Зная, что Настасья Кински обладает «подлинно романтическим идеями насчет Нуреева», Тобак надеялся воплотить их на экране. Рудольфу нравилась Кински, но, когда Тобак попытался поощрить его интерес к ней, он ответил полушутя: «Скажите, чтобы она пришила себе член и отрезала сиськи, и я об этом подумаю». В результате Тобак переделал их единственную любовную сцену, заставив Рудольфа водить смычком по ее телу. Во время зимних съемок Рудольф постоянно жаловался на усталость и беспокоился о том, что он стареет. Тобак и Кински удивились, услышав, как он сказал: «Я уже не так красив, как прежде» — и поспешили уверить его в обратном.
Довольный своей игрой, Нуреев энергично пропагандировал фильм в телеинтервью и пригласил Жаклин Онассис на один из первых показов. Но когда героя Рудольфа застрелили в финальной сцене, Жаклин, по словам Тобака, «завопила», закрыла лицо руками и сидела так, пока не зажегся свет. «Простите, — шепнула она Рудольфу. — Я просто не могла смотреть на это». Критические отзывы разделяли эту точку зрения, и публика на фильм не рвалась. Таким образом, выход на экран «Разоблаченного» в апреле 1983 года эффективно положил конец кииокарьере Нуреева.
Ко времени начала съемок в конце 1981 года связь Рудольфа с Робертом Трейси, то прекращающаяся, то возобновляющаяся опять, практически подошла к концу. Она никогда не была моногамной. Они регулярно посещали вдвоем бани Сент-Маркс в Нью-Йорке, и Рудольф продолжал активные поиски сексуальных объектов. Но летом 1981 года, когда оба были в Каракасе, Рудольф обвинил Трейси в том, что он увел красивого венесуэльского юношу, который ему нравился. В действительности молодой человек всего лишь подвез Трейси к его отелю после вечеринки. Рудольф не поверил этому, и когда Трейси вернулся в их апартаменты, ударил его в глаз. Испуганный Трейси провел ночь в соседней комнате. Вскоре они помирились, однако спустя неделю в Вероне Рудольф обвинил Трейси, что опоздал из-за него в класс. Причиной их ссор в основном была власть: Рудольф обладал ею, а Трейси — нет и, как он жаловался другу, возмущался, когда на него смотрели «как на мальчика на побегушках при Рудольфе». К тому же он ревновал Нуреева к его новому увлечению — итальянскому танцовщику. Трейси ушел, но недалеко: у него уже началась связь с графиней Джованной Августой, богатой итальянской поклонницей Рудольфа, с которой он познакомился в Риме. Рудольф считал его неблагодарным. Он обучил Трейси роли Голубой птицы в своей постановке «Спящей красавицы», которую Трейси собирался танцевать впервые на следующей неделе с балетом Венской государственной оперы. Уйдя, Трейси упустил эту редкую возможность.
Прошло восемь месяцев, прежде чем они снова заговорили друг с другом. По предложению их общей приятельницы Виолетт Верди Роберт встретился с Рудольфом во время его гастролей с Бостонским балетом в Теннесси. Рудольф пригласил Трейси танцевать в его «Манфреде» летом с Цюрихским балетом. Роберт согласился и вскоре приехал к Рудольфу в Лондон. Они остановились у Гослингов, но занимали разные спальни, поняв без всяких обсуждений, что их сексуальная связь окончена. Во время круиза в Грецию на яхте Ниархоса они также занимали отдельные каюты. Нуреев достаточно доверял Трейси, чтобы позволить ему снова перебраться в «Дакоту». Он прожил там следующие десять лет, исполняя обязанности управляющего и секретаря Рудольфа по общественным связям. «Их отношения были непостоянными, — вспоминает Джейми Уайет. — Рудольф мог ужасно обращаться с Робертом и кричать на него, но Роберт был очень ему полезен как организатор».
21 мая 1982 года Найджел Гослинг умер от рака в лондонской больнице. Рудольф, выступавший в Чикаго с Бостонским балетом, сразу же прилетел в Лондон утешать Мод. Он даже пришел на похороны Найджела — единственные, на которых ему когда-либо довелось присутствовать. «Когда умирал кто-нибудь из близких ему людей, он всегда уезжал, — вспоминает Шарль Жюд. — Он боялся близости смерти». Семидесятидвухлетний Гослинг уже давно был болен, но Рудольф привык полагаться на его дружбу и советы и глубоко скорбел об утрате. «Это все равно что потерять отца — даже более того, — говорил он Руди ван Данцигу. — Пока жива Мод, я буду чувствовать, что у меня есть дом».
Менее чем через год Баланчин умирал в нью-йоркской больнице от недуга, который только позднее диагностировали как редкую болезнь Кройцфельдта — Якоба, которую недавно стали ассоциировать с коровьим бешенством. Тогда друзья понимали лишь то, что разум Баланчина быстро деградирует. Несмотря на свой страх перед больницами, Рудольф в январе 1983 года поспешил к постели Баланчина, принеся икру и бутылку «Шато д’Икем». Его сопровождал их общий друг, художник Рубен Тер-Арутюнян. Баланчин, хотя и тяжело больной, так обрадовался подаркам, что обнял Рудольфа. Он позабыл английский и говорил на родном языке. Рудольф надеялся, что Баланчин захочет передать несколько своих балетов Кировскому театру, но его предложение было встречено с полным равнодушием. «Когда я умру, — ответил Баланчин, — все должно исчезнуть…» В другой день врач Баланчина, зайдя в его палату, застал Рудольфа стоящим на коленях и плачущим у кровати хореографа. Он мечтал о Баланчине как об авторитетном наставнике, но Баланчин всегда отказывался от этой роли, не переставая его разочаровывать до самого конца.
