Ван Данциг надеялся снять на кинопленку родственников Рудольфа. Но когда он и ван Вурен посетили их в старой квартире Рудольфа на Ординарной улице, освещение было настолько плохим, что он попросил их выйти во двор. Однако соседи распахнули окна и уставились на них, отчего им стало не по себе. А когда ван Данциг показал Фариде привезенные им фотографии Рудольфа, «она как будто не могла его узнать. Ее ошеломили фотоснимки, запечатлевшие Рудольфа в повседневной жизни, в новых костюмах и шляпах. Она рассматривала их с интересом, но так, словно они не имели к ней никакого отношения?..
Сын Фариды также был обескуражен, увидев ее на экране. В тот день, когда ван Данциг показывал Рудольфу фильм о своем путешествии в Россию, пленка порвалась в тот момент, когда должна была появиться Фарида. «Плохая примета, — заявил Рудольф. — Я не хочу это смотреть?..
Спустя год первая говорящая по-русски посланница Рудольфа, педагог из Монте-Карло Марика Безобразова, встретилась с Фаридой в Ленинграде. «Расскажите ей обо мне?., — просил ее Рудольф. Он хотел, чтобы мать поняла, чего ему удалось добиться, и огорчался, что сам не может ей это показать. Безобразова рассказывала о премьерах и овациях, о том, как публика любит Рудольфа. Фарида заплакала. «А я — единственная, кто этого не видит?.. Она требовала у Безобразовой подробностей. Как поживает Рудольф? Как он выглядит? Безобразова привезла в чемоданах подарки от Рудольфа, пачки долларов, сладости, пальто на меху, туфли, сапоги, даже вечерние платья для сестер. Он хотел, чтобы люди знали, что это его сестры. «Я купила длинные платья, которые показались мне подходящими. Но когда я увидела его сестер, то подумала, что им ничего не подойдет?..
Особенно «странной» показалась ей Роза, когда они встретились в Москве. Роза, придя в отель к Безобразовой за подарками, забыла в ее номере свой паспорт. Отельные шпики сразу же его обнаружили. «С ней ничего не случилось, но ее вызвали забрать паспорт… Я не понимала, насколько опасно это было для нас». Зато Рудольф отлично это понимал и предупредил Безобразову перед отъездом: «Единственная вещь, которой они боятся, — это скандал, поэтому, если с вами что-нибудь случится, скандальте как можно громче».
Карьера Нуреева на Западе расширила его возможности как танцовщика, и он никогда не терял надежды, что какой-нибудь великий хореограф направит его талант по новому пути. «Я верю, что во мне есть нечто, все еще ожидающее своего открытия», — повторял он год за годом. Жажда поисков неизбежно приводила его к крупнейшим фигурам в области балета в течение 70-х годов, начиная с Джерома Роббинса осенью 1970 года и кончая Баланчиным весной 1979-го. Ни один танцовщик в истории балета не работал с таким количеством ведущих хореографов.
В октябре 1970 года Кеннет Макмиллан пригласил Рудольфа в Лондон для постановки своих «Танцев на вечеринке» — серии изобретательных соло, па-де-де и ансамблей, впервые исполненных Нью-Йорк сити балле в 1969 году. Являющийся торжеством чистого танца и положенный на музыку фортепианных произведений Шопена, балет Роббинса, хотя и не имеющий сюжета, передавал всю палитру человеческих эмоций. «Здесь нет никакой истории, — объяснял Роббинс Рудольфу, Сибли, Сеймур, Доуэллу и другим шестерым танцовщикам первого английского состава. — Вы просто танцуете в этом пространстве. Танец — это все, о чем вы должны думать». В результате во время репетиций Рудольфу приходилось думать о многом, так как Роббинс распределил конкретные роли только за два дня до премьеры, настаивая, что танцовщики должны знать все мужские роли, а танцовщицы — все женские. Столь необычный подход вызвал у всех участников «душевное негодование и физическое истощение», вспоминает Сеймур в своих мемуарах. Сгусток энергии и «ужасающий перфекционист», Роббинс, с точки зрения его сотрудника Леонарда Бернстайна, бывал одновременно «угрюмым, требовательным и оскорбительным, но всегда безгранично талантливым». Танцовщик, режиссер и хореограф на Бродвее и в балете, Роббинс сделал одну из самых успешных театральных карьер; его хиты включали «Вестсайдскую историю» и «По городу». Он также создавал неистощимый поток шедевров для Нью-Йорк сити балле.
Не упуская из виду эту труппу, Рудольф надеялся доказать Роббинсу, что он в состоянии принять любой вызов. Сибли вспоминает, что он «отчаянно стремился присутствовать в каждом номере». Рудольф выволакивал ее на сцену со словами: «Пойдем, покажем им, на что мы способны». Роббинс поручил Рудольфу начало и финал балета и соединил его в одном номере с Доуэллом по принципу «все, что можешь сделать ты, я могу сделать лучше». Доуэлл в точности следовал указаниям Роббинса, но Рудольф, по словам Моники Мейсон, «сопротивлялся и пытался своевольничать». Однако его отсебятины встречали жесткое сопротивление. «Джерри не пропускал ни одного такого трюка. Он говорил Рудольфу: «Я хочу, чтобы здесь ты стоял в таком-то углу и поднимал ногу на такую-то высоту, без всяких изменений». И Рудольф его слушался. Он уважал сильных мужчин, так же как и сильных женщин.
