Самым желанным было приглашение на ежегодный рождественский праздник Ротшильдов для двадцати близких друзей, который Рудольф посещал при любой возможности. Пребывание в Ферьере, вспоминал один из гостей, «было таким роскошным — ванные, кружевные простыни, горничные, все было великолепно». От каждого гостя требовался подарок, и, по словам дизайнера Оскара де ла Рента, «если Мари-Элен не нравилась обертка, потому что она не гармонировала с ее нарядом, она требовала развернуть подарок». После обеда все собирались в салоне вокруг огромной елки для вручения рождественских подарков, причем церемония длилась часами, так как Мари-Элен настаивала, чтобы их открывали один за другим. «Рудольф любил, чтобы я дарила подарки самой себе, — вспоминала она, — и сам начал делать то же самое».
И не только на Рождество. В Турции он накупал «кучу» килимов, в Японии — «сотни» оби, храня их словно деньги. «Вы — единственный русский бедуин, которого я знаю», — однажды сказала ему иорданская принцесса Фирьял. Рудольф являл собой причудливую смесь противоположных качеств: с одной стороны он оставался человеком, обязанным всем самому себе, который редко брал на себя оплату счета и всегда ворчал из-за расходов на прислугу, с другой же — с радостью тратил деньги, иногда крупные суммы, на шелка, мебель, гобелены, редкие карты. «Это еще один аспект его натуры, — объясняла Линн Сеймур. — Он любил смотреть на красивые вещи».
После выступлений, поздно ночью, Рудольф ходил рассматривать витрины магазинов в поисках антиквариата; его часто сопровождала новая приятельница, модный лондонский декоратор Тесса Кеннеди. «Я водила его в магазин, где продавались ковры со всего мира, обычно наборами по пятьдесят штук. Поэтому каждый из нас брал себе двадцать пять. У него хранились миллионы ковров под всеми кроватями». Энергичная и предприимчивая, с ярко-голубыми глазами и светлыми волосами, обрамлявшими круглое лицо, Кеннеди с детства была в центре внимания. Наследница состояния югославского судостроителя, она и ее сестра-близнец прославились в двухлетнем возрасте, став первыми близнецами, которые перелетели Атлантический океан на самолете. В 1958 году газеты всего мира писали о «беглой наследнице», когда Тесса в восемнадцатилетнем возрасте сбежала с «нищим» художником Домиником Элвесом, племянником Нэнси Митфорд, на Кубу. Там она познакомилось с Эрнестом Хемингуэем и подружилась с легендарным мафиозо Мейером Лански. Так как Тесса еще не достигла совершеннолетия, отец отдал ее под опеку суда, а Элвес заработал месяц тюремного заключения. Он покончил с собой в 1975 году; к тому времени Кеннеди вышла замуж за американского кинопродюсера Эллиота Кастнера, отца двух из ее пятерых детей. Познакомившись с Рудольфом, она уже располагала клиентурой, включавшей короля Хусейна, Ричарда Бартона и Ставроса Ниархоса, для которого проектировала интерьер его новой яхты. Чувство юмора и авантюризм Кеннеди привлекали Рудольфа, который расслаблялся в ее обществе. Кеннеди, в свою очередь, смотрела на него как на «брата — понимающего, преданного и разумного».
За исключением Эрика и Найджела Гослинга, наиболее продолжительные отношения Рудольф поддерживал с женщинами. Джейн Херман признает, что их взаимоотношения были сугубо симбиотическими и основывались на ценности, которую они представляли друг для друга. С кончиной организации Юрока, последовавшей за его смертью в 1974 году, театр «Метрополитен-опера» нанял Херман в качестве собственного импресарио. «Ромео и Джульетта» Нуреева были ее первым проектом. «Я занимала положение, при котором он мог хорошо мною пользоваться, и в первые десять лет наших отношений это было взаимным. Имея Рудольфа на сцене, я продавала все места в зале. Но мне приходилось строить жизнь в соответствии с его постоянными требованиями. Он мог позвонить в театр и сказать: «Почему у меня в доме нет туалетной бумаги?» или «Пришлите мне уборщицу». Хоть я и обожала его, но думала: «Слава Богу, это всего на три недели». Рудольф почти с первого дня ожидал, что я буду ходить с ним на обеды, в кино, по магазинам. Если его желания не выполняли, он просто обращался к кому-то другому. Поэтому приходилось выбирать: либо подчиниться ради того, чтобы сохранить взаимоотношения, что я и сделала, либо отказать и прервать их, покуда ему не понадобится еще что-нибудь».
Несмотря на преданность, которую он требовал и получал, Рудольф боялся оказаться под каблуком, что было одной из причин, по которым он предпочитал компанию пожилых богатых женщин. Они не только потакали ему, но и не испытывали к нему сексуального влечения — по крайней мере, он так считал. Это не мешало ему флиртовать с ними, хотя когда они реагировали слишком охотно, он беспокоился, что они неверно истолковали его намерения. «Он смертельно боялся, что кто-то из нас поставит его в неловкое положение, — вспоминает Херман. — Ему казалось, что любая женщина, испытывающая к нему привязанность, непременно умирает от желания лечь с ним в постель».
