давать, будут большую казну им давать, сколько татары похотят!>
Так говорил гетман, не сообразивши, что слушавшие речи
его записывали их втайне, чтоб потом употребить их ко вреду
ему. Он не дал повеления молебствовать в церквах по случаю
мира. Между тем в письмах своих, посылаемых в Приказ, гетман
должен был, скрепя сердце, изъявлять удовольствие о
прекращении долголетней брани и о союзе, заключенном между
христианскими государями против .<зловредного чудовища>1, в
надежде исторгнуть из неволи христиан. Как больно отозвалось в
сердцах малороссиян оставление нерешенным вопроса об их
древней родине, показывает письмо Самойловича к польскому
королю .от 31 мая; в этом письме гетман от имени Войска
Запорожского изъявляет готовность в предпринимаемой войне
действовать там, куда обратит его воля правительства, но при
том сообщает, что Войско Запорожское очень скорбит о потере
древнего своего достояния, правобережной Украины, и просит
возвратить малороссиянам этот опустелый край2. Отправляя к
1 <На того через веки не мало шкодячого смока> (А. И. Д., подлинник
№ 487).
2 <Власная наша Войска Запорожского земля на том боку реки Днепра
по речкам Собу и Каменках и по реце Бугу будучая, не остаючи цале
при нас захована, в якоись нашой вонтиливости и отлучении завешена.
А не только то многим окрестным народам, але и самому вашему
королевскому величеству и всей Речи-Цосполйтой есть ведомо, иж Войско
Запорожское з давних веков аж до сего времени всегда ее заживало. За
их царских величеств позволенем покорне до вашего королевского
величества просим унижене милостивого респекта, абы тая земля пустая, яко
наша власная, при нас была вечным постановленем утвержена. Нехай бы
при такой вас пресветлейших и наияснейших монархов о вечном мире
радости и наш народ премилосердым их царских величеств призрением
и милостию вашего королевского величества тоеи земли будет утешен и
жебы теперь коли неприятелей за границею шукати належит, Войско
Запорожское домашних своих по отцах, дедах и прадедах власностей не
отпавши веселымы серцами и охотными одвагами в промыслах военных
предлежащих ставати могло> (А. И. Д., подлинник, № 487).
383
королю Гречаного с этим письмом, гетман при старшинах
говорил: <Не так оно станется, как Москва в мирных договорах
своих с ляхами постановила. Учиним мы так, как надобно нам!>
В том же духе, в каком писал было к королю, в августе писал
Самойлович коменданту белоцерковскому, выставляя на вид, что
край правобережный достался России не от поляков, а от турок, в последнее время был окончательно отвоеван от Юраски
Хмельницкого Семеном Самойловичем, покойным гетманским сыном, и присоединен к остальному малороссийскому краю. <Вы, -
писал он к коменданту, - призываете Войско Запорожское к
войне с неверными, но какая бы охота была нам биться с
бусурманами, когда мы видим над собою такое бесправие, когда
у нас отобрали нашу исконную собственность, правую сторону
Днепра?> Гетман предостерегал коменданта, чтоб он не посылал
от себя никого в спорную правобережную Украину, потому что
гетман приказал уже людям своего регимента наблюдать, чтоб
никто посторонний не покушался обращать этого края в свое
владение.
Эти домогательства не только оставлены без внимания, но
польский король сообщил московскому правительству о выходке
Самойловича; из Москвы, чрез окольничего Неплюева, послан был
Самойловичу выговор за его <противенство>. Испуганный этим, гетман тотчас послал просить прощения, и в октябре 1686 года
получил его через письмо Голицына, который уверял гетмана, что
милость государей к нему уменьшена не будет.
Так поляки, по миру с Московским государством, получили
в неполное владение правобережную Украину, разоренную и
опустошенную, получили ее со странным условием, обязательным для обеих сторон* не заводить там поселения. Желание
малороссийского народа снова заселить ее проявилось тотчас же, как мы это видели; но первые попытки были безуспешны, и
страна много лет оставалась впусте, и еще долее виднелись в
ней следы эпохи руины, пережитой этим краем. Нам остались
от близких современников любопытные черты о положении края, спустя четверть столетия после изображенной нами эпохи руины.
Малдроссийский летописец Величко в начале XVIII века
проходил через этот край, находясь в козацком отряде, отправленном
на содействие полякам во время шведской войны. Вот как он
передает впечатление, оставленное на него картиною, какую
представляла тогда правобережная Украина.