Постановка «Танцев на вечеринке» была одним из счастливейших эпизодов в карьере Рудольфа, так как предоставляла ему возможность выступать в качестве участника ансамбля, а не постороннего286. Рудольф настолько укрепился во мнении публики как залетная суперзвезда, ассоциирующаяся со вспышками темперамента и техническим блеском, что хореографы никогда не мыслили его участия в групповых произведениях. Однако успех Рудольфа в «Танцах» был обязан его способности вписываться в общую концепцию, не отказываясь от собственной индивидуальности. «Нуреев подчиняется, — писала Мэри Кларк, используя эти два слова как оксюморон, — но одновременно является катализатором, усиливающим яркость исполнения в его коллегах».
Макмиллан и Джои Филд придали новое направление творческой деятельности Королевского балета. За первые шесть месяцев 1971 года труппа не исполнила ни одного балета XIX столетия. Стараясь поддерживать классическую диету, Рудольф отправился в турне с Австралийским балетом. Труппа согласилась, чтобы он танцевал в каждом представлении «Дон Кихота» в благодарность за то, что Рудольф обеспечил им североамериканский дебют и, несомненно, полные залы. К тому времени Рудольф уже стал клиентом Юрока. Обладая многолетним опытом импортирования ведущих европейских балетных трупп — от Кировского театра до Королевского балета Великобритании — и гарантией, что Нуреев будет танцевать шесть вечеров в неделю плюс субботние дневные спектакли, Юрок без труда организовал одиниадцатинедельное *урне по восемнадцати городам, которое началось в декабре 1970 года. Никто вроде бы не возражал против неизвестной партнерши Рудольфа, Люсетт Олдоус. Нуреев и Фонтейн все еще считались лучшим «товаром» в мире танца, но даже без Фонтейн Нуреев оставался мечтой антрепренеров. А так как он и Фонтейн требовали одинаковый гонорар, для австралийцев было дешевле иметь дело с одним из них.
«Еще несколько лет назад я мог найти время, чтобы пройтись по улицам, видеться с людьми, заниматься другими делами, — говорил Рудольф репортеру, который прицепился к нему в Нью-Йорк сити сентер в январе 1971 года. — А теперь я вынужден проводить время либо здесь, либо в отеле. Приходится многим жертвовать: друзья, как дома, поглощают время. В итоге рядом остается очень мало людей. Кому захочется изменять свою жизнь и отказываться от всего этого?»
«Все это» никогда бы не было возможным для Рудольфа, не имей он к своим услугам обожающих его женщин почти в каждом крупном городе мира. Некоторых он любил, некоторых использовал, но все обеспечивали, подобно Ксении, чтобы его никогда не отягощали прозаические аспекты жизни. Рудольф мог вызвать их в любой момент, зная, что они бросят все с целью услужить ему. Они встречали его в аэропортах, стирали ему одежду, готовили мясо и чай, стелили постель, упаковывали чемоданы, путешествовали с ним, часто за свой счет. «Я в жизни не готовил себе еду», — смеясь, говорил он друзьям. Помимо Мод в Лондоне и Марики в Монте-Карло, можно назвать среди многих других Лидию Хгобнер в Вене, ван Вурен и Наташу Харли в Нью-Иорке и Армен Бали в Сан-Франциско. Для каждой он являлся членом семьи. Харли, невестка русских эмигрантов, регулярно устраивала для него званые обеды. «Он звонил и спрашивал: «Можно я приду к обеду?» В течение нескольких часов он добавлял еще несколько имен, пока за столом у Харли не оказывалось шестнадцать гостей.
С Армен Бали Рудольф также говорил по-русски, хотя в тот вечер в 1967 году, когда они познакомились за кулисами, Бали подчеркивала, что она армянка. Невысокая, полная и болтливая, Бали принадлежала к самым колоритным жителям Сан-Франциско, чья сердечность позволяла даже абсолютно незнакомым людям чувствовать себя с ней легко и свободно. Розовая губная помада акцентировала широкую улыбку, лицо обрамляли черные локоны, глаза скрывали дымчатые очки. Дочь армянских родителей, бежавших из России, она выросла в Маньчжурии и успела побывать в японском концлагере в Северном Китае и лагере для перемещенных лиц на Филиппинах, прежде чем обосноваться в Сан-Франциско в 1949 году. Со временем Армен приобрела ресторан, который назвала «Бали» и о котором заботилась, как о собственном доме, раскрывая объятия каждому, кто в них нуждался, особенно русским беженцам. Знаменитый городской журналист Херб Кейн однажды назвал ее «королевой балетоманов», но Рудольф обычно называл Бали «druk» — русское слово, означающее друга, которому можно доверять. Она, в свою очередь, считала себя его покровительницей. Бали готовила ему омлеты с икрой и сметаной на завтрак и фирменный шашлык из баранины на обед. Она купила ему кровать, в которой он спал каждый раз, бывая в Сан-Франциско, терла ему спину в ванной и сидела с ним, когда он засыпал, «так как ему всегда было трудно заснуть после спектакля из-за эмоций, проявляемых на сцене». После премьер Бали устраивала для него щедрые приемы в ресторане, который он помог сделать знаменитым и в главном зале которого красовались его портреты. На торжественных ужинах Рудольф сидел рядом с ней, зная, что она будет массировать ему ноги под столом. Цыганка однажды предсказала, что Бали повидает мир вместе с знаменитым сыном. Она решила, что этот сын — Рудольф. Хотя Бали гордилась своими детьми Жаннетт и Артуром, «они никогда так не удовлетворяли меня своими талантами».