мертвъ и глаза ея наполнились слезами. Она вернулась на берегъ, на то мѣсто, куда мистеръ Беллингемъ направлялъ свою лошадь.
— Онъ умеръ? спросила она, протягивая руки чтобы снять ребенка съ лошади, потомучто положеніе, въ которомъ онъ лежалъ, не могло способствовать возвращенію чувства, если только оно могло еще возвратиться.
— Кажется живъ! отвѣтилъ мистеръ Беллингемъ, отдавая ей на руки мальчика, прежде чѣмъ сойти съ лошади.
— Это вашъ братъ? вы знаете чей онъ?
— Глядите! сказала Руфь, садясь на землю, гдѣ было удобнѣе положить ребенка: — глядите, онъ вытягиваетъ руки! онъ живъ! О сэръ, онъ живъ! Чей онъ? спросила она, обращаясь къ народу, толпой сбѣжавшемуся на берегъ, услыхавъ о приключеніи.
— Это внукъ старой Нелли Броунсонъ, отвѣчали ей.
— Надо отнести его домой. Далеко это отсюда? спросила Руфь.
— Нѣтъ; это вотъ тутъ, близехонько.
— Чтобы сейчасъ же кто-нибудь бѣжалъ за докторомъ! повелительно сказалъ мистеръ Беллингемъ: — и немедленно привелъ его къ этой женщинѣ. Не держите его долѣе, прибавилъ онъ, обращаясь къ Руфи и впервые припоминая тутъ ея лицо: — ваше платье уже насквозь промокло. Эй, малый! подними его осторожнѣй.
Но ребенокъ судорожно уцѣпился руками за платье Руфи и она не позволила его тревожить. Она осторожно понесла свою тяжолую ношу къ бѣдному домишку, указанному ей сосѣдями. Изъ двери его выскочила убогая старуха и въ волненіи ковыляла, расталкивая народъ.
— Сердце мое! вскричала она: — одинъ мнѣ оставался, да и того я пережила!
— Успокойтесь! сказалъ мистеръ Беллингемъ: — ребенокъ живъ и вѣроятно останется въ живыхъ.
Но старуха была неутѣшна и твердила, что внукъ ея умеръ. Онъ и точно умеръ бы, еслибы не Руфь и не двое или трое изъ наиболѣе добрыхъ сосѣдей, которые подъ руководствомъ мистера Беллингема суетились вокругъ него, употребляя всѣ средства къ приведенію его въ чувство.
— До сихъ поръ этотъ народъ не могъ привести доктора! замѣтилъ мистеръ Беллингемъ, обращаясь къ Руфи, съ которою у него установился родъ безмолвнаго пониманія другъ друга съ тѣхъ поръ какъ они вдвоемъ были единственными свидѣтелями (кромѣ дѣтей) страшнаго происшествія. Этому способствовала также и извѣстная степень образованія, дававшая имъ возможность понимать мысли и языкъ другъ друга
— До какой степени трудно вбить какую-нибудь мысль въ эти безтолковыя головы! Они стоятъ и толкуютъ какого бы привести доктора, какъ будто тутъ непремѣнно надо Броуна или Смита, а ребенокъ между тѣмъ уже успѣлъ придти въ чувство. Мнѣ нѣтъ времени дожидаться; я торопился ѣхать, когда увидалъ утопающаго мальчика. Теперь онъ совсѣмъ отошолъ и открылъ глаза, значитъ мнѣ незачѣмъ долѣе оставаться въ этой душнотѣ. Moгу я просить васъ объ одной вещи? Потрудитесь наблюсти, чтобы ребенокъ имѣлъ все что ему понадобится. Я оставлю вамъ мой кошелекъ, если вы позволяете, прибавилъ онъ, подавая его Руфи, очень обрадованной этою возможностью доставить бѣдному мальчику нѣсколько необходимыхъ вещей, въ которыхъ, какъ она замѣтила, онъ нуждается. Но сквозь петли кошелька мелькнуло золото и Руфь не рѣшилась принять на себя распоряженіе такимъ богатствомъ.
— Это слишкомъ много, сэръ! сказала она. — Одного соверена за глаза довольно. Я возьму его и возвращу вамъ, при свиданіи, то что останется. Или я могу переслать вамъ?
