находилась в самых теплых и дружеских отношениях с Марго Фонтейн, Бетси Эриксон, Натальей Макаровой, Михаилом Барышниковым, а также с Уильямом Сарояном.
Армен Бали познакомилась с Рудольфом Нуреевым в 1967 году после его первого выступления в Сан-Франциско и пригласила его к себе в ресторан. Нуреев пришел в восторг и от кухни, и от радушного обслуживания. «Я продаю свои танцы, а ты – свои блюда из барашка. И то и другое великолепно», – шутил он.
Вот что пишет об Армен Бали, биограф Нуреева, Диана Солуэй: «Низкорослая, полная и добродушная болтушка Бали, наделенная такой участливой теплотой, которая внушала чувство умиротворения даже незнакомым, была одной из самых колоритных фигур Сан-Франциско». Нуреева она очень любила, специально для него готовила его любимые блюда, могла приехать за ним, если ему случалось загулять, и потом сидела у его постели, пока он не уснет. Взбудораженный после выступлений артист засыпал с большим трудом.
Нуреев платил ей ответной любовью. Когда в 1983 году погиб в автокатастрофе сын Армен Бали – писатель Артур Бальянц, Нуреев бросил все свои дела и поспешил к Армен. Начиная с этого времени Армен начала считать Рудольфа своим вторым сыном. Дочь Армен – Джанет Этередж вместе с несколькими другими подругами ухаживала за Нуреевым в последние месяцы его жизни. Впоследствии Джанет Этередж была избрана председателем «Американского фонда Нуреева», но будучи непрофессионалом в юриспруденции, она мало что могла сделать против матерых адвокатов Нуреева.
По своей собственной инициативе эти женщины приняли участие и в судьбе переехавших в США родственников Нуреева. Они обе были хорошо знакомы с волчьими законами делового мира и не покупались на красивые слова о «наследии великого артиста». Они прекрасно понимали, что когда речь идет о больших деньгах, то каждый в первую очередь хочет погреть руки. Для восточной женщины – Армен Бали – семья значила много, и поэтому она решила защитить интересы сестер и племянников Рудольфа.
Армен Бали сумела понять их чувства. В результате долгой судебной тяжбы Европейский фонд Рудольфа Нуреева выплатил Гузель и Розе 1 миллион 800 тысяч евро. А еще им досталась его квартира близ Монте-Карло. Ныне родственники Нуреева ведут тихую и совершенно обычную жизнь.
Судебное разбирательство длилось два года. По окончании этого срока имущество Рудольфа Нуреева были распродано с аукциона Кристи. Таймс опубликовал рекламу этого аукциона «Потанцуйте дома с любимой вещью Нуреева!». Слоган был подобран правильно, и спустя несколько недель здание Кристи штурмовала толпа поклонников покойного танцовщика. Считается, что там было не менее пятидесяти тысяч человек.
С молотка пошли не только картины и гобелены, продавалось все, даже его личные вещи: знаменитый пиджак из змеиной кожи, стоптанные балетные туфли, его балетные костюмы.
Особенно много оказалось именно балетных туфель, подчас совершенно сношенных, многократно подклеенных и залатанных. Нуреев не переносил расставания с привычной балетной обувью и трудно привыкал к