немедленно послал во всю ночь верхом своего слугу Завадовского
в Полтаву сказать Искре, чтоб он тотчас поспешил в Диканьку.
В ту же ночь перед рассветом приехал в Диканьку Искра, а с
наступлением дня оба приятеля переехали через Ворсклу по
мосту, устроенному против Диканьке, прибыли в село Гавронцы на
другой стороне Ворсклы, потом отправились в Красный Кут1 -
1 Ныне Краснокутск, заштатный город Богодуховского уезда
Харьковской губернии при р. Мерле.
613
город Ахтырского полка. Там нашли они полковника Федора Оси-
пова и отдались под его покровительство.
Едва успели Кочубей с Искрою переправиться через Ворсклу, как нагрянули Трощинский и Кожуховский с козаками в дикань-
ский двор Кочубея, с тем чтобы везти его в Хвастов в гетманский
обоз. <Где хозяин?> - спрашивал Трощинский. Отвечали, что
уехал, но куда - неизвестно. Трощинский не поверил и сделал в
доме обыск. Не нашли Кочубея. Трощинский и Кожуховский
отправились снова в Великие Будищи; в Диканьке не видели их после
того три дня: пятницу, субботу и воскресенье. Кто-то известил
полковников, что Кочубей с Искрою ушли в Коломак, где у Искры была
пасека, но потом известили их, что Кочубей с Искрою, одумавшись, ушли к Самаре. Полковники послали было Козаков зайти им дорогу, но тут пришло к ним новое известие, что беглецы в Красном Куте.
Тогда Трощинский и Кожуховский опять поехали в Диканьку
и утром в понедельник остановились в Ковалювке1, другой
маетности Кочубея, в новом дворе владельца, и оттуда послали волохов
звать к себе Кочубеиху. Была память священномученика Василия
пресвитера 22 марта. Кочубеиха, вместе с невесткою, была в
церкви (чуть ли это не был день именин ее мужа или сына, которого
звали также Василием). Волохи стали около церкви, а их
ротмистр Константин Великий с тремя подчиненными вошел в
церковь и объявил Кочубеихе, что ее зовет Трощинский. Кочубеиха
отвечала: <Не пийду з церкви, нехай постражду меж олтарем як
Захария!> С трудом убедили ее выйти из церкви2; тотчас волохи
подхватили обеих - ее и невестку - и посадили в коляску. Их
повезли в Ковалювку. Там заставили хозяйку перед собственным
двором стоять добрый час и ждать, пока доложат Трощинскому.
Наскучивши долгим ожиданием, Кочубеиха встала из коляски и
пошла к воротам двора узким путем, протесняясь между козац-
кими лошадьми, которых там столпилось немало.
Трощинский вышел на крыльцо дома одетый в белом кафтане, без пояса, в желтых туфлях. По тогдашним обычаям, это был
признак невежливости. Трощинский был пьян. Кочубеиха с видом
достоинства выступила вперед к нему и произнесла: <За тое-то
Мазепа прислал вас з таким войском по мого пана, що зичливе
и верне Войску Запорожскому писарством и судейством служив?>
Трощинский с перепоя забылся, пришел в ярость и крикнул на
волохов: <Стрелять!> Волохи уже было и курки пистолетов взвели, но Кожуховский, который был в памяти, крикнул на них: <Стоять
смирно!> Что дальше там говорилось - не знаем. Но Кочубеиху
1 Ныне местечко Зеньковского уезда Полтавской губернии при р. Та-
шанскойГруме и Стехе.
2 <…Через силу речей мусила з церкви выйти>.
614
отправили назад в Диканьку в сопровождении Козаков. Там, кругом ее двора и около самого дома во дворе, поставлены были
караулы. Невестку Кочубея Трощинский, сообразно гетманскому
приказанию, отпустил в дом ее родителя, миргородского
полковника, куда уже прежде уехал и муж ее Василий Вас. Кочубей.
Ей дозволили забрать с собою свое приданое.
24 марта Трощинский прибыл в Диканьку с Кожуховским и с
прибывшим вновь от Мазепы посланцем Валмусом, который привез
приказание гетмана об имуществе Кочубея. Трощинский собрал
всякое движимое имущество в доме, все <скрини> со всяким добром, упаковал все в <палубах> (большие воловьи повозки для тяжестей), а самую Кочубеиху с детьми и с одною служанкою посадил в
карету и под караулом повез в Батурин. Все привезенное с нею
имущество отвезено было на Гончаровку, в гетманский дворец.
Кочубеиху поместили в собственном дворе, находившемся на подворке
(посад) батуринском, где прежде Кочубеи обыкновенно проживали, когда пребывали в Батурине. Через неделю ее перевели в другой
кочубеевский двор, старый, находившийся в средине города или
замка: там назначили ей помещение - одну только тесную хату. Во
дворе поставлено было два караула: один жолдатский1, другой
московский (великорусский); запрещалось кому бы то ни было
посещать узницу; не дозволялось не только приходить во двор, но и
приближаться к огороже двора.
