>, - говорил Левенгаупт. Но отступление
было уже немыслимо. Происходило полное беспорядочное бегство
разбитого в пух и прах войска. Командиры кричали на
подчиненных: <Стой>, подчиненные кричали один к другому: <Стой!> -
и все бежали. Вдруг неприятельская нуля поразила лошадь, на
которую посадили Карла, и в это время настигали его русские; шведский король неизбежно попал бы в плен, но капрал Гиерта
поспешно дал ему свою лошадь. Не без труда Карл, при помощи
других, сел на нее и ускакал во всю прыть, всетаки каждую
минуту ожидая, что его или убьют выстрелом, или нагонят и
возьмут в плен. Капрал Гиерта, отдавши королю свою лошадь и
сам будучи ранен, дотащился под плетень, чтобы там умереть, но увидел его королевский конюх, который вел одну из
королевских лошадей, посадил на лошадь, и таким образом капрал Гиерта
догнал короля, скакавшего к тому месту, где находился обоз.
Если Карл в этот день показал редкий пример храбрости, отваги и неустрашимости, то не менее его доблестным оказался
и соперник его Петр. На нем была прострелена пулею шляпа, другая пуля попала в пуговицу на седле, на котором он сидел, третья ударила его в грудь, но наткнулась на длинный крест
(тельник), - и это спасло царя.
Граф Пипер, постоянно находившийся при своем государе, когда увидал, что все уже пропало, поворотил к обозу вслед за
Карлом. Пипера сопровождало несколько особ, и в числе их был
историк Карла XII, Нордберг, которого сочинение служило нам
в числе источников. Он описывает, что когда они, следуя за
бежавшим королем, переходили небольшую долину, заросшую ку-
709
старником, и уже выходили на ровное место, вдруг появились
калмыки и татары. Идти далее казалось невозможным, чтобы не
попасться в руки этим азиатским варварам, от которых европейцы
шведы не ждали пощады. Они повернули к Полтаве и сами
отдались в плен. Их привели в русский стан к Шереметеву.
Фельдмаршал принял графа Пипера очень любезно и почетно. Ему
приготовили богато убранный шатер. Шереметев беседовал с ним
о тогдашнем положении дел, и шведам речь его показалась очень
умною.
Много шведских генералов попалось тогда в плен. Из них
знатнейшие были: Реншильд, Стакельберг, Шлиппенбах, Гамильтон, Роос, принц Максимилиан Виртембергский. Когда их
представили царю, Петр принял последнего за короля и, узнавши
свою ошибку, воскликнул: <Неужели-таки я не увижу сегодня
брата Карла?> Но тут царю принесли разбитые носилки короля, до сих пор показываемые в сокровищнице московской Оружейной
палаты. Несколько времени Петр думал, что Карл убит; вскоре, однако, принесли ему известие, что король успел убежать к обозу, и Петр, узнавши, что Карл жив, был этим очень доволен. Он
питал большое уважение к своему врагу.
После полудня всему русскому войску приказано было
выстроиться. Царь выехал без шляпы, благодарил всех за храбрость, дал
приказание перевязывать раны и лечить раненых, показывал к ним
сострадание. Между тем на поле приготовлена была походная
церковь. В час пополудни там отслужили благодарственный молебен, и во время пения <Тебе Бога хвалим> дано было три пушечных
залпа. По окончании молебна царь позвал сподвижников на пир, устроенный в шатрах. Царь с генералитетом пировал в особом царском
шатре, которого полы были подобраны, а перед шатром на карауле
стояла гренадерская рота Преображенского полка. К этому пиру
приглашены были знатные шведские пленники - генералы и
полковники. Во время пира привели Пипера; и его усадили также за
стол. Царь ласково обращался со всеми пленниками, собственноручно вручил фельдмаршалу Реншильду шпагу и похвалил его за
храбрость и верное исполнение своего долга. У прочих пленников
хотя шпаги были отобраны, но тут же милостиво возвращены царем.
<Господа! - сказал, обратившись к пленникам, Петр, - брат мой
Карл приглашал вас на сегодня к обеду в шатрах моих, но не
сдержал королевского слова; мы за него исполним и приглашаем вас с
нами откушать>. Поднявши налитой вином заздравный кубок, Петр
воскликнул: <Пью за здоровье моего брата Карла!> Потом, при громе
пушечных выстрелов, Петр провозгласил тост за здоровье своих
учителей. <Кто эти учителя?> - осмелился спросить Реншильд.
<Вы, шведы>, - отвечал царь. <Хорошо же ваше величество
отблагодарили своих учителей>, - сказал Реншильд.
