А потом оказалось, что если б и расспросила, толка не было бы! Не помнил он ничего. И вправду: с виду – красавец-мужчина, а поговоришь с ним – так словно и он и вправду точно младенец новорожденный. Точно только что на свет народился. Но и на это махнула Катерина рукой. Живут как живется – и ладно! Какое ни есть, а счастье!
И вот как-то раз Катерина с Коленькой пошли к колодцу по воду. К старому и заброшенному деревенскому колодцу, потому что вдруг их насос сломался. И перестал качать воду в дом. Теперь ведь у всех в деревнях, кроме одиноких старушек-бобылок, или скважины свои отрыты, или колодцы с насосами воду качают, поэтому не ходят по воду за сплетнями и новостями к общему деревенскому колодцу. А раньше больше общались деревенские меж: собой. Может быть, потому и сердечности меж; людей больше было. Так вот – поднял ее муж; из колодца полное битое алюминиевое ведро на скрипучем вороте с гремящей цепью. Стал переливать из него в их домашнее, чистое эмалированное ведро. Стал и второе ведро набирать. Катерина рядом стоит и лопухом от жары обмахивается. И вдруг окликнул ее по имени подошедший совершенно незнакомый им дряхлый старик.
И обращается старик к Катерине как к старой знакомой:
– Здравствуй, Катенька! Здравствуй, любая моя, голубка! Вижу, что не сберегла ты мне верность!!!
Тут Коленька и возмутился, поставив ведра на землю, крикнул старику:
– Дед! Ты что, сбрендил? Проспись! Я ее законный муж; – Николай.
А старик, точно от мухи, от него отмахнулся и продолжает с Катюшей беседу:
– Эх! Катюня! Катюня! Милая! И не такое бывает! Не всяк раз первому мужу со вторым изменушка, бывает и наоборот! – и ласково так говорит Катерине: —Дай мне, Катюня, как прежде, из твоих ручек нежных умыться!
Катерина, озадаченная высказыванием этого дряхлого деда, умыла старика. И он, ею умытый, молодеть стал. Преобразился на глазах. И стал красавцем Валентином – ее вторым мужем. Достал из-за пазухи ржавый металлоискатель и злобно отшвырнул его прочь от себя.
Ну, а то, что дальше началось в жизни Катерины, иначе как чудом назвать нельзя. Дом Катерины на окраине Ругачёво с резными по старинке наличниками и узорчатым мезонином на крыше становился все теснее и теснее от чудесным образом возвращающихся в её дом всех бывших Катюшиных мужей.
Тесно, ох, тесно стало от большого числа приобретенных Катериной за жизнь мужей. Вскоре весь её дом стал заставлен раскладушками, точно общежитие мигрантов.
А Катерина день-деньской хлопочет, кормит, обстирывает их всех, всех. Ведь всё ж её мужья – не чужие. Так уж обстоятельства сложились! Это же не фрукты-овощи в магазине, чтобы выбирать! А у неё полный дом, и всё родные – законные мужья! Всех пришлось принять обратно! Какие ни на есть – а все они из ее жизни!
Хорошо, что примерно с 2003 года стало развиваться кредитование. И это резко изменило обычную жизнь в деревне и всю ее повседневность. Кто поразумнее и порассудительнее, абы как деньги не хватали и не транжирили. А разумно брали: например – вскладчину, чтобы технику сельскохозяйственную купить. А со своей техникой всегда работа, и зимой – снег убирать вокруг дач и коттеджей.
А там же не деревенские, не поселковые люди живут. Поэтому администрация им дороги чистить не обязана. Вот и реальный приработок деревенским. Опять же на фермах, где частники владельцы – тоже всегда работа есть, если, конечно, непьющие мужики. Ну и, конечно, когда уж денежки удается прикопить, выплатив кредит, тут самое время выбирать красавицу немаркую иномарку! А с иномаркой-то таксовать можно, сколько захочешь! Особенно выгодно дачников с весны до осени развозить! В дачный сезон – самая малина зарабатывать! Тем более что теперь и есть на что с умом потратить! Один-то мужик и ошибиться может! Одна голова – хорошо, а две – лучше! А у Катюши в доме голов-то много, но всему главное – ее слово!
И все Катюшино семейство повалило в автосалон машину выбирать. Менеджеры автосалона опешили, спрашивая их в изумлении: «Вы, граждане, машину-то одну на всю деревню выбираете?» А мужья Катюнины в ответ только смеются: «Не-а! Вы нам пяток заверните! Мы их возьмем в одну нашу семью!»
Они тогда Nissan Qashqai – японский автомобиль выбрали. «Кашкай» по-нашему. Потому что вроде как созвучно имени их любимой Катю пеки. Ведь они Катюню свою все очень любили и уважали. И в целом, мол, – «Живи не кашляй!» А уж название фирмы Nissan понравилось – видимо, чтоб не сдрейфили при покупке, ведь впервые деревенские мужики иномарку покупать пришли. Вот как жить стали мужики!
О печках забывать стали в частном секторе. Теперь у всех котлы стоят. Ведь все же теперь продается на каждом строительном дворе! Хочешь – итальянские, хочешь – немецкие! Но кому пока не по средствам – китайские. Словом, обогрев, да, лучше чем в Москве! Опять же, включаешь по вкусу, а не по-московски, когда все перемерзнут и заболеют. Словом, вся оснастка дома, которая еще лет десять тому назад была доступна только владельцам коттеджей, теперь внедряется и в деревенский быт. И горячая вода, и душевые кабины – все стало возможно. Благо, что мужиков-то у Катерины случился целый дом, считай, целая бригада за стол завтракать, обедать и ужинать садится. Живут, обустраиваются. Пристраивают, надстраивают – большой красивый дом у Катерины вырос.
