Низкорослый обшарил карманы Проворнова, достал пачку сигарет и, повертев ее под лучами карманного фонаря, сказал высокому:
— Марихуана.
Машина подъехала к темному зданию. Проворнова повели по длинному, плохо освещенному коридору. Он кончался массивной дверью, которую высокий отворил толчком ноги.
В большой комнате за столом Проворнов увидел толстого, с низким лбом и коротко стриженными рыжеватыми волосами мужчину.
— Задержан за торговлю наркотиками, шеф, — передавая толстому мужчине паспорт Проворнова и пачку сигарет, доложил высокий.
— Я протестую, я ничего не сделал дурного! — воскликнул Проворнов.
— Составьте протокол, — приказал шеф.
— Я требую, чтобы меня соединили по телефону с посольством! — заикаясь от волнения, сказал Проворнов.
— Сейчас оформим протокол, а потом звоните куда угодно! — оборвал его шеф.
Протокол был составлен быстро. Проворнов от подписи отказался.
— Это провокация, я буду жаловаться на ваш произвол! — возмущался профессор.
— Он к тому же еще и пьян! Надо пригласить врача для освидетельствования, — предложил высокий и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся с горбуном в белом халате, и тот, даже не взглянув на профессора, принялся писать заключение.
— Теперь можете звонить в свое посольство, — пододвинув телефон, насмешливо заявил шеф.
Проворнов не шевельнулся.
— Что теперь со мной будет, боже мой! — в отчаянии воскликнул он.
Шеф вежливо козырнул и вышел вместе с горбатым доктором. Проворнов услышал, как щелкнул дверной замок.
Полуживой профессор закрыл глаза и забылся. Из оцепенения его вывел Смит.
— Господин профессор, господин профессор, что вы наделали? Я сбился с ног, разыскивая вас!
Проворнов бессмысленно смотрел на Смита, не понимая, о чем тот спрашивает.
— Знаю, знаю! Очень неприятная история. Шеф показал мне протокол. Конечно, обвинение в торговле марихуаной абсолютно не убедительно, но то, что ее нашли у вас в кармане, — это скандал! — осуждающе качая головой, говорил Смит.
— Что мне теперь делать? — со слезами на глазах сказал Проворнов.
— Прежде всего вам надо выспаться, — щелкая зажигалкой, заметил Смит и натужно улыбнулся.
— Я арестован, — обводя взглядом комнату, ответил Проворнов.
— Вы свободны, я все уладил. Мне обещали никому не сообщать об этой истории, но поручиться не могу, джентльменов теперь мало, — закончил Смит, сопровождая Проворнова к двери.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Сергей Иванович Рудаков сидел с провожавшим его сыном в маленькой комнатке начальника аэропорта, стены которой были завешаны картами авиационных маршрутов, и внимательно прислушивался к аэродромному радио.
— Граждане пассажиры, рейс номер семьсот один задерживается по метеорологическим условиям, — прохрипел динамик и замолк. В комнатке вновь установилась глухая тишина.
— Отец, зачем летишь на Кварцевый? — спросил Валентин, надкусывая яблоко. — Ведь твоя епархия — город Зареченск.
Сергей Иванович прошелся по комнате, с тревогой посмотрел в окно: над мокрым взлетным полем неподвижно висела серая ватная туча.
— Как член бюро обкома партии, я получил задание: посмотреть, как идет экономический эксперимент на Кварцевом руднике. Степанов написал в обком партии, многие вопросы у него решаются туго, просит помощи. Ну, а меня, видишь ли, горные дела по-прежнему интересуют… А вот тебя, сынок, к моему огорчению, не очень.
Валентин бросил недоеденное яблоко в корзину и, сложив руки на груди, приготовился к объяснению, которого ждал уже несколько дней.
Валентин не терпел отцовских нравоучений, сводившихся, как он считал, к тому, что лучше быть хорошим, чем плохим, что его забота лишь отлично учиться, а не лоботрясничать, набираться знаний для последующей активной работы на благо человечества. Не раз отец напоминал ему, что свою жизнь начинал с шахты, голодал, холодал, воевал, чтобы ему, Валентину, и ему подобным молодым людям не пришлось познавать на практике, почем фунт лиха. Все это Валентин уже знал из многих других источников. Иногда ему становилось жалко отца, похоже, что и отцу не так уж легко и весело было пережевывать эту жвачку. Валентин видел, как отец мучился, пытаясь сказать хоть что-то новое, уйти от набивших оскомину фраз.
— Наверно, я сам виноват, что не сумел привить тебе любовь к нашей семейной профессии. По-моему, ты знаешь, что и дед твой был шахтером… (О деде-шахтере Валентин слышал от отца по меньшей мере уже раз двадцать.) Вот Степанову повезло: его Светлане такие нравоучения не нужны…
Валентин собрался было ответить, что и ему они не помогают, но сдержался. И вправду, Светлана совсем другая… Он помнил ее, девочку с косичками, еще по Южному прииску. Потом они разъехались в разные стороны. Степанова перевели на Кварцевый, а Рудакова послали на партийную работу. Виталий Петрович стал появляться в доме Рудаковых, когда бывал в командировке в Зареченске. И вот однажды привез с собой Светлану: она собиралась держать экзамены в Политехнический институт. Валентин уже сдавал туда экзамен, но провалился на сочинении и год после этого просто проболтался — вечерами занимался на курсах по подготовке в институт, а днем играл в заводской команде в футбол.
