он намеревался ввести в Украину шведов как освободителей от
московской власти. Но тут случилось событие, которое чуть было не
640
открыло замысла Мазепы. Когда генерал Лагеркрона вошел в Ста-
родубский полк, тотчас стали разноситься воззвания, называемые
у русских <прелестными> письмами. Шведский генерал убеждал
малороссиян не бояться1 шведов, жить спокойно в своих домах, а из
Стародуба пусть выходит к нему навстречу бурмистр со
знатнейшими обывателями и пусть везут к ним на продажу хлеб и всякое
съестное. Жители не поддавались на эти прельщения, а бежали без
оглядки, спасаясь как от шведов, так и от великороссиян. Между
разносителями таких <прелестных> писем попался польский
шляхтич Яку б Улашин: он вез письмо от пана Понятовского, находившегося резидентом Станислава при шведском короле. Письмо было
к Мазепе. Понятовский просил малороссийского гетмана отпустить
на свободу его пленного брата, в воспоминание доброго приема, оказанного когда-то Мазепе’в Луцке. Почему-то этот господин
показался подозрителен, и генерал Инфлянт 1 октября отправил его
в походную канцелярию, бывшую тогда в Почепе. Улашина
подвергли пытке огнем, и тот, не стерпя мучений, объявил, что Мазепа
поколебался в верности царю, и Понятовский послал к нему
передать словесно, чтобы, как шведы войдут в Украину, он отписал бы
к Понятовскому и при Божией помощи со всем войском
запорожским приставал к шведам. Улашина еще раз поджарили, но он
более не открыл. Показанию Улашина не придали веры, и копию с
него отправили к гетману. Не только все происходившие перед тем
явления в таком роде настроили царя и его министров считать
всякие обвинения на Мазепу лживыми, но в это самое время Мазепа
заявлял свою преданность, сообщая Головкину весть, что Станислав
с шведскими и польскими войсками направляется на Волынь, чтоб
оттуда ворваться в Украину, просил скорейшей присылки
регулярных войск, потому что малороссияне могут изменить и пристать к
неприятелю. Вместе с тем снова звали гетмана на соединение с
царскими силами. Мазепа отвечал, что показания поляка Улашина не
более, как коварные затеи неприятеля, который хочет привести
верность гетмана в подозрение у государя и тем посеять в Украине
смятение. <Никакого брата Понятовского у меня нет, я о нем не
слыхал>, - писал гетман. Что касается до требования ехать самому
к великороссийскому войску, то Мазепа отговаривался тем, что в
малороссийском крае возникли беспорядки от пьяных бродяг, безобразничающих толпами в полках Полтавском, Гадяцком, При-
луцком, Миргородском, Лубенском и Переяславском, и это зло
переходит уже в полки: Черниговский, Нежинский и Стародубский, где прежде велось смирнее. Гетман на основании присланных ему
донесений сообщал, что появились две шайки разбойников: одна
под начальством Перебийноса в числе 800 человек, другая -
Молодца в числе 1000. Они своевольствовали, грабили и убивали
людей в приднепровском крае и к ним притекали со всех сторон <ку-
21 Заказ 785 641
пы> бродяг, словно вода. Если гетман с войском отдалится в Ста-
родубский полк, то своевольники нападут на городы и встретят себе
единомышленников в поспольстве. Полковники и полковые
старшины ропщут и говорят, что если их поведут в Стародубщину, то на
крайнюю погибель их семейств и на разорение их имуществ, потому что тогда простонародье захочет грабить и убивать честных и
богатых людей. Кроме этих причин, гетман указывал на опасность
скорого вторжения Станислава в Украину.
Мазепе, естественно, хотелось во что бы то ни стало оставаться
с козаками в Украине до того времени, как войдет шведская сила, и тогда внезапно и неожиданно объявить себя на стороне врагов
царя Петра. Но прежде чем шведский король появился с своим
войском, от гетмана требовали идти на соединение с великорусскими
войсками, чтобы вместе с ними воевать против шведского короля.
Там уже никак неудобно было ему сделать крутой поворот на
противную сторону. 6 октября, когда Мазепа получил новое приказание
идти с войском на соединение с великороссиянами и самому быть
в главной царской квартире, он призвал на совет своих
единомышленников и спрашивал, ехать ли ему к великому государю.
Старшины закричали: <Нет. Если поедешь, то погубишь и себя, и всю
Украину>. Тогда Мазепа приказал написать и послал письмо, о
котором сказано выше. Но, по замечанию Орлика, Мазепа спрашивал
старшин только для вида и испытывал их: он даже наружно
показывал перед ними вид готовности ехать по царскому указу, на
самом же деле не помышлял о такой поездке: напротив, он опасался, как бы министры не заманили его с тем, чтобы взять его в свои
руки, тем более что в Польше, как Мазепу извещали, повсюду
носились слухи о его тайном соглашении со Станиславом и о
сношениях со шведами.
