Рудольф находил время и для друзей, и для приемов, хотя и заявлял о противоположном, но всегда в конце дня, когда с балетными делами было покончено. Несмотря на частые путешествия, он умудрялся не упускать из виду немногих особенно близких друзей, даже если для этого приходилось звонить им среди ночи. Обычно Рудольф продолжал тему их последнего разговора, хотя он зачастую происходил несколько месяцев тому назад. Во время гастролей с австралийцами в Лос-Аиджелесе Рудольф провел Рождество в доме в Малибу, принадлежащем его близким друзьям Мэгги и Джину Луисам. Балетоманка и бывшая модель Мэгги была веселой и яркой женщиной, а ее муж Джип был знаменитым голливудским художником по костюмам. (Наиболее известным его творением являлось обтягивающее фигуру платье, которое Мэрилин Монро носила в ту ночь в 1962 году, когда она пела «С днем рожденья» Джону Фицджералду Кеннеди.) Мэгги любила, когда Рудольф гостил у них в доме, вспоминает ее лучшая подруга, кинозвезда Лоретта Янг, «потому что он вел себя так, словно это его собственный дом». На приеме, устроенном однажды Луисами в Малибу в его честь, где среди гостей были Кэри Грант и Боб Хоуп, Янг появилась в брючном костюме из черного атласа, кожаных сапогах и черном кожаном пальто в полный рост, изготовленных по дизайну Джина Луиса. «Когда я вошла, Долорес Хоуп вскрикнула от удивления, настолько этот наряд был для меня непривычным». Рудольф как раз спустился с лестницы, окинул ее беглым взглядом, улыбнулся и стал подниматься наверх. «Через несколько минут он спустился опять, облаченный с головы до пят в черную кожу, чтобы превзойти меня».
Куда бы Рудольф ни приезжал, он становился предметом любопытства и быстро превращался в объект притяжения для газетных страниц, повествующих о светских новостях. Званый вечер, который устроила для него в своем доме Моник ван Бурен в декабре 1970 года, привлек Энид Неми из «Нью-Йорк таймс» и Юджинию Шеппард из «Нью-Йорк пост» вместе с Бруном, Макаровой и кутюрье Валентино. «Нуреев вернулся в светскую жизнь. города», — гласил заголовок статьи Неми. Его возвращение с австралийцами выгнало «весь высший свет… на леденящий нью-йоркский холод», отмечала Эйлин Мел в своей колонке «Сузи говорит» в «Нью-Йорк дейли ныос». Поводом стал прием, устроенный для Нуреева его бывшими работодателями Рай-мундо де Ларреном и маркизой де Куэвас в особняке маркизы на Восточной Шестьдесят восьмой улице. Джеки Онассис, «в платье из черного органди и с бриллиантом размером с «Кристину», болтала с табачной наследницей Дорис Дьюк и С.З. Гестом, покуда Ари Онассис курил сигары и потягивал шампанское. Трумэн Капоте в жакете из лисьего меха и соломенной шляпе беседовал с Пэт Кеннеди Лоуфорд, принцем Эгоном фон Фюрстенбергом и его женой Дианой. Наконец прибыл Нуреев, «выглядевший нестерпимо сексуально и тут же принявшийся за недожаренный стейк, дабы компенсировать энергию, растраченную во время прыжков на сцене…».
С Нуреевым в качестве приманки Австралийский балет, естественно, привлек себе такое широкое внимание, каким никогда не пользовался раньше. В Сан-Франциско на Рудольфа жаловались за ношение «прозрачного трико». Правда была куда менее волнующей. Чтобы его ноги выглядели на сцене более стройными, Рудольф надевал тонкие черные нейлоновые чулки поверх трико телесного цвета. Такое причудливое сочетание бросалось в глаза. Любой труппе, обязанной своим успехом репутации Рудольфа, было нелегко избежать полной зависимости от его притягательной силы. «Самый знаменитый в мире танцовщик» — так анонсировал присутствие Рудольфа в труппе во время летних европейских гастролей 1971 года неизвестный Ниагарский пограничный балет287. Рудольф присоединился к нему вместо отпуска, желая продемонстрировать себя в «Сильфиде». Но перед гала-представлением в Мадриде он растянул мышцу левой ноги. Боль была страшная, так что у него имелись все причины не выступать. Тем не менее Рудольф решил неожиданно появиться в последнем номере программы. Но как только объявили, что во вступительном па-де-де его заменит другой танцовщик, в публике начались свист и шиканье, не прекращающиеся, даже когда подняли занавес. Танцовщики не могли продолжать, и занавес опустили, объявив, что Нуреев получил травму, но согласился выступить позже в отрывке из «Спящей красавицы». Шум не стихал. Наконец Рудольф решил, что должен танцевать, и вышел на сцену во вступительном номере288 с перевязанной ногой. Получив такой упрек, публика умолкла, чтобы бурно приветствовать его в конце.
«Больше никогда», — заявил Рудольф после этого. Но, конечно, не сдержал слова.