<Видел я, - пишет он, - многие города и замки безлюдные, опустелые, валы высокие как горы, насыпанные трудами рук
человеческих; видел развалины стен приплюснутые к земле, покрытые плесенью, обросшие бурьяном, где гнездились гады и черви, видел покинутые впусте привольные украино-малороссийские по-
384
ля, раскидистые долины, прекрасные рощи и дубравы, обширные
сады, реки, пруды, озера, заросшие мхом, тростником и сорною
травою; видел на разных местах и множество костей
человеческих, которым было покровом одно небо, видел и спрашивал в
уме своем: кто были эти? Вот она - эта Украина, которую поляки
нарекли раем света польского, эта Украина, которая перед
войнами Хмельницкого была второю обетованною землею, прекрасная, всякими благами изобиловавшая наша отчизна, Украина
малороссийская, обращенная Богом в пустыню, лишенная безвестно
своих прежних обитателей, предков наших>.
Другой современник, великорусский священник Лукьянов, проходивши через Украину в то время, когда уже северную
часть ее начал заселять полковник Палий, рассказывает, что
когда он выступил из Паволочи, последнего жилого места, недавно возникшего Палиева владения, то в течение пяти дней
пути до Немирова пришлось ему идти совершенно пустынею: где прежде были красивые города и большие села, там теперь
нельзя было встретить ни человеческого жилья, ни
человеческого лица; только дикие козы, волки, лоси, медведи скитались
по -краю, в котором порою виднелись остатки былого
человеческого довольства, одичалые сады с яблонями, сливами, грушами, волоскими орехами. Земля эта показалась такова
путешественнику, что он назвал ее золотою, но татары не давали
там никому поселиться. Город Немиров стоял один посреди
пустыни; он принадлежал полякам, и недавно перед тем был
разорен татарами; жителей в нем было мало, и те -
преимущественно евреи. Там жить было и неудобно, и дорого. По ту
сторону реки Буга опять шла пустыня, но уже не ровная, а
холмистая, на четыре дня пути вплоть до города Сороки на
молдавской границе.
В описанный нами период <Руины> естественно не могло в
малороссийском крае процветать умственное и культурное
движение. О правобережной Украине, превращенной наконец в
совершенную пустыню, нечего и говорить; но в левобережной, находившейся более в спокойном состоянии, сохранились еще
остатки прежнего довольства и давали новые ростки. В Киеве, основанная Петром Могилою при Братском монастыре, коллегия
стала было центром умственной жизни для всей Украины, но
в период <Руины> находилась в таком плачевном состоянии, что
до 1673 года в ней почти не было непрерывного учения, а с
этого года начало оно отправляться, но только в низших классах, и не ранее 1677 восстановилось в высших. Главною причиною
было крайнее обнищание Братского монастыря, которого имения
были почти все на правой стороне Днепра и подвергались
разорению. Хотя цари жаловали монастырю с коллегиею новые
13 Заказ 785 385
села, польские короли подтверждали привилегии своих
предшественников на монастырские маетности, а митрополит Иосиф
Тукальский уступил Братскому монастырю и коллегии местечко
Стайки, полученное им от Дорошенка на собственное свое
содержание, но такие дары оставались преимущественно только на
бумаге, за невозможностью получать из пожалованных маетно-
стей доходы. Преподаватели коллегии, принадлежа к числу
братии монастыря и не получая никакого определенного содержания, v довольствовались только одеждою и пищею, и то в нищенском
виде; студенты и ученики питались подаянием. Несмотря на
гнетущую житейскую нищету, из наставников были лица, с
любовью занимавшиеся педагогическими обязанностями и
составлявшие даже учебники в тяжелые времена смут и разорений.
Здесь не место распространяться о способах тогдашнего
преподавания, но заметим, что при многих сторонах его, для нас
теперь уже неуместных, в нем было то хорошо, что, не
ограничиваясь теоретическим изложением предмета, заставляли
воспитанников ворочать собственным умом: в этих видах в низших
классах задавались <экзерциции и оккупации>, состоявшие в
грамматических разборах, переводах и сочинениях на указанные
темы, а в высших производились диспуты, когда разделяли
воспитанников на две половины, и каждая с своей точки зрения
должна была отстаивать какое-нибудь спорное научное
положение. При всем упадке киевской коллегии - центра тогдашней
классной образованности, мы в период <Руины> встречаем не
мало малороссиян, преимущественно духовных, оставивших по
себе литературные труды, более или менее замечательные для
своего времени. То были или воспитанники прежних времен
киевской коллегии, или такие, которые, при невозможности
получать образование на своей родине, получали его за границей.
Таковы были: митрополит Тукальский, не только политический
деятель и патриот, но и проповедник; печерский архимандрит