себя, чем он был на самом деле.
30 октября приехал в Погребки1 Меншиков, и тогда состоялся
военный совет, положивший взять Батурин и, в случае
сопротивления, истребить его как главный притон силы, неприязненной
царю Малороссии. Ранее Меншикова приехал к Батурину князь
Дм. Мих. Голицын и послал в замок царский указ. Бывшие там
старшины и товарищи дали такой ответ: <Без нового гетмана мы
не пустим в замок москалей, а гетмана выбрать надлежит общими
вольными голосами; теперь же, когда неприятель швед стоит в
нашей земле, невозможно выбирать гетмана>.
К полудню 31 октября прибыл к Батурину Меншиков с
великорусскими силами и послал в замок сотника Андрея
Марковича. Замок был отовсюду заперт, ворота засыпаны землею, но
сотнику дали возможность туда проникнуть, втащивши его по
стене. Сперва Маркович подвергся трепке от мятежной толпы и не
без труда добился, чтоб его провели к сердюцкому полковнику
Чечелу. Кроме Чечела и Фридриха Кенигсена, арматного асаула, которым Мазепа поручил охрану Батурина, там были в те дни
влиятельными лицами: Левон Герцик, бывший полтавский
полковник, генеральный асаул Гамалея, реент (делопроизводитель) Мазепиной канцелярии, батуринский сотник и батуринский
городничий. Маркович от княжеского имени убеждал отворить
ворота и впустить царское войско в Батурин. Ему отвечали: <Этого
мы не смеем сделать, потому что гетман не приказал>.
<Но гетман ваш изменил, переехал к неприятелю, -
представлял им Маркович. - Вы же верные подданные люди государя, а князь Меншиков министр нашего государя, так как же можно
вам перед ним затворяться?>
Ему отвечали:
<Мы не смеем ,без региментарского приказания, а чтоб наш
гетман изменил и отъехал к неприятелю, тому поверить мы никак
не можем>.
Напрасно сотник уговаривал их не прикидываться
незнайками, напрасно представлял им доводы, что в царском войске уже
все довольно об этом знают, - все убеждения остались
безуспешны.
После полудня царские полководцы стали готовить полки к
переправе через реку Сейм: там уже прежде были мосты, но перед
* Ныне село Новгородсеверского уезда при р. Десне.
655
приходом царских сил осажденные их разметали. Надобно было
наводить и исправлять их, как вдруг из замка выставлено было
шесть пушек и направлено на царское войско.
Полки дзинуты были по берегу ниже и поставлены в строй: неизвестно, находили ли там удобнее строить мосты или
переходить реку вброд. Но, увидя движение русского войска, из замка
выехали пять человек мазепинцев и кричали через реку: <Не
ходите, а если пойдете силою, то станем вас бить>.
Из царского войска им закричали: <Пусть придут к нам
человека два-три на разговор>. Но из Батурина отвечали
ругательными криками.
Тогда в двух лодках предводители переправили 50 гренадеров
на другой берег, и тотчас те батуринцы, которые были высланы
из замка с пушками, <с великою тревогою> побежали в город, а
русские свободно стали направлять мосты, с тем чтобы
перебраться через реку ночью. <Ни малейшей склонности к добру у
них не является, и все говорят, что хотят до последнего человека
все держаться>, - писал Меншиков в донесении своем царю
вечером 31 октября.
Наступила ночь. Меншиков помещался в хате, в поселке, находившемся за рекою. Тут явились к нему депутаты из Батурина: они уверяли, что если бы в самом деле гетман изменил государю, то они остаются в прежней верности и готовы впустить царские
военные силы в батуринский замок, только просили дать им на
размышление три дня сроку. Меншиков понял, что это говорилось
<с звычайною политикою> и батуринцы думают выиграть время, пока успеют шведы явиться к ним на выручку. <Довольно с вас
времени намыслиться одной ночи до утра>, - сказал им
Меншиков. Депутаты ушли, дожидаясь, впрочем, письменного ответа.
Наступило утро. Не получивши письменного ответа, батуринцы
стали палить из пушек, и в это время вспыхнул пожар на подворке, иначе на посаде. Это показывало, что, собираясь защищаться и
согнавши жителей в замок, мазепинцы готовы стоять до последней
капли крови и истребляют жилища около замка, чтобы не дать
своим неприятелям там пристанища. Меншиков в виде ответа на их
письмо, принесенное ночью, послал к ним письменное
предложение. Письмо послано было с каким-то Зажарским. Батуринцы
впустили его в замок, собрали раду и хотели читать письмо Меншико-
ва, но тут раздались резкие крики: <Некогда чинить нам отповеди>.
Против самого Зажарского возбудилась такая злоба, что его чуть-
не растерзали в куски, однако удержались от убийства и
только выгнали с таким единогласным решительным ответом: <Все здесь
помрем, а президиума не пустим>.
