сти. Им были доступны такие радости жизни, как хорошая одежда, квартиры, дачи. Одной из первых покупок Нуриева после поступления на работу в Кировский театр стал автомобиль, в хрущевскую эпоху считавшийся символом избранности»[19].
Хотя, по многим свидетельствам, Рудольф и не находился в особой дружбе с Сизовой, получением совместной с ней квартиры был доволен безумно. Впервые он смог обставить жилище по своему вкусу — «всего лишь медвежья шкура, да подушки на полу». Впрочем, по словам Аллы, ее сосед ночевал дома нечасто…
Рудольф прожил в собственной комнате весьма недолго, всего лишь до начала 1959 года. Причинами его переезда к преподавателю Александру Пушкину, как уже говорилось, стала серьезная травма, полученная на репетиции, а так же вселение к нему сестры Розы, приехавшей из Уфы. Она устроилась воспитательницей в детском саду в Ленинграде и, поскольку носила одну фамилию с братом, смогла получить разрешение на проживание вместе с ним. В отличие от детских лет, с сестрой у Рудольфа отношения решительно не складывались, и через некоторое время он предпочел сбежать из собственной комнаты, чем терпеть соседство этой грубой, неуживчивой и склочной особы.
Его переживания вызывало совсем другое…
Куча анонимок на Рудольфа на столе у директора Кировского театра продолжала расти. Правда, по большей части за ними не было ничего обоснованного. Но Рудольф никогда не отличался осторожностью. Каждый раз, когда иностранные труппы приезжали в Ленинград или в Москву, он всегда посещал их спектакли, а иногда знакомился с артистами и всегда, когда появлялась возможность, общался с ними. Контакты с иностранцами были важны для него и доставляли большую радость. Но каждый раз при этом молодой танцовщик замечал: за ним ходит какой-то человек. Рудольф даже мог бы нарисовать его лицо, настолько оно было знакомо! Человек этот регистрировал все «ненормальные дружественные связи Нуриева с иностранцами».
Особенно запомнился один случай. Это произошло 26 июля 1960 года, когда молодой танцовщик впервые танцевал в «Дон Кихоте». В конце спектакля вся сцена была усеяна красными розами, бросаемыми зрителями.
Рудольф попросил, чтобы эти чудесные розы собрали и после закрытия занавеса передали артистам американской труппы, находящимся в зале. Американцы, в свою очередь, пригласили его поужинать с ними, но у Нуреева было достаточно здравого смысла: он понимал, что принять это предложение в данном положении было бы неразумно.
Материалы «дела Нуреева» неопровержимо свидетельствуют: танцовщик был до смерти напуган перспективой ареста. Кто-то постарался внушить Рудольфу, что с «такими наклонностями», то есть гомосексуальными, ему не место в советском балете. Кто это был? И зачем ему это понадобилось?..
Судя по некоторым фактам, Нуреев не сразу осознал свою непохожесть на других, называемую сексуальной ориентацией.
Молодой балетоман, гомосексуалист Вадим Киселев впервые увидел Рудольфа играющим в снежки. «Еще тогда мне бросилась в глаза его потрясающая кошачья пластика», — признавался он.
На пять лет старше Нуреева, с длинными, до плеч светлыми волосами и четко очерченным ртом, Вадим наверняка надеялся без особого труда увлечь танцовщика и подчинить его своему влиянию. Однажды вечером он пригласил Рудольфа к себе домой на бутылку армянского коньяка и двести граммов икры. Но ожидания завзятого соблазнителя не оправдались, а его приставания были грубо отвергнуты бесцеремонным татарским юношей. Они расстались почти врагами и долгое время не встречались, пока в один прекрасный день Нуреев не пришел к Вадиму со словами: «Думаю, я обидел тебя». Танцовщик извинился перед Киселевым и, продолжая флиртовать с ним, продолжил это чисто дружеское знакомство.
Легенды русского балета Рудольф Нуреев и Алла Сизова
«Тогда Нуреев еще не был готов рассматривать гомосексуальную любовь как свой выбор, — пишет Владимир Кирсанов в своей книге «Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы». — (Спустя много лет он рассказал своему любовнику в Лондоне, что, когда в Ленинграде он впервые почувствовал влечение к мальчику, ехавшему с ним в одном автобусе, то испытал острый стыд и вышел на следующей остановке)».
Однако когда Рудольф встретил некого Тейа Кремке, он стал смотреть на подобные вещи по-иному. К побегу из СССР, считает В. Кирсанов, его подтолкнули, в том числе, и отношения с этим парнем.
Белокожий Тейа, семнадцатилетний юноша из Восточной Германии, ученик Ленинградского хореографического училища, обладал копной блестящих каштановых волос, полными губами и пронзительными серо-голубыми глазами. Он был приглашен в дом своего педагога Александра Пушкина, у которого Нуреев, уже будучи звездой Кировского балета, жил в то время. Жена Пушкина Ксения, женщина чуть-чуть за сорок, по версии В. Кирсанова, увлеклась этим красивым парнем.
Хочется заметить, что Ксения Юргенсон, в недавнем прошлом балерина Кировского театра, являлась для Рудольфа чем-то вроде ангела-хранителя. Эта женщина одна из немногих умела погашать его вспышки ярости — ведь с годами характер Нуреева становился все более тяжелым. Хотя недоброжелатели и поговаривали, что Пушкин, его жена и Нуреев «жили втроем», нельзя утверждать это с определенностью, а цена подобных сплетен давно известна.