Между тем в Красный Кут, где скрылись диканьские беглецы, прибыл великороссийский офицер с письмом к Осипову от
Головкина. Канцлер поручал Осипову увидеться с Искрою, сказать, что
царь желает лично от него слышать о таком важном деле, и он, Искра, должен вместе с Осиповым ехать чрез Смоленск в главную
квартиру государя. Затем канцлер прибавлял, что Осипов и Искра
должны быть благонадежны в царской к ним милости и оба они за
свою верность получат себе от царя награду.
Осипов и Искра собрались ехать. Предполагалось Кочубею
оставаться в Слободском крае, куда не простиралась власть гетмана
и где поэтому не имел права самовольно добывать Кочубея Мазепа.
Кочубей, однако, поехал проводить Осипова и Искру до Белгорода, но едва все доехали до Богодухова, как явился другой офицер с
письмохМ Головкина уже к Кочубею. Канцлер сообщал, что государь
указал и ему, Кочубею, как можно скорее приехать в ближние
места к Смоленску для свидания, разговора и совета о том, <как бы
злое начинание возможно было утаить и какую бы верную особу
избрать на место того подозрительного, не у мешкав>. Доставил это
письмо офицер гвардии Озеров, переодетый в польское платье для
сохранения дела в секрете.
* Жолдат - пеший казак, охранявший гетманскую резиденцию.
615
Все поехали. По-видимому, счастье повезло доносителям.
Письма Головкина показывали доверие к ним. Сами они заранее
выбрали нужных свидетелей к своему делу и ехали в надежде свергнуть
гетмана и вернуться с царскими наградами за верность законному
государю.
Они прибыли в Смоленск. Головкин находился тогда с своею
походною канцеляриею в Витебске и, узнавши о прибытии
доносителей, послал в Смоленск подполковника привезти их в Поречье
сухопутьем, а из Поречья в Витебск водяным путем. Уже заранее, соображаясь с образом воззрения самого государя, Головкин не
ожидал по розыску найти Мазепу виновным, а считал своим делом
только выведать, нет ли в этом доносе неприятельского влияния, и, в конце концов, предполагал отправить доносчиков в Киев, в
удовольствие гетману*.
18 апреля, в сопровождении подполковника Левашова, прибыли к Витебску Федор Осипов и двое главных доносителей: Кочубей и Искра, а с ними приехали еще лица, прикосновенные
к делу: священник Иван Святайло, сотник Кованько, перекрест
Петр Яценко, привезенный нарочно из Москвы, где содержался; кроме этих лиц, прибыли тогда двое писарей, племянник Искры
и 8 служителей. Всех малороссиян поместили в пустом панском
загородном дворе в разных светлицах.
На другой день 19 апреля Головкин и товарищ его Шафиров
приехали в этот двор и обратились прежде к Федору Осипову. Тот
мог сказать только, что, по приглашению священника Святайло, он
виделся с Искрою в своей пасеке на реке Коломаке и от него
услыхал обвинение гетмана в изменнических замыслах, а потом к нему
в Красный Кут приехали Кочубей и Искра. С Кочубеем он не был
вовсе знаком, а Искру знал только по войсковым делам.
Министры, снявши такое показание с ахтырского полковника, приказали позвать из других покоев Кочубея и Искру. Они приняли
их ласково и сказали: <Государь к вам милостив, надейтесь на
царскую милость и подробно изложите все дело, ничего не опасаясь>.
Головкин отпустил Искру, оставил при себе одного Кочубея, и
тот, ободренный ласковым приветом, проговорил некороткую речь, вспомнил измену Бруховецкого, навлекшую на малороссийский
край смятение и кровопролитие, вспомнил, как после усмирения
края царь гневался на генеральных особ за то, что, находясь близко
к гетману, не заметили его злокозненного намерения и заранее о
нем не сообщили. Теперь, замечая в поступках своего региментаря
* <…А сыскав основание того дела по домогательству гетманскому и
по вашему указу, пошлем их для публичного окончания того розыску к
князю Дмитрию Михайловичу Голицыну в Киев, чтоб тем показать
гетману довольство>. (Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение
И. Кн. № 8. Донесение царю Головкина 18 апреля.) 616
злое намерение и услышавши собственными ушами такие слова от
него: <Под ляхами, конечно, будем>, - они решились объявить
царскому величеству. Они поступают так не ради каких-нибудь выгод, а <единственно величая превысокое достоинство великого государя>.
С этими словами Кочубей подал донос, написанный в 33-х
пунктах, которые по содержанию сокращались в 27.
1. В Минске в 1706 году гетман говорил ему, Кочубею, наедине, что в Белой Кринице княгиня Дольская, мать князей Виш-
невецких, передавала ему, что король Станислав хочет учинить
гетмана князем черниговским, а войску запорожскому даровать
желанную вольность.
2. Гетман хулил князя Огинского, польного гетмана
литовского, за то, что держится союза с великим государем, тогда как все
уже паны от этого союза отступили.
3. Когда Мазепа услыхал, что Август уехал из Польши в
Саксонию, то произнес: <От! чего боялися, того не убоялися!