— Видал, какой теперь приисковый рабочий стал, в эпоху научно-технической революции? — с гордостью заметил Степанов. И, взглянув в окошко, с усмешкой добавил: — А вот и другой приискательский герой припожаловал…
В кухню тихо вошел рыжий Иван. Переминаясь с ноги на ногу, стал у порога и с виноватым лицом чего-то выжидал. Синий кровоподтек под левым глазом сделал неузнаваемым лицо Ивана, забинтованная рука его висела на перевязи.
— Привет инвалиду любви, — усмехнулся Степанов, не взглянув на пришельца. Директор уже знал, что после пьянки с Варфоломеем Иван забрел ночью к своей дроле Машке и та, укрывая у себя бухгалтера Истомина, выпроводила непрошеного гостя увесистой скалкой…
— Вчера я захорошел, верно, но сегодня — завязал. Может, какое снисхождение будет? — со вздохом спросил он наконец.
— Не будет, Иван, не будет. Благодари своего нового дружка Варфоломея! — мастеря удилище, ответил Степанов.
— Напраслину возвели на меня, а вы сразу стружку сняли. Лечился я, — мне знакомый фершал говорил, что все болезни в человеке получаются из-за недостатка алкоголя в организме. Обидно небось!
— Это я от тебя уже слышал. Ты думал, опять обойдется агитацией да пропагандой? Нет, друг, мошной держи ответ. Во сколько тебе, Иван, обошлась бутылка водки? — поинтересовался Степанов, подмигивая Виктору.
— Тринадцатый оклад — это сто восемьдесят, квартальная премия — девяносто, это будет уже двести семьдесят, да путевки лишили, тоже деньги немалые. Больше трехсот рублей пол-литра мне стоила, — горестно подсчитал Иван.
Виктор посмотрел на Степанова, ожидая разъяснения.
— Еще квартиру не считал — получишь ее, после твоего загула, в последнюю очередь: такое положение при экономической реформе установлено, — напомнил Степанов.
Иван помолчал, подумал и уже с порога спросил:
— Значит, железно? Приговор обжалованию не подлежит?
— Нет, Иван, хоть и жалко мне твоих денег. Помни: новая реформа выравнивает человека со всех сторон, — заметил Виталий Петрович, наматывая леску на рогатку.
Иван потоптался на месте, никак не решаясь уйти.
— Увольняться будешь? — поинтересовался директор.
— Теперь нет. От добра добра не ищут, — буркнул Иван и скрылся за дверью.
Виктор в душе осуждал Виталия Петровича: мог бы и простить человеку! Преступление-то невелико: лишку выпил… Степанов казался ему каким-то роботом, который отлично выполняет свою работу и совершенно безразличен к людским слабостям.
«В семье с таким железобетонным тестем будет трудно», — подумал Виктор, поглядывая в окошко на огород, где Иван спугнул воробьишек, с шумным гомоном клевавших красную рябину.
— Жалко мне и тебя, паря, — обратился Степанов к Виктору, — горняк, а в водяные подался, мутить воду на морском дне!.. Был бы ты мой сын, батогом бы дурь из тебя выбил!.. Не хочешь под землю — иди начальником драги, там тоже можешь мутить воду. По рукам? — протягивая свою ручищу, предложил он.
Виктор с еще большей опаской задумался о настырном характере тестя…
— Я уже выбрал свой путь, — раздраженно ответил он.
Степанов досадливо махнул рукой.
— Слабак ты, паря. А я думал — потомки должны быть во всем сильнее своих предков!
Виктор обиделся: Степанов разговаривает с ним так же, как с Иваном, забывая при этом, что нравоучения часто приводят к обратным результатам. Надо поставить будущего своего тестя на место. Как жить ему, Виктору, будет решать Виктор. Будет решать сам.
Наутро, когда ехали рейсовым автобусом, Виктор ни разу не взглянул на Степанова, злился на этот унизительный разговор. Светлана что-то говорила ему, он смотрел в окно, не обращая на нее внимания, будто и она, заодно с отцом, была перед ним виновата… А что, если она унаследовала характер папаши? Тогда придется с ней солоно….
У Черной заимки вылезли из автобуса. Осеннее солнце припекало по-летнему. Дорога сначала шла полем, потом круто поворачивала к берегу, в тенистую прохладу леса. На опушке стояло заброшенное зимовье. Стены избушки почернели, как после пожара, она осела набок, разинув черную пасть двери.
Степанов приостановился у этого места и задумался о человеке, который поставил в глухой тайге вот эту избушку, что сохранила, наверное, жизнь многим таежным путникам!.. Возможно, он был бродяга-золотоискатель, который первым начал искать золото на том месте, где сейчас Кварцевый рудник… Это была, разумеется, лишь догадка. Тайну тех лет хранили деревянные развалины.
Хорошо в дороге думается. Никто не отвлекает. Виталий Петрович прикидывал в уме, какой дополнительный фонд для предприятия будет теперь создан на Кварцевом руднике за счет сверхплановых прибылей… Получалась невиданная цифра! Половину можно израсходовать на постройку новой гидравлики, жилья, второго детского сада… И все это сверх плана…
Степанов обернулся — Виктор с сумкой и Светлана со связанными длинными удочками плелись вдалеке.
— Светланка! Несите сумку вдвоем за ручки! — крикнул он.
Но Виктор продолжал тащить тяжелую сумку один.