Детей у Пушкиных не было, и они относились к Рудольфу как к собственному сыну. Ксения великолепно готовила, стирала одежду мужу и Рудику. Вместе они слушали музыку, ходили на филармонические концерты и премьеры драмтеатров, вели разговоры о любимом балете, принимали многочисленных гостей — артистов и танцовщиков, которые частенько заходили на чай в этот гостеприимный дом. Здесь Рудольф чувствовал себя счастливым…
В этом, похоже, и заключалась их «жизнь втроем». Пушкин был намного старше своей жены, и, скорее всего, интимных отношений между супругами давно не существовало.
Зато такие отношения существовали между Рудольфом и Ксенией. По словам друзей Пушкиных, «Ксения любила его деспотичной материнской, а может быть, и не только материнской любовью. Муж был намного старше ее, и она готова была сделать для Рудольфа все что угодно». «Она больше смахивала на боксера, чем на танцовщицу», — рассказывая о Ксении, обронила невеста Рудольфа Мения Мартинес, имея в виду мужской характер Ксении. Но конечно, нельзя поручиться за то, что ее устами не говорила элементарная ревность…
Похоже, в то время и Рудольф был всерьез увлечен красавицей Ксенией. Вот что он писал о ней в своей «Автобиографии»:
«Она — прелестная женщина, обладающая редким даром создавать вокруг себя такую атмосферу что каждый начинает чувствовать себя лучше, как только она входит в комнату; такой человек, который может взять тебя за шиворот, встряхнуть тебя слегка и заставить тебя улыбнуться, и ты сразу же почувствуешь себя легче и веселее. Я часто думал, глядя на нее, что она такая, какой должна быть француженка, — непревзойденный мастер в создании живой, яркой беседы (я тогда очень много читал Мопассана)»[20].
О том, что Ксения и Рудольф были любовниками, никто из их окружения практически не сомневался. Через много лет сам Рудольф рассказывал своим друзьям о Ксане, как он называл Ксению, что «она была великолепна в постели».
«Мы все знали и много говорили об этом странном сожительстве, — рассказывал впоследствии танцовщик Никита Долгушин. — Но из уважения к Пушкину никто за спиной у них не хихикал. Он вел себя так, словно все это происходило в какой-то другой семье».
Однажды Рудольф привел в гости к Пушкиным свою подругу, хорошенькую балерину Нинель Кургапкину. В крошечной комнатке стояли рядом кровать и диван.
— А где ты спишь? — спросила любопытная Нинель.
— Я — здесь, — указал Рудольф на кровать.
— А где же Александр Иванович?
— Не знаю. Они там где-то спят…
Ксения очень ревновала своего молодого возлюбленного и старалась почаще находиться рядом с ним. Подруга Рудольфа Любовь Мясникова-Романкова вспоминает: «Ее зоркий глаз не выпускал его из поля зрения ни на секунду. Дома был установлен строжайший режим. Есть, спать, заниматься в классе, танцевать в театре — все по часам, все по заранее составленному расписанию. Ксения старалась лишний раз не выпускать его из дома одного… Она действительно обвела его вокруг пальца, но должна сказать, он против этого не возражал».
Поначалу действительно не возражал. Эта преданная женщина всегда поддерживала уверенность Рудольфа в том, что он великий танцовщик. Причем этой убежденности в его избранности было достаточно для того, чтобы сохранять эту веру в нем даже в самые тяжелые моменты.
Но спустя какое-то время беззаветная преданность возлюбленной начала тяготить Нуреева. Частенько Ксения поджидала его у выхода из театра, чтобы увести домой. Если Рудольф успевал заметить ее издалека, то возвращался в театр и выходил через черный ход.
Появление в его жизни Тейа Кремке на первый взгляд было как нельзя более кстати. Ксения практически сразу взяла юного Тейа под свою опеку, формируя его взгляды и вкусы. Всех четверых — педагога с женой и двумя учениками — словно объединяла какая-то связь. «Что-то неуловимое связывало их всех», — говорил один из друзей семьи Пушкиных. Только было ли это неуловимое связано с сексом?
Подобно Нурееву, Тейа вроде бы не интересовался политикой, однако ненавидел коммунистический строй, благодаря которому, в принципе, бесплатно получал профессию танцовщика. Кстати, неплохо оплачиваемую и тогда, и ныне. Очевидно, чувство ненависти в данном случае было связано с отсутствием в СССР некоторых «свобод», более развитых в странах западного мира. Тейа знал, что тут за пристрастие к представителям своего же пола по головке не погладят и можно угодить за решетку. Не то что на Западе, который здесь почему-то называли загнивающим.
«Секс геев стал не просто тем, чем вы занимались когда могли, но тем, чем вы занимались при малейшей возможности, — не без гордости пишет о сексуальной революции Отис Стюарт — Крупнейшие столицы сексуального меньшинства: Нью-Йорк, Сан-Франциско и Лос-Анджелес в Соединенных Штатах, Амстердам, Париж и Лондон в Европе — превратились в центры непрекращающихся оргий»