710
Если бы русские, говорит шведский историк, неустанно
преследовали шведское войско, то, без сомнения, не выпустили бы
с полтавского поля ни короля, ни всего остатка его армии, но
Петр увлекся пиром на радости о победе, одержанной в такой
степени, в какой, быть может, он даже и не ожидал, и не прежде, как уже вечером спохватился отправить в погоню за отступившим
с поля неприятелем генерал-поручиков: князя Мих. Голицына и
Боуэра. Они не застали уже неприятеля, и действительно, это
была большая ошибка со стороны Петра: вся цель Северной войны
была бы уже достигнута в этот день, и Россия без дальнейших
потерь приобрела бы все то, что получила по Ништадтскому миру.
На другой день утром по приказанию царя с 4 часов начали
копать могилы для погребения убитых. Все войско было выстроено
на этом месте. Две могилы были готовы, и в 6 часов прибыл туда
государь. В одну могилу положили тела офицеров, в другую -
унтер-офицеров и рядовых солдат; всех их клали в мундирах, в
которых они пали на поле битвы. Отслужили над ними обычное
последование погребения. Царь, обращаясь к убитым, произнес
пред всеми такую речь: <Храбрые воины, за благочестие, отечество
и род свой души свои положившие! Вем, яко страдальческими
венцами вы увенчалися и у праведного подвигоположника Господа
дерзновение имати: споспешествуйте мне в праведном оружии
моем против врагов отечества и благочестия, молитвами вашими да
возможем в мире прославлять Бога и ваши подвиги>. Затем царь
положил перед убитыми три земных поклона и первый
собственноручно стал засыпать могилы землею. Другие командиры
последовали ему, и так совершилось погребение при громе пушек, беглой ружейной пальбе и звуках полковой музцки. Образовался
высокий курган; на его вершине Петр собственноручно водрузил
крест с надписью: <Воины бдагочестивии за благочестие кровию
венчавшиеся, лета от воплощения Бога Слова 1709 июня 27 дня>.
После отправления всего обряда над убитыми русскими Петр
приказал похоронить неприятельские тела, поручивши совершать
над ними погребальный обряд пленным протестантским
священникам. Дано было приказание жителям везде отыскивать и
хоронить человеческие и конские трупы.
Наконец, после всего этого, в тот же день, Петр, вообще
любивший торжественные въезды и выходы, в сопровождении своих
генералов въехал в Полтаву, принимал поздравления от
освободившихся из осады солдат своих и всех полтавских жителей, хвалил их за храбрость и стойкость и при всех, в знак своей
милости, поцеловал в голову коменданта Келина. В Полтаве царь
слушал в церкви благодарственное молебствие при пушечных и
ружейных выстрелах, посещал раненых, объявлял награды и в
заключение стал обедать у коменданта <чем Бог послал>. Во время
7-11
этого обеда явился к царю в Полтаву шведский генерал Мейер-
фельд. Карл послал его из-под Старого Санжарова без всякого
письменного вида, но с словесным заявлением согласия заключить
мир на таких условиях, на каких сам царь предлагал прежде.
Петр сказал: <Поздно король принимается за мир; прежде
предложенные нами кондиции уже не соответствуют настоящему
положению дел. Впрочем, я не отрицаюсь от мира, но только на
условиях приличных и сходных со справедливостью>. Он послал
такой ответ с трубачом, приехавшим с Мейерфельдом, а самого
генерала Мейерфельда на время задержал под тем предлогом, что
он явился без письменного вида. Вслед за тем царь отправил
Меншикова с целым корпусом преследовать шведов, давши
приказание, если поймают в плен Карла, то возвратить ему шпагу
и провожать его не стесняя, с подобающим уважением, а
изменника Мазепу везти заковавши, под строгим караулом и наблюдать, чтобы он над собою чегонибудь не учинил. Вероятно, эта
отправка происходила уже не рано, после всех описанных
церемоний, и это было причиною, что Меншиков уже не мог поймать
ни Карла, ни Мазепы, как этого желал государь.
29 июня был день царских именин. Устроен был в шатрах
другой такой же пир, как и в день победы, и опять были
приглашены к нему шведские пленные военачальники. На этом
втором пире был между прочим и шведский историк Нордберг. По
его известиям, шатры, в которых происходил этот пир, были
каждый более чем в 50 аршин длиною. Шведских пленных было там
много. Когда уже вставали из-за стола, вошел царь, заговорил
ласково с некоторыми из пленников и провозгласил тост за
здравие шведского короля. Нордберг при этом замечает, что хотя
писали и разглашали, будто Петр ласково говорил с Пипером, но
он, Нордберг, как очевидец, может удостоверить, что Петр не
сказал ни единого слова шведскому министру. После пира в тот же
день пленные шведские военачальники розданы были под
наблюдение русским вельможам: Меншикову поручен был принц Вир-
тембергский, Головкину - Пипер, Шереметеву - Реншильд, все
другие были розданы русским офицерам, сообразно чинам, какие
носили шведские пленники, до самых унтер-офицеров и рядовых.
Всех отправили в Россию через несколько дней. Худшая участь
постигла малороссиян-мазепинцев, которые взяты были в плен и
большею частью сами сдались, увидя шведское дело проигранным.