В лесу стало прохладнее. Вот бы устроить роздых, поваляться под кедром на мягкой игольчатой постели? Но и так Пихтачев, наверно, уже давно ждет их.
Над небольшим обрывчиком у реки показалась брезентовая палатка, за ней дымил костер: Пихтачев приехал сюда с вечера. И вот он сам смотрит из-под ладони в их сторону и, узнав, идет навстречу. Забрав у Светланы удочки, недовольно ворчит:
— Явились, пропащие души на костылях! Погодка-то — вёдро! Чаевничать, опоздуны, будете?
— Чаи гонять после станем. Поехали! — распорядился Степанов.
Виктор присел на рюкзак, стянул через голову голубую «олимпийку» и, повернув лицо к солнцу, застыл в блаженном оцепенении.
— Виктор, тащи рюкзак! — услышал он команду Степанова, но оставил ее без внимания: сегодня он, слабачок, будет, назло будущему тестюшке, все делать по-своему…
Вмешался Пихтачев: выдернул из-под Виктора рюкзак и отнес к лодке, рядом с которой стояли берестовые туески с медовухой и березовым соком.
Виталий Петрович спрыгнул в лодку и принялся размещать вещи. Светлана подавала их с обрывчика. Виктор снял кеды, закатал выше колен спортивные брюки и, когда погрузка была закончена, тоже прыгнул в лодку, стал отталкиваться веслом, выводя ее на протоку.
По реке порывами носился ветерок, вода от него слегка морщилась.
— Здесь уже глубоко, греби! — сказал Степанов Виктору.
Виктор вытянул ноги, неторопливо достал пачку сигарет, вынул одну, раскурил и только после этого взялся за весла, начал легонько водить ими по воде.
Степанов иронически поглядывал на него, но Виктор всем своим видом показывал, что большей прыти от слабачка ждать не приходится.
— Ты не устал? — вскоре спросила его Светлана.
Степанов думал, что она подсмеивается над ним, но она спрашивала скорее озабоченно, чем иронически. Виктор неопределенно пожал плечами.
— Покури, а я пока сяду на весла, — сказала она.
Он оставил весла, перебрался на ее место и, привалившись спиной к носу лодки, зевнув, подставил лицо солнцу. Степанов только покачал головой и скомандовал:
— Греби левым, залезаем в кусты.
Светлана поспешно стала грести левым веслом. Выровняв лодку, спокойно заработала обоими.
«Гребет по-спортивному», — одобрительно подумал Виталий Петрович, видя, как быстро замелькали прибрежные кусты и как Пихтачев сразу отстал на своей лодчонке.
Светлана, выставив коленки, плавно нагибалась и отгибалась, гребя загорелыми руками, с лица ее не сходила счастливая улыбка. Виктор, прикрыв глаза, лежал на носу лодки, положив голову на спасательный круг, и тоже улыбался: он снова почувствовал ее губы на своей груди, ее пальцы в своих волосах, ее волосы на своем лице….
Очнулся он от всплеска воды — это Степанов выбросил за корму лодки якорь. Виктор с почти нескрываемой неприязнью наблюдал за Степановым. Виталий Петрович осматривался по сторонам, выбирая место, куда бы забросить снасть… Пожалуй, клев будет лучше всего за торчащей из воды корягой!.. Забросив леску, он стал терпеливо ожидать, тихонько насвистывая какой-то мотивчик…
Вдруг поплавок задергался и, поплясав, нырнул. Виктор видел, что Степанов снял окунька и, поправив червя, снова закинул удочку. Вскоре попался еще окунь, покрупнее. Степанов долго снимал его с крючка, и, зачерпнув ведром воды, опустил туда добычу.
— Удишь золотой удой! — заметил Пихтачев, наблюдая за Степановым.
— А ты что прохлаждаешься, рыбак? — окликнула Виктора Светлана. Она сидела, держа длинное удилище в руке, и неотрывно смотрела на поплавок.
Виктор неторопливо приготовил свою удочку, размашисто перекинул ее через нос лодки и повернулся лицом к солнцу. Жаль, не захватил с собой дорожные шахматы, от безделья решал бы задачи… Он достал из сумки очки с темными стеклами и, сказав: «Ловись, рыбка, большая и малая», — вновь отвалился на спасательный круг. На этот раз он очнулся от громкого окрика Пихтачева:
— Поедем к берегу, однако! В полдень рыба плохо клюет. На ушицу у нас хватит!
Виктор проголодался и готов был плыть к берегу немедленно. Он расторопно натянул на себя майку-«олимпийку» и поднял якорь.
— Садись на весла, — сказал ему Виталий Петрович.
Виктор потянулся, развел в стороны руки и нехотя сел. Закурил. И, медленно выдувая изо рта дым, неторопливо начал пошевеливать веслами.
У самого берега Степанов выскочил в воду и потянул лодку за нос. Но она застряла на мели, не дойдя до сухого берега. Виктор взял на руки хохотавшую Светлану и перенес на берег.
Павел Алексеевич наломал сухих дровишек и разжег костер. Тоненькая струйка дыма медленно поднялась над ветвями деревьев и разостлалась над ними прозрачным облачком.
— Надо чистить рыбу! — сказал Пихтачев.
Виктор достал из рюкзака складной нож.
— Витя, я почищу, это женское дело, — отбирая у него нож, запротестовала Светлана.
Виктор пожал плечами и лег лицом к небу.