Это невинное стремление украсить свою жизнь вызывало у старшего поколения резкое осуждение. «Правильные» комсомольцы подвергали стиляг настоящей травле: могли напасть прямо на улице, порезать модные брюки, а девушек даже остричь наголо. Но именно в этой среде у Нуреева образовалась многочисленная группа поклонников еще со времен ученических спектаклей.
Сам Нуреев коллекционировал пластинки как с классической музыкой, так и с современной, и собирал репродукции живописных полотен, увлекался импрессионистами и даже современными мастерами, творчество которых в СССР считалось «агрессией против искусства».
Восходящая звезда
Пробиться в солисты на балетной сцене нелегко. После окончания школы выпускник попадает в кордебалет – corps de ballet по-французски, «тело балета». Следующая ступень – это корифеи. В обычной речи «корифей» – это большой мастер, но для балета это всего лишь крохотный шажок вверх по иерархической лестнице. Далее – вторые солисты, первые солисты, ведущие солисты, и, наконец, балерины и премьеры.
Молодым танцовщикам подолгу приходится выступать в «шестерках», в «восьмерках»… Но карьера Нуреева развивалась быстро. Даже стремительно!
Уже в 1958 году двадцатилетний Нуреев участвовал в конкурсе артистов балета в Москве. С партнершей Аллой Сизовой он показал па-де-де[23] из балета «Корсар», в создании которого участвовали сразу несколько композиторов: Адольф Адан, Лео Делиб, Рикардо Дриго, Цезарь Пуни и Петр Ольденбургский. Это романтический балет – наполненная приключениями история любви корсара Конрада и невольницы из сераля Медоры.
Затем уже один Нуреев продемонстрировал комиссии мужскую вариацию из этого же балета – мужественную, даже немного резкую, контрастировавшую с лиричным па-де-де. К счастью для нас, это выступление было запечатлено на кинопленке. До сих пор та старая запись производит потрясающее впечатление: Нуреев взмывает в воздух в необычных варварских прыжках с поджатыми ногами и, кажется, на мгновение зависает в нескольких метрах от пола.
Хорошо знавший Нуреева Никита Долгушин – великолепный балетный танцовщик, народный артист СССР, в одном из интервью вспоминал, что все выпускники Александра Пушкина танцевали очень хорошо. Безукоризненно. Но только Нуреев танцевал необыкновенно, и очень плохо с точки зрения техники. Сказывалось его позднее поступление в училище. Эта смесь необыкновенного темперамента, дикой природной грации, желание танцевать и неидеальной техники производила впечатление дикое, но удивительно прекрасное, незабываемое. А кроме того, у Нуреева было ярко выражено качество, дотоле советским людям незнакомое, – сексуальность. Само слово «секс» в Советском Союзе было мало известно и считалось неприличным. Советские артисты, звезды экрана и сцены были хороши собой, техничны, грациозны, уверены в завтрашнем дне и руководящей роли Коммунистической партии, но при этом совершенно лишены того магнетического обаяния, которое действует не на головной, а на спинной мозг человека. А у Нуреева это качество присутствовало в избытке. И недостатки техники его только подчеркивали.
Но, увы, именно недостатки в технике всю жизнь приводили к тому, что у Нуреева было множество травм. Но каждый раз он пересиливал боль и выходил на сцену. Поклонники теперь приходили в Кировский специально «на Нуреева» и восхищались его танцем.
Его первой постоянной партнершей была чудесная, легкая и грациозная Алла Сизова, прозванная «летающей». Тогда, в 19 лет, она очень старалась все сделать правильно, и академизм ее танца ярко контрастировал с буйством Нуреева. Их отношения вне сцены складывались крайне тяжело, и причиной опять же был злой характер Нуреева: «Не забывай, твой народ триста лет жил под татарским игом», – говорил он, утверждая, что именно он главный в их танце.
Напрасно администрация театра пыталась их поженить, Рудольфу Алла не нравилась. И он ей тоже. Они прекрасно дополняли друг друга как партнеры в танце, но свободное время предпочитали проводить порознь.
К тому времени у Рудольфа был роман со смешливой красавицей кубинкой Менией Мартинес, которую он называл на русский лад «Меньюшкой». Она тоже училась в хореографическом училище, но кроме того записывала на пластинки кубинские песни и выступала вместе с джазовым октетом.
Мения Мартинес вспоминала, что их считали женихом и невестой. Они действительно были неразлучны. Прекрасно общались, проводили вместе много времени, даже целовались, но дальше этого дело не заходило. Для латиноамериканки Мении, воспитанной в строгих традициях, интимные отношения были возможны только в браке. Рудольф понимал и уважал это, платонические отношения устраивали обоих.
Летом 1959 года Мения вернулась на Кубу. Расставание стало для Рудольфа настоящей драмой. Пропустив репетицию в театре, он доехал с любимой до Москвы, проводил ее в аэропорт. Мения вспоминала, что он от избытка чувств расплакался.
Потом они еще встречались: на международном фестивале молодежи в Вене в 1959 году, а потом в 1966-м в Париже, потом в Мантуе. Нуреев был не прочь возобновить отношения, даже делал ей предложение, но Мения отказалась: она признавалась, что в глубине души побаивалась Рудольфа.