— Я полагаю, что лучше взять вамъ теперь все это. О, какая здѣсь грязь! я не могу оставаться двухъ минутъ долѣе. Да и вамъ нельзя; вы заразитесь этимъ ужаснымъ воздухомъ. Пойдемте пожалуста къ двери. Итакъ если вы полагаете, что одного соверена достаточно, то я возьму назадъ мой кошелекъ, но не забудьте, что вы должны обратиться ко мнѣ, если понадобится болѣе.
Они стояли у двери, передъ которою кто-то держалъ лошадь мистера Беллингема. Руфь серьозно глядѣла на него (мистриссъ Мезонъ и ея порученія почти совсѣмъ стерлись въ ея памяти приключеніями этого вечера) напрягая всѣ свои мысли къ тому, чтобы лучше пошлъ его распоряженія насчетъ бѣднаго мальчика. До сихъ поръ это болѣе всего занимало и его собственный умъ. Но въ эту минуту его снова поразила рѣдкая красота Руфи. Онъ почти забылъ о чемъ говорилъ, съ восхищеніемъ всматриваясь въ нее. Наканунѣ онъ не видалъ ея глазъ, а теперь они прямо и смѣло глядѣли на него глубокимъ и серьознымъ взглядомъ. Руфь инстинктомъ прочла перемѣну въ выраженіи его лица и опустила свои широкія, бѣлыя вѣки, опушонныя длинными рѣсницами. Онъ нашолъ, кто такъ она еще лучше.
Непреодолимое чувство подстрекнуло его устроить дѣла такимъ образомъ, чтобы поскорѣе снова увидѣться съ нею.
— Нѣтъ! сказалъ онъ: — лучше если вы оставите у себя кошелекъ. Мальчику можетъ многое понадобиться, чего мы не можемъ предвидѣть въ настоящую минуту. Въ кошелькѣ, сколько я помню, три соверена и нѣсколько мелкой монеты; я можетъ увижу васъ на дняхъ и тогда, если у васъ что-нибудь останется, вы вручите мнѣ это обратно.
— О да, сэръ! сказала Руфь, оживленная надеждою оказать щедрую помощь, но все же тревожимая отвѣтственностью за такую значительную сумму.
— Могу ли я надѣяться снова встрѣтить васъ въ этомъ домѣ? спросилъ онъ.
— Надѣюсь, что мнѣ можно будетъ иногда заходить, сэръ, но я хожу по комиссіямъ и потому не знаю когда наступитъ моя очередь.
— Но, — онъ несовсѣмъ понялъ этотъ отвѣтъ; — но я желалъ бы узнавать черезъ васъ какъ идетъ выздоровленіе мальчика, если только это не доставитъ вамъ много труда. Гуляете вы когда-нибудь?
— Мнѣ некогда гулять, сэръ.
— Ну такъ вѣрно вы ходите въ церковь. Конечно мистриссъ Мезонъ не заставляетъ васъ работать по воскресеньямъ,
— О нѣтъ! я каждое воскресенье хожу въ церковь.
— Въ такомъ случаѣ вы будете такъ добры, скажете мнѣ въ какую вы ходите церковь и я встрѣчусь тамъ съ вами въ слѣдующее воскресенье, послѣ вечерни.
— Я хожу въ церковь св. Николая, сэръ. Я постараюсь доставятъ вамъ въ воскресенье свѣдѣнія о мальчикѣ и скажу вамъ ка кого они взяли доктора, а тутъ же и отдамъ отчетъ въ деньгахъ.
— Хорошо, благодарю васъ. Помните же, я на васъ расчитываю.
Его какъ-то оживила эта надежда снова встрѣтиться съ Руфью, но та отнесла все это къ желанію сдѣлать что-нибудь для бѣднаго мальчика. Беллингемъ ушолъ; но вдругъ новая мысль мелькнула въ его умѣ. Онъ вернулся въ избушку и обратился къ Руфи, слегка улыбаясь.
— Очень странно однако… но насъ некому представить другъ другу. Мое имя Беллингемъ; а ваше?
— Руфь Гильтонъ, сэръ, тихо произнесла она.
Какъ только разговоръ пересталъ касаться до мальчика, Руфь почувствовала смущеніе и неловкость.