Двумя годами ранее Рудольф предложил своего заново отредактированного «Манфреда» для фестиваля Чайковского, проводимого Нью-Йорк сити балле. К сотрудничеству были приглашены многие хореографы, и Рудольфу хотелось знать, что думают о его работе Баланчин и Керстайн. «Линкольн видел «Манфреда»? Что он сказал?» — допытывался он у Джейми Уайета. Посмотрев балет по видео, Баланчин сразу же отверг его. Рудольф плакал, узнав об этом решении.
Но к тому времени он уже почти убедил Цюрихский балет ставить «Манфреда». Под руководством Патрисии Нири Цюрихский балет стал сателлитом труппы Баланчина, и Рудольф надеялся, что Баланчин посмотрит «Манфреда» снова и изменит свое мнение. В декабре 1981 года, спустя шесть месяцев после фестиваля Чайковского, Баланчин прибыл в Цюрих. Хореограф не был доволен, узнав, что «его труппа», как он ее называл, танцует «Манфреда». «Я не хочу это смотреть, — заявил он Нири. — Там ведь никудышная хореография, верно?» Нири сообразила ответить, что танцовщики тоже испытывают сомнения по поводу балета «и были бы очень рады, если бы вы пришли его посмотреть. В конце концов, вы наш советник по художественным вопросам». «Я не советовал вам браться за этот балет», — отрезал Баланчин. В итоге он был «удивлен, как много там настоящих танцев и какую трудную работу пришлось проделать каждому, — вспоминает Нири. — Он сказал: «Неплохо, но слишком много па».
Однако Баланчин не был так уступчив в следующем октябре, когда Нири сообщила ему, что «их» труппа собирается дебютировать в Амстердаме нуреевскими «Манфредом» и «Дон Кихотом» с участием Рудольфа во всех спектаклях. «Это похоже на проституцию», — заявил он.
Баланчин умер через шесть месяцев, в субботу 30 апреля 1983 года. В день его похорон открылись нуреевским «Манфредом» нью-йоркские гастроли Цюрихского балета. В предварительных сообщениях прессы об американском дебюте коллектива Цюрихский балет именовался «Европейской труппой Нуреева и Джорджа Баланчина». Однако на афишах он назывался просто «Европейской труппой Баланчина».
28. «RITORNA VINCITOR»
В сентябре 1983 года Нуреев стал артистическим директором балета Парижской Оперы, заняв первую постоянную должность после прибытия на Запад двадцать два года назад. Тогда Парижская Опера отказала ему в работе, опасаясь ответных мер со стороны Советов. А всего три года тому назад танцовщики труппы отказались выступать с Нуреевым в Нью-Йорке, что явилось причиной отмены ее первых гастролей в США за тридцать два года. Однако к 1981 году Опера стала нуждаться в динамичном руководстве, сменив восемь директоров после ухода Сержа Лифаря в 1958 году. В то время как Лифарь руководил Оперой тридцать лет335, его преемники были не более чем управляющими технически совершенной, хотя и умирающей организации. Среди них были друзья Рудольфа: Джон Тарас, Виолетт Верди и Розелла Хайтауэр, от которой он и унаследовал этот пост после почти двухлетних переговоров.
В течение своей карьеры на Западе Нуреев вдыхал новую жизнь в уже получившие известность труппы и стимулировал начинающие. Теперь же он столкнулся с, очевидно, самой трудной задачей — оживить уже полностью окаменевший коллектив. Основанный Людовиком XIV в 1661 году, балет Парижской Оперы был старейшей балетной труппой в мире и до XIX века самой передовой. Петипа начал в ней свою карьеру, прежде чем обосноваться в Санкт-Петербурге, который стал благодаря ему новой балетной столицей мира.
Раздираемый интригами, зависящий от политических перемен и славящийся своей непревзойденной бюрократией и закостенелой иерархией, балет Парижской Оперы был «единственным местом в мире, где пыль превращается в цемент», отмечал Жан Кокто. Это описание в той же степени подходило к Кировскому балету, когда Рудольф бросил вызов его самым консервативным традициям. Закаливший себя в борьбе с Советами, Нуреев обладал необходимыми самоуверенностью и властностью, чтобы помериться силами с французами. Даже такой крутой посредник, как Джейн Херман — «Джейн — танк «Шерман», как окрестил ее Рудольф — признавала, «что махинации французов превратили бы ее в желеобразную массу, но природный цинизм Рудольфа, его уверенность, что нельзя полагаться на человеческую лояльность, позволяют ему функционировать в обществе, где принято лгать».
Рудольф отказался от этого поста, когда он был впервые ему предложен в 1973 году, предпочитая сосредоточиться на выступлениях. Но в 1981 году, когда Жак Ланг стал министром культуры при Франсуа Миттеране, поиски директора труппы начались снова. Ланг и его заместитель Андре Ларкье обратились к Игорю Эйснеру, генеральному инспектору танцев, который без колебаний предложил Нуреева. Бывший журналист и высококультурный человек, чей друг Мишель Ги ранее был министром культуры, Эйснер находился среди зрителей нуреевского дебюта в Париже с труппой Кировского театра. Спустя двадцать лет Эйснер прилетел в Верону, чтобы предложить Нурееву руководство Парижским балетом.