«Я — романтический танцовщик, — говорил Рудольф в своем первом телеинтервью в 1961 году, — но я бы хотел танцевать современные произведения и вообще попробовать себя в самых разных жанрах». К марту 1971 года казалось, что он в самом деле готов экспериментировать в любых жанрах и стилях танца. В этом месяце Рудольф появился в телепостановке современного танца на музыку Берта Бакарака из фильма «Буч Кэссиди и Санденс Кид». Он также выступал в недельной программе Балета XX века Мориса Бежара в Брюсселе, причем все пять тысяч восемьсот мест на покрытой куполом арене «Форе Насьопаль» оказывались проданными каждый вечер. Рудольф танцевал «Песни странника» — новый дуэт, созданный специально для него и ведущего танцовщика труппы Бежара, Паоло Бортолуцци, на музыку «Песен странствующего подмастерья» Малера. В нем изображен человек, путешествующий по жизни в поисках судьбы, сопровождаемый его внутренним «я» (тема, которую Рудольф уже воплощал в нескольких балетах). Считавшийся одним из самых утонченных произведений Бежара, балет стал жемчужиной репертуара Нуреева.
Рудольф полагал, что его работа с ван Данцигом являлась для него исчерпывающей подготовкой к будущему сотрудничеству с любым современным хореографом. Однако, работая с Гленом Тетли в Лондоне осенью 1971 года, он пришел к выводу, что каждый хореограф обладает собственным стилем и методом. Американец по рождению, Тетли был в равной степени сведущ в классическом балете и современном танце, которые он изучал с Ханей Хольм и Энтони Тюдором и исполнял с обоими в труппе Марты Грэм и Американ балле тиэтр. Рудольф так хотел разучить эротические «Полевые фигуры» Тетли, что умолял его отрепетировать их с ним и с этой целью перестроил свой график289. Польщенный энтузиазмом Нуреева, Тетли включил его в состав исполнителей своего нового произведения для Королевского балета, «Лабиринт», премьера которого состоялась 26 июля 1972 года в Королевском оперном театре. Положенный на музыку Лучано Берио, «Лабиринт» изображает современную жизнь как спуск в преисподнюю. Для Рудольфа было проблемой танцевать в «неклассическом» стиле, включающем падения, катания по полу и невероятно трудный дуэт с Линн Сеймур, требующий изломанных скульптурных поз.
Во время репетиций Рудольф пригласил Тетли домой в Рич-монд-парк на ленч и там «разоткровенничался… Он говорил о своей жизни, о том, что оторвался от всех своих корней и много раз испытывал желание покончить с собой». Тетли вспоминает, что «дом был красивым, но каким-то пустым… В нем не ощущалось уюта». К тому времени Рудольф и Тринг расстались окончательно. В качестве причины он называл друзьям то, что она была собственницей по натуре. Однако, согласно Тринг, она ушла после того, как Рудольф высмеял ее за кулисами перед двумя молодыми людьми, на которых хотел произвести впечатление. Тринг устала от его требований. Однажды вечером, подслушав их спор в уборной Рудольфа, Фонтейн заметила приятельнице, что «они оба хороши».
Несмотря на то что выступления Рудольфа в Королевском балете значительно уменьшились с восьмидесяти двух в 1969 году до двадцати пяти в 1971-м, он и Фонтейн доминировали в Нью-
Йоркских гастролях труппы весной 1972 года. Хотя Рудольф выступал также в паре с Сеймур, Мейсон и Парк, его партнерство с Фонтейн пользовалось наибольшей популярностью. Однако Энди Уорхол интересовался только Рудольфом, которого надеялся включить в «Интервью Энди Уорхола» — первый журнал, полностью посвященный культу знаменитостей. Хотя «никто не использовал славу лучше Энди и не играл в эту игру лучше его», Уорхол тогда был новичком в качестве интервьюера и нервничал перед встречей с Нуреевым, которого он обожал. Рудольф был на репетиции в театре «Метрополитен-опера», когда там появился Уорхол со своим штатным автором Бобом Колачелло* и многообещающим молодым фотографом Робертом Мэпплторпом, чьи сексуально откровенные работы создали ему впоследствии дурную славу.
Но мероприятие, хотя и подготовленное заранее, было обречено на провал, учитывая, что Рудольф находил Уорхола «безобразным», а Уорхолу не нравился Мэпплторп, приглашенный по требованию Рудольфа. В итоге было нелегко понять, кто кого интервьюирует.
«Какого цвета ваши глаза?» — начал Уорхол. «Интервью отменяется», — заявил Рудольф, выключив диктофон Уорхола с целью обеспечить, чтобы так оно и было. Он сказал, что согласен только фотографироваться, поэтому Уорхол и Мэпплторп начали работать своими «Полароидами». Уорхол клал снимки в карман пиджака, но Рудольф хотел видеть результаты. Ему нравились крупные планы его скуластого лица. Но затем Уорхол направил камеру, как сообщал в «Интервью» Колачелло, на «самую знаменитую в балетном мире промежность». Это не вызвало у Рудольфа энтузиазма, тем более в присутствии репортера. Увидев снимок, он швырнул его на пол и наступил на него. Мэпплторп сразу же сфотографировал самую знаменитую ногу, наступающую на фотографию. Это только взбесило Уорхола, который метнул на Мэпплторпа «термоядерный взгляд». Тем временем Рудольф схватил камеру Мэпплторпа, вырвал непроявленную пленку и скомкал ее.
«Вам не нравится ваша нога?» — спросил его Мэпплторп. «Вот именно», — ответил Рудольф, впервые улыбнувшись и щелкнув Мэпплторпа по носу. Они могут его фотографировать, объяснил Рудольф, только когда он одобрит их снимки.