Онъ протянулъ руку и въ ту минуту какъ она подала ему свою, къ нимъ подошла, ковыляя, старая бабушка съ какимъ-то вопросомъ. Онъ поморщился при этой помѣхѣ и еще рѣзче почувствовалъ окружающую его духоту и грязь.
— Нельзя ли почтеннѣйшая, обратился онъ къ Нелли Броунсонъ: — держать немного поопрятнѣе у васъ въ домѣ? Можно подумать, что тутъ живутъ свиньи, а не люди. Здѣсь воздухъ совершенная зараза, и грязно до неприличія.
Сказавъ это, онъ вышелъ, поклонясь Руфи. Старуха разразилась по его уходѣ.
— Видишь каковы они! умѣютъ только придти обругать бѣдную женщину. Свиньи живутъ!.. Кто онъ самъ-то, этотъ молодецъ?
— Это мистеръ Беллингемъ! сказала Руфь, непріятно поражонная неблагодарностью старухи. Онъ бросился въ воду спасать вашего внука; онъ утонулъ бы, еслибы не мистеръ Беллингемъ. Я думала даже, что ихъ обоихъ унесетъ теченіемъ, такъ оно было сильно.
— Рѣка-то вовсе неглубока! замѣтила старуха, стараясь по возможности уменьшить одолженіе, которое оказалъ ей обидѣвшій ее человѣкъ. Кто-нибудь да спасъ бы, хоть бы этого модника вовсе тутъ не было. Мой мальчикъ сирота, а ужь извѣстно, что Богъ сиротъ бережотъ. Пусть бы лучше кто-нибудь другой его вытащилъ, а то приходитъ потомъ ругаться къ бѣдному человѣку.
— Онъ не ругаться приходилъ сюда! кротко замѣтила Руфь: — онъ принесъ вамъ маленькаго Тома и замѣтилъ только, что здѣсь не такъ опрятно какъ бы слѣдовало.
— Что? или не слыхали какъ онъ крикнулъ? а? не слыхали? Погодите, состарѣетесь какъ я, да пришибутъ васъ ревматизмы, да придется смотрѣть за мальчуганомъ, какъ мой Томъ, что вѣчно въ грязи барахтается, если ужь не въ водѣ. А при этомъ еще смотри, чтобы было чего поѣсть и тебѣ и ему (одному Богу вѣдомо какова иногда нужда-то, какъ тутъ ни бейся), да и воду выметай, что съ крыши каплетъ!
Она раскашлялась, а Руфь благоразумно перемѣнила разговоръ, начавъ совѣщаться съ нею насчетъ положенія ея внука, въ чемъ вскорѣ помогъ имъ докторъ.
Сдѣлавъ необходимыя распоряженія, съ помощью одного изъ сосѣдей, котораго Руфь просила доставить вещи первой потребности, и выслушавъ отъ доктора, что дня черезъ два здоровье мальчика будетъ возстановлено, Руфь съ испугомъ вспомнила сколько времени она потеряла у Нелли Броунсонъ и какъ строго смотритъ мистриссъ Мезонъ, чтобы ученицы ея не выходили на долго со двора, въ рабочіе дни. Она побѣжала въ лавки, силясь собрать свои растерянныя мысли къ одной цѣли, къ отысканію красновато-голубого цвѣта, впадающаго въ лиловый, увидала, что потеряла обращики и вернулась домой съ дурно-выбраннымъ товаромъ и въ отчаяніи на свою глупость.
Во по правдѣ сказать послѣобѣденное приключеніе наполняло весь ея умъ; только лицо маленькаго Тома (который былъ теперь внѣ всякой опасности) отодвинулось на задній планъ, а лицо мистера Беллингема выступало ярче прежняго. Его смѣлое и естественное движеніе броситься въ воду спасать ребенка было возведано Руфью до высочайшаго героизма; участіе, принятое имъ въ пальчикѣ, казалось ей добротою сердца, а нерасчетливая щедрость — тонкимъ великодушіемъ. Она забывала, что великодушіе требуетъ нѣкотораго самопожертвованія. Сама она была съ избыткомъ награждена возможностью сдѣлать добро, которою была ему обязана и мучилась только заботою благоразумнаго употребленія денегъ, когда наконецъ, необходимость отворить дверь жилища мистриссъ Мезонъ заставила ее сознать дѣйствительность и почувствовать страхъ передъ близкимъ выговоромъ.