Одной из приятельниц, лелеящих подобные надежды, была Дус Франсуа, хорошенькая темноволосая чилийская богатая наследница, которая, как говорили, настолько сходила с ума по Рудольфу, что коротко остригла волосы, дабы придать себе мальчишеский облик. Общительная и веселая Дус была племянницей покойного Артуро Лопеса-Уиллшо, сказочно богатого чилийского гомосексуалиста. Лопес женился на своей кузине, Патрисии Лопес де Уиси, тетке Дус, и жил с ней в «его маленьком Версале» в Нейи, поселив своего бойфренда Алексиса де Реде в апартаменты в Отель-Ламбер. Видный законодатель мод того периода де Реде был ближайшим другом Мари-Элен де Ротшильд, поэтому даже когда Ротшильды купили Отель-Ламбер, ему позволили там оставаться. Артуро Лопес был большим поклонником Раймундо де Ларрена, давнего бойфренда Дус. После распада балетной труппы де Куэваса де Ларрен сформировал собственную труппу, спонсором которой стала Жаклин де Рибс. Когда спустя два года виконтесса больше не могла себе позволить спонсировать балетную труппу, Раймундо начал фотографировать знаменитостей для «Вог» и других журналов. Именно он познакомил Дус с Рудольфом. Дус любила балет и хотела принадлежать к блистательному миру Раймундо. «Она была безумно влюблена в него, и одно время он даже хотел на ней жениться, — вспоминает Жаклин де Рибс, долговременная наперсница Раймундо, — Он думал, что у нее много денег». После разрыва с Дус в 70-х годах сорокадвухлетний Раймундо шокировал всех своих друзей, женившись на бывшей «тетушке Маргарет» — маркизе де Куэвас — восьмидесятилетней эксцентричной особе. (Его приятельница Клара Сент вспоминает, как маркиза покрывала лицо белой пастой, которая трескалась, когда она говорила, и подкрашивала глаза, пока они не начинали походить на два синяка.)
По мнению многих приятелей, дружба Дус с Рудольфом позволяла ей продолжать ту жизнь, которую она вела с Раймундо. «Рудольф вносил разнообразие в ее существование, водил по разным местам, знакомил с интересными людьми», — вспоминает Фирьял. В свою очередь, Дус вознаграждала Рудольфа, полностью посвятив себя его требованиям, выполняя всевозможные поручения, что делало его жизнь более легкой, а ее — более осмысленной. «Не было никаких сомнений, что она влюблена в него, — говорит Джейн Херман, и это утверждение повторяли многие их друзья. — Она хотела жить с ним и знала, что он может увлечься женщиной». Как и многие женщины, влюбленные в мужчин-гомосексуалистов, Дус обманывала себя, внушая, будто может пробудить в Рудольфе влечение к ней. Но чем больше она старалась и чем более настойчивой становилась, тем сильнее его отпугивала. «Дус не дает мне дышать», — жаловался Рудольф Джейми Уайету. Луиджи Пиньотти вспоминает, что Дус следовала за Рудольфом даже в ванную. «Она никогда не понимала Рудольфа и слишком давила на него». Даже ее друг Алексис де Реде признает, что «Дус иногда слишком походила на нянюшку».
В отместку Рудольф распекал ее в присутствии друзей или месяцами отказывался разговаривать с ней. «С Дус покончено», — заявил он в итоге. Мари-Элен де Ротшильд попыталась их помирить. «Она говорила ему: «Вы должны быть добрее к женщине, которая целиком посвятила себя вам», — вспоминает Жаклин де Рибс, добавляя: — Дус была мазохисткой». Однажды Дус везла Рудольфа на репетицию в Пале-Гарнье, когда он внезапно потерял терпение и выскочил из машины, остановившейся на красный свет. Однако Дус продолжала ехать рядом с ним, прося его вернуться в автомобиль. Этот инцидент явился метафорой их отношений: Рудольф, идущий сам по себе, и Дус, следующая за ним, умоляя положиться на нее. «Он обращался с ней как с низкооплачиваемой, переутомленной секретаршей, — утверждает дирижер Джон Ланчбери. — А ей это нравилось, и она терпела все оскорбления».
Готовность Рудольфа позволять Дус и другим обслуживать его заставляла друзей бранить его за эксплуататорские привычки. «Он хорошо понимал разницу между равными себе и своими рабами, — вспоминает принцесса Фирьял. — Ему казалось, что если они сами хотят его обслуживать, то почему бы им это не позволить. Как-то я пригласила его на обед и спросила: «Сколько рабов вы приведете?» А он ответил: «Вы несправедливы к моим рабам. Они ничего бы не делали для меня, если бы сами этого не хотели. Я пользуюсь ими, покуда они мне это позволяют».
Любая дружба с Рудольфом могла возникнуть только при понимании, как высоко он ценит свою свободу. «Он не хотел никому принадлежать», — вспоминает Луиджи Пиньотти. Однако из-за способности Рудольфа заставлять каждого из своих друзей чувствовать, будто он или она являются самыми важными персонами в его жизни, они, естественно, возмущались необходимостью делить его друг с другом. Конечно, им льстило быть необходимыми такому знаменитому и интересному человеку, как Нуреев, но, как отмечала Тесса Кеннеди, «многие женщины ревновали его друг к другу, что он ненавидел». Это не вполне соответствовало действительности. Несмотря на поразительный талант изолировать свою жизнь, Рудольф получал удовольствие, возбуждая ревность среди самых преданных друзей, и цеплялся за любую возможность драматизировать окружающую действительность. Он любил натравливать их друг на друга и подвергать их преданность испытанию. «Если Рудольф знал, что Дус хочет отправиться в Ла Тюрби, он приглашал кого-то еще, чтобы вызвать у нее ревность», — говорит один из старых друзей. Зная, что Лилиан Либман и Джейн Херман стремятся получить эксклюзивные права на него, Рудольф иногда приглашал обеих пообедать с ним в Нью-Йорке. Либман, бывшая секретарша Стравинского и рекламный агент Юрока, работала на нидерландскую организацию, которая продюсировала сезон «Нуреев и друзья» на Бродвее. По словам Херман, «он любил устраивать битвы между двумя бабами, соперничавшими из-за его внимания».