Как-то раз приготовила Катерина обед на всех. Уселись мужья за стол. Едят, её обед нахваливают, ложками стучат. А Катерина в это время со всеми обедать не стала. А вся в печали отправилась после обеда к гадалке. Её, идущую с опущенной головой, увидели из витрины магазина те же продавщицы Люся и Лариска. Окруженные расклеенными на стене магазина фото любимых артистов. Притаившихся за их надежными спинами фото кумиров: Пенкин, Фредди Меркьюри, Элтон Джон и другие. Ведь скукота зимой в магазине! Покупателей мало, дачников-то нет. Продавщицы принялись судачить, обсуждая между собой увиденную через запыленную витрину идущую куда-то Катерину.
– Смотри-ка, Люсь! Катерина наша идёт! Хм… одна! А ведь совсем излечилась наша Катерина! Глянь-ка, вон таксист подъехал, остановился и из машины вышел.
– Да! Похоже, дорогу спрашивает? Понятно! Не наш – заехал, а дороги не знает, – ответила Лариска, рассматривая, как Катерина показывает таксисту дорогу, показывая направление, взмахивая рукой то в одну, то в другую сторону.
– Да, уж не слетает с неё одёжка больше! – ответила Люся.
Но, подумав, Лариска заметила:
– А таксист-то симпатичный! А… может, и не излечилась вовсе наша Катюша? А просто мужик не тот пошел? А?
– Да почему же это «не тот»? Глянь! Таксист этот такой красавец! Эх, встретился бы мне такой красавчик лет 20 тому назад! Так и без Катькиной болезни – все мигом с меня слетело бы! – вздохнув, сказала Лариска, доставая цветастую упаковочку магазинных семечек. Раскрыла ее и сначала вежливо протянула напарнице.
– И с меня тоже! Слетело бы! – подхихикнула в ответ Люська, протянув руку к семечкам, украшенную пунцово-алым маникюром.
Катерина успела к гадалке затемно. И гадала гадалка задумчивой Катерине долго и старательно, перекладывая карты по клеенке обеденного стола с сиреневыми розами. То квадратом, то треугольником выкладывала карточный расклад, желая увидеть и рассмотреть всю-то Катеринину судьбу. То рубашкой вверх, то ловкими привычными движениями, едва касаясь лежащих карт, ловко волной переворачивала их. Вполголоса произнося предсказания, называла выпавшие карты и комбинации из них. Словно всю жизнь Катерины пытаясь перекроить, переложить все по-новому. Но от ее объяснений все становилось туманнее и запутаннее. И до конца гадания так и не смогла гадалка дать ответа Катерине: что к чему и чем сердце успокоится, как ни старалась. Помалкивали о будущем валеты, затаились короли, отворачивалась и дама пик, молчала, уставившись куда-то в сторону поверх своего неувядающего красного тюльпана. Да и что тут скажешь, не огорчив женщину, о том, что хоть какие у тебя хоромы вырастут, с отоплением и душевыми кабинами на каждом этаже, и даже полный дом мужей-раскрасавцев заведи. Но уж если кончились годики молодые, так уж ничто не поможет. Так что уж лучше помалкивать об этом, что с тюльпаном, что без него! Вот так и вылечилась наша Катерина от неизвестной науке болезни.
Автобусом в Рай
Старая Алевтина, живущая в лесу, в домике, доставшемся ей от отца-лесника, с сожалением о былом вспоминала те времена, когда почтальоны сами доставляли пенсию по месту жительства: «со всем почтением», как говаривали в старину. Так и дорожку-зимник натаптывали. А зимой, когда в лесу все вокруг заносит сугробами, а банкоматы по елям и березкам не развешаны, не в радость ей были эти пластиковые карточки.
Занесённая снегом безлюдная остановка, где жила Алевтина, – тоже повод для местных автобусов проезжать мимо без остановки. Одинокая бабка Аля, старуха, возрастом которой её соседи, приезжающие в деревню только летом, как на дачу, не знали, да и не интересовались. Последние ее ровесницы и деревенские однокашники покинули этот мир еще лет десять тому назад, поэтому, сколько ей лет, вспомнить давно уже некому было. Как зимует бабка Аля, было загадкой для всех в Ругачёво. Но по весне, как только становилось возможным пройти по скользкой глине-грязи распутицы, выходила на остановку всем на удивление беззубая бабка Аля, радуясь весеннему солнышку. Доезжала автобусом до Ругачёво и, как она, словно извиняясь, что зажилась, говаривала:
– В Рай поеду, колбаску куплю, пастилу, зефир, разное вкусненькое.
Раем называла она Ругачёво не только потому, что там её ждала сладкая жизнь и скопившаяся за зимние месяцы пенсия. А потому – Рай, что в советское время остановка называлась «Райцентр» – районный центр. Приехав в Ругачёво, шла беззубая Аля сначала в сберкассу. А уж после этого по магазинам, изумляясь переменам и наступившему в последние годы изобилию, как продуктовому, так и вещевому в ругачёво-райских магазинчиках, – разговляться после затянувшегося зимнего поста. Беззубой ее прозвали, потому что она всё рассказывала, что зимой ей магазины не нужны. И уж как накопит за зиму деньжат, так и вставит себе самые-самые золотые на свете зубы.