Нежные чувства вызывала у Нуреева и девушка по имени Тамара. Она ему нравилась. «Может быть даже я ее любил» – признавался он. Это была Тамара Закржевская – заядлая театралка и балетоманка, студентка филологического факультету ЛГУ. По ее собственному признанию, каждый вечер она проводила в Кировском театре, переслушала все оперы, пересмотрела все балеты. Невероятная энергетика Нуреева покорила ее!
Они случайно встретились в вестибюле театра возле касс, и Тамара была поражена: Нуреев, казавшийся на сцене высоким и мускулистым, в жизни был среднего роста и субтильным. Выглядел он моложе своих лет.
Молодые люди стали встречаться. У них находилось много общих тем: говорили о балете, о музыке, театре, изобразительном искусстве, литературе.
Тамара вспоминала, что Рудольф обожал Баха, любил импрессионистов, особенно Ван Гога. Его живо интересовали стихи поэтов Серебряного века, которые в СССР не издавались. Тамара доставала для него букинистические томики Северянина, Гумилёва, Максимилиана Волошина. Впоследствии Тамара Закржевская – автор-составитель книги о Нурееве, организатор многочисленных выставок памяти Рудольфа Нуреева – писала о том, как поразили Рудольфа стихи мало кому в СССР тогда известного Константина Бальмонта:
Ты хочешь быть бессмертным, мировым?
Промчись, как гром, с пожаром и с дождями.
Восторжествуй над мертвым и живым,
Люби себя – бездонно, ненасытно,
Пусть будет символ твой – огонь и дым.
В борьбе стихий содружество их слитно,
Соедини их двойственность в себе,
И будет тень твоя в веках гранитна.
– Это написано обо мне! – уверено заявил Нуреев.
Жилплощадь!
Поступив в училище, Нуреев поселился в одной комнате с двадцатью другими юношами. Жить в перенаселенной коммуналке для него было не впервой, и он умел отстоять свою территорию. Соседи по комнате страдали от его буйного нрава. «Характер у него был ужасный. С самого начала. Он умел всех настроить против себя: все его не любили, все!»[24] – с горечью вспоминала балерина Нинель Кургапкина.
Затем администрация театра, признавая талант молодых артистов, выказала немыслимую щедрость: предоставила Рудольфу и его партнерше Алле Сизовой по комнате в двухкомнатной коммунальной квартире. О, сколько молодых танцовщиков об этом мечтали, а Рудольф получил! Конечно, это только обострило зависть и неприязнь коллег.
Но Рудольф в своей комнате почти не жил: он поселил там приехавшую из Уфы сестру Розу, а сам перебрался к Пушкину. Поводом стала серьезная травма – разрыв связки, которую Нуреев получил после первого представления «Лауренсии». Он воспринял произошедшее крайне болезненно: «Это была для меня абсолютная катастрофа. Я знал, что очень часто мускульные повреждения такого рода могут оказаться неизлечимыми полностью. И я почувствовал уверенность, что вся моя карьера окончена. Мысль, что можно поправиться после такого тяжелого повреждения, даже не приходила мне в голову. Это было концом, и мне казалось, что лучше бы я умер»[25].
По правилам такая травма требовала долгого лечения, а это могло оборвать карьеру Нуреева. Пушкин помог ему начать репетиции уже через месяц, хоть нога и сильно болела.
Нуреев вспоминал: «Квартира Пушкина расположена во дворе балетной школы; через 20 минут после пробуждения я уже мог быть на репетиции или на уроке. Их дом всегда был полон друзьями, живым беспорядком. Многие танцовщики Кировского театра имеют большие просторные квартиры, но, оставаясь в них более, чем полчаса, я никогда не чувствовал себя так хорошо.
В квартире Пушкина, которая обставлена мебелью красного дерева и вся она в светлых тонах, каждый чувствовал себя так, что не хотелось уходить. Все танцовщики и хореографы побывали в этой комнате на чашке чая или оставались там на ночь. Это был дружеский, защищенный маленький остров, где действительно имела значение только одна-единственная вещь – это балет»[26].
«Лауренсия»
Театральный дебют Нуреева в «Лауренсии» вызвал восторг, какой редко выпадает на долю начинающего артиста. Рудольф исполнял героическую партию Фрондосо, которую до него танцевал великий Вахтанг Чабукиани[27], к тому времени уже уехавший из Ленинграда в Тбилиси. Переиграть, или хотя бы станцевать ненамного хуже этого прославленного артиста, было делом нелегким.
«Лауренсия» – балет советского композитора Александра Крейна по драме Лопе де Вега «Овечий источник» («Фуэнте Овехуна»), речь в которой идет о борьбе кастильских крестьян против бесчеловечной власти помещиков. Для балета пьесу пришлось подсократить, выкинув некоторые сюжетные линии и подробности. Итак: селением Фуэнте Овехуна владеет жестокий и похотливый командор, злоупотребляющий правом первой ночи. Ему приглянулась крестьянская девушка Лауренсия, но она любит молодого крестьянина Фрондосо и не собирается отвечать на чувства командора. Тот настаивает и однажды, повстречав Лауренсию в лесу, пытается ее изнасиловать. Спасает возлюбленную Фрондосо, угрожая командору отнятым у него же арбалетом. Подобное не может быть прощено: Лауренсию и Фрондосо бросают в тюрьму. Затем избитую крестьянку отпускают, а вот Фрондосо грозит смерть. Но Лауренсия поднимает крестьян, они идут на приступ и захватывают замок. Командор погибает. О восстании доходят вести до короля. Следует строгое судебное разбирательство, но в итоге крестьян признают невиновными.