В ночь на 2 ноября все изменилось. В батуринском замке между
козаками была часть Прилуцкого полка; один из полковых стар-
656
шин, Иван Нос, явился к Меншикову и указал ему тайный способ
добыть Батурин. По преданию, Нос указал в батуринской стене
незаметную ни для кого калитку, через которую возможно было во
время ночи гуськом царским людям проникнуть в замок. Меншиков
отрядил туда солдат. Тайный вход был открыт; за первыми, туда
вошедшими, последовали другие, а с другой стороны был начат
приступ, и батуринцы, отбивавшись в продолжение двух часов, наконец сдались. Осталось еще предание, что когда в Батурине
услыхали, что тайный вход открыт, туда поспешила горсть осажденных, предводительствуемая диаконом, с которым неразлучно находилась
его дочь-девица. И отец и дочь погибли в сече.
Петр получил известие о взятии Батурина, находясь уже в
Воронеже1. Он был чрезвычайно доволен, немедленно благодарил
письменно Меншикова и отдавал судьбу взятого города на волю и
благоусмотрение победителя: если найдет, что Батурин может
отстояться от неприятеля, то оставить в нем гарнизон, в противном
случае сжечь его и всю артиллерию постараться скорее увезти
оттуда, а также взять с собою булаву, знамена и всю гетманскую
канцелярию.
Тогда Батурин был сожжен. Жители от мала до велика
подверглись поголовному истреблению, исключая начальных лиц, которых пощадили для казни. Впрочем, многие успели уйти заранее и
остаться целыми. Это видно из того, что впоследствии возвращались
в Батурин многие обыватели на свои места. Кенигсен, тяжело
раненный, думал скрыться, но был схвачен. Чечел успел убежать, но
в одном ближайшем селении его узнали козаки и выдали
Меншикову. Общие свидетельства единогласно говорят, что над жителями
Батурина совершено было самое варварское истребление. Сам
Меншиков не писал о том к царю, предоставляя сообщить ему обо всем
изустно.
Весть о судьбе гетманской столицы произвела страшный
переполох в малороссийском крае. Жители окрестных городков и
сел покидали свои жилища, бежали без цели, сами не зная куда, раздавались отчаянные крики: <Москва неистовствует, Москва
весь Батурин разорила, всех тамошних людей перебила и малых
деток не пожалела!>, <Ой, не зарекаймось, братце, в московской
крови по колена бродить!> - восклицали в запальчивости
слышавшие об этом козаки, а когда кто-нибудь, подслушавши
подобные речи, и замечал, что так говорить непристойно, на того
накидывались, как на изменника, били, трепали, даже связывали
и запирали в погреба. Один из таких, ушедши из рук ревностных
патриотов, доносил о том Меншикову, но тот, кого обвиняли, ука-
1 Ныне большое местечко Глуховского уезда при р. О саке, в 34 верстах
от Глухова, на дороге в Новгород-Северск.
657
зывал на доносчика, что его сажали в тюрьму за пьянство и
буйство, и он теперь в отместку вздумал доносить на других.
Впрочем, такие порывы народного негодования скоро улеглись и
не принесли большой пользы делу Мазепы.
Отправляясь после своего военного подвига к царю в Глухов, Меншиков, уничтоживши прежде несколько тяжелых пушек, вез
с собою часть артиллерии, знаки гетманского достоинства и
скованных старшин, из которых один Кенигсен не был довезен до
Глухова и умер в Конотопе, где над его трупом совершена была
казнь колесования, ожидавшая его живым в Глухове.
После присоединения Мазепы к шведам главная квартира
шведская переведена была в Дехтеревку1, за четыре версты ниже Горок, по течению Десны. Оттуда Мазепа отправил письмо к стародубско-
му полковнику Скоропадскому. Гетман выставлял причины, побудившие его сделать настоящий шаг: издавна враждебная власть
московская в последнее время возымела намерение отобрать в свою
область малороссийские города, ограбить и выгнать из них
обывателей и наполнить их своими войсками. Так поступали москали не
только в полках Стародубском, Черниговском и Нежинском, под
лживым предлогом будто делают так ради наступления шведов, но
и в других, более отдаленных полках, где шведов никак не ожидали.
<Нас предостерегли по секрету приятели, что москали хотят
прибрать в свои руки гетмана, генеральных старшин, полковников и
запровадить в тиранскую неволю, затем всех Козаков обратить в
драгуны, изгладить совершенно со света имя запорожское и
поработить навеки весь малороссийский народ>. С этой целью
Меншиков и Голицын заманивали гетмана в московский обоз. Но гетман, с согласия генеральных особ, полковников и всех старшин войска
запорожского, прибегнул к покровительству шведского короля в
надежде, что он оборонит малороссийскую их отчизну от тиранского
московского ига и не только возвратит козакам отнятые права и
вольности, но еще умножит и расширит их, и в этом король дал