Светлана готовилась к экзаменам серьезно. Стал заниматься с нею вместе и Валентин. Экзамены они сдали, Светлана прошла по конкурсу, он же не добрал одного очка. Но зачислен был тоже: за футболиста ходатайствовала кафедра физкультуры. Наверное, и положение отца сыграло свою роль… Светлана пошла на геологоразведочный факультет, Валентин — на инженерно-физический: там был значительно меньше конкурс. Через год и он перебрался на геологоразведочный: на инженерно-физическом заниматься было трудно, заедали математика и физика, приходилось сдавать зачеты по нескольку раз.
Как-то за завтраком, когда шло очередное обсуждение учебы сына, Сергей Иванович узнал, что у Валентина есть «хвосты» по математике и физике и что он думает перейти после первого курса на другой факультет. Отец возмутился: так можно приучить себя вечно бегать от жизни! Чтобы ни о каком переходе Валентин не смел и думать, — он должен закалять свою волю!
Валентин промолчал. А после первого курса все же оформил свой перевод на геологоразведочный. Отец узнал только через несколько месяцев. У них состоялся неприятный разговор, но изменить что-либо было уже поздно.
На новом факультете ему пришлось своих однокашников догонять по минералогии и кристаллографии. И Светлана взяла над ним шефство.
Они занимались в институте, в общежитии у Светланы, иногда в квартире Рудаковых. Валентин ленился, занимался кое-как, лишь бы сдать зачет, не иметь «хвостов». На занятия в химической лаборатории он вообще не являлся, за него все анализы сделала Светлана. Валентин, как он сам оправдывался перед нею, готовился защищать спортивную честь института: предстоял розыгрыш кубка города для студенческих футбольных команд…
Он часто разъезжал по другим городам в составе студенческой сборной. Привозил кубки, медали, грамоты. О нем писали молодежные газеты как о способном спортсмене, ставили в пример.
Только одна Светлана пыталась, как могла, помочь Валентину: писала за него работы, делала курсовые проекты, заставляла перед экзаменом прочитать и хотя бы понять написанное ею. Каждый его экзамен был для нее сплошной трепкой нервов. Валентин портил итоговые показатели в соревновании с соседней группой, и Светлана упрашивала преподавателей разрешить пересдачу без выставления позорной оценки… Сколько раз она говорила с Валентином как комсорг — просила взяться за ум! Он тут же забывал о своих обещаниях. Она ругалась с ним, отказывалась ему помогать, добилась обсуждения его плохой успеваемости на комсомольском собрании факультета, — ему объявили выговор.
Он всюду объяснял «хвосты» спортивной перегрузкой, обещал всерьез взяться за учебу… Но, посидев два-три вечера за книгами и сдав очередной «хвост», опять пропадал на стадионе.
Недавно, перед самым началом сессии, Светлана не выдержала и все рассказала его отцу… Сергей Иванович наговорил сыну резкостей, унизил Валентина в присутствии этой девчонки, назвал тунеядцем. Валентин, хлопнув дверью, ушел из дома. Бабушке Варваре Сергеевне сделалось плохо, ее уложили в постель и вызвали «неотложку».
Три дня не появлялся Валентин дома, ночевал у ребят в общежитии и только после категорического требования «стукачки», как он теперь со злости называл Светку, вернулся к отцу с повинной.
Сергей Иванович настоял, чтобы он на время экзаменационной сессии бросил футбол и только занимался. С грехом пополам и с помощью Светланы он еще раз сдал зачеты. Правда, кроме последнего — осенью опять переэкзаменовка. Черт с ней, с этой переэкзаменовкой! Хуже, что сорвалось футбольное турне по южным городам… Валентина как «хвостиста» не включили в сборную. И теперь вместо Сочи придется скоро ехать на Кварцевый… Но он не одинок: у капитана сборной команды Пухова дела совсем плохи — три «хвоста» и последнее предупреждение об исключении из института…
Динамик громко закричал:
— Граждане пассажиры! Через несколько минут будет объявлена посадка на самолет, отлетающий рейсом номер семьсот один. Повторяю. Граждане пассажиры! Через несколько минут будет объявлена посадка на самолет, отлетающий рейсом номер семьсот один… Прошу приготовиться к посадке!
Рудаков встал и, застегивая плащ, сказал Валентину:
— Сынок, я уже не буду сегодня повторять свои советы и просьбы… как этот динамик.
Сергей Иванович взял чемоданчик и первым вышел на перрон.
Рудаков и Степанов шли по бетонной рудовозной дороге карьера и поминутно отступали в пыльный бурьян, пропуская груженные рудой самосвалы, с тяжелым гулом устремлявшиеся к прожорливой обогатительной фабрике, которую, казалось, никогда невозможно накормить рудой. Они поднимались к верхним уступам карьера, а дно его, опустившееся уже на триста метров, было закрыто легким газовым облаком.