На посланное 6 октября письмо Мазепа 10 числа того же месяца
получил ответ. Царские министры сообщали, что, по совету с
фельдмаршалом Шереметевым, они постановили послать царский указ
киевскому воеводе князю Дм. Мих. Голицыну, чтоб он с царскими
ратными людьми, находившимися в Киеве, и с пристойною
артиллерией шел в средину Украины с целью не допускать в
малороссийском народе <шатости>. Гетман должен послать к нему для той
же цели козацкий отряд из разных полков своего регимента, а сам
со всем остальным войском немедленно должен идти к Новгород-
Северску, расставить свое войско над Десною и сам лично приехать
в главную армию для совета с фельдмаршалом. Выставлялась, между прочим, и такая необходимость его прибытия: в народе носились
слухи, будто гетман покидает Украину во время неприятельского
наступления и гетману следует своим появлением при царском
войске рассеять такие слухи. Притом ему известны нравы и местные
обычаи народа, и он может наставлять царских министров и вое-
642 -
начальников. Своевольства, начавшиеся в Украине, скорее
усмирятся, когда народ увидит, что великорусские войска, вместе с ко-
заками, могут их усмирить. Насчет опасности вторжения
Станислава министры успокаивали гетмана: слухи, полученные им о
Станиславе, неверны; министрам, напротив, подлинно известно, что Станислав находится еще в Мариенбурге и ранее конца октября
не выступит из Пруссии.
Страшная тревога волновала душу Мазепы. Он должен был
скрываться и каждую минуту находиться в страхе, что вот-вот
откроется его коварство, вот-вот министры догадаются. И
действительно, кажется, министры уже начинали догадываться, что в
поведении гетмана есть что-то зловещее, но никто не смел заявить
об этом царю, так как Петр не переставал доверять честности и
прямоте своего гетмана. Петр настолько верил в него, что когда
ему представили показание Улашина, то он заботился о том, что
гетман может этим потревожиться, и писал к Меншикову, чтобы
князь повидался с гетманом и утешил его, потому что
<бездельники опять своим воровством стали оскорблять его>. Чтобы лучше
отклонить от государя всякое подозрение на себя, гетман в этом
же месяце октябре отправил к Петру войскового асаула
Максимовича - одного из своих соумышленников - с просьбою дать
указ утвердить и отмежевать земли, скупленные им у помещиков
Рыльского уезда, и дозволить населить их пришлыми вольными
людьми. Кто бы мог после этого подумать, что этот человек
намерен оторваться от царской державы, когда он в этой державе
приобретает себе поземельную собственность! Максимович от
имени гетмана поднес царю в дар 2000 червонцев, а царь, вероятно, тогда в них нуждался. В то же время Мазепа поздравлял царя с
победою при Лесном в красноречиво составленном письме, в
котором, по своему обычаю, желал царю <до конца> сокрушить
своих врагов. Царь после победы при Лесном находился в Смоленске
и по обычаю своему, наблюдаемому после каждой военной удачи, праздновал победу, въезжал в город триумфально, при пушечной
пальбе; за ним везли отнятые от неприятеля знамена и пушки; он посылал разные распоряжения на Дон, где князь Долгорукий
добивал булавинцев, и на север, где Апраксин расправлялся с
шведским генералом Либекером, а 20 октября выехал из
Смоленска к войску в Украину.
Надобно было предупредить приезд царя и провести
как-нибудь царских министров до тех пор, пока Карл подойдет поближе.
Царь требовал во что бы то ни стало, чтобы Мазепа ехал к
русским военачальникам на совет: Мазепа отвечал, что исполнит
царский указ, хотя бы его постигла в пути смерть; он поплывет на
судне из Салтыковой Девицы вверх по Десне, а потом по Борзне
до города Борзны; сухопутьем же, во время осенней колоти, ему
21* 643
ехать невозможно по причине его хирагрических и подагрических
припадков. В это время собрал он старшин и сказал: <Меня зовут в царское войско. Но там у меня есть искренние
приятели; они предостерегли моего канцеляриста Болбота, чтобы
я не ездил к царскому двору, а паче старался бы охранять и
себя, и весь малороссийский народ; пусть бы всяк зарывал в
землю все, что есть дорогого, потому что царь, не надеясь от
Украины постоянства в случае неприятельского вторжения, хочет
устроить что-то недоброе над гетманом и над всем народом>. Это
сообщалось под большим секретом.
Все это, как впоследствии оказалось, был вымысел, противоположный тому, что происходило на самом деле, - канцеляристу
Болботу, напротив, говорили, что царь милостивее к гетману, чем
к Меншикову, и не станет слушать никого, кто бы о нем дурно
ни -говорил. Относительно же совета зарывать в землю все