и извинить свой поступок незнанием тайных замыслов своего
гетмана, которому повиноваться обязаны были они по царской воле.
Увертки их не помогли им. Срок, назначенный царем в 1703 году
для явки в царский стан с уверенностью получить прощение, давно
истек. Слишком было видно, что только одна крайность побудила
их теперь явиться с повинною. Царскою милостью должны были
они считать для себя уже и то, что избегли смертной казни и она
для них была заменена ссылкою.
Указом 8 августа 1709 года определено было: генерального
судью Чуйкевича, генерального асаула Максимовича, полковников
Зеленского, Кожуховского и Покотилу, Антона Гамалею, Семена
Лизогуба, писаря Гречаного и канцеляриста Григоровича отправить
в Москву, для водворения в ссылке в разных местах. Но они
оставались в Украине в тюремном заключении до апреля 1711 года.
Тогда Головкин написал к гетману Скоропадскому, чтоб их
препроводили в Москву и вместе с ними выслали бы их семьи1. Головкин
1 Изменников его царского величества из генеральной старшины, Чуйкевича, Максимовича, полковников Зеленского и Покотила, Гамалею, 751
прибавлял, что, сколько помнится, был еще <седьмой> кто-то, которого также следовало отправить в Москву, по имени его в Москве
не помнят, и этого седьмого требовалось также прислать с женою и
детьми. Этим седьмым считали в Москве несколько времени Греча-
ного, но после доведались, что тот должен быть Кожуховский, уже
отправленный в Сибирь; оставалось доставить ему жену его, но это
было невозможно, потому что жена его еще прежде умерла.
Украинские города, приставшие к Мазепе поневоле тогда
только, когда к ним приходили шведские войска, спешили при первой
возможности посылать царю челобитные о прощении. Последним, запоздалым в таком заявлении повинной, городом были Лубны.
Челобитная о прощении подана была гетману Скоропадскому только
27 августа 1709 года, за подписом полкового обозного Павла Мар-
тосенка и нескольких сотников Лубенского полка1.
Уже в сентябре 1700 года явилось с повинною еще двое из ма-
зепинцев: компанейский полковник Андрияш и Чигиринский
сотник Невинчаный, состоявший временно в должности полковника.
Андрияш показывал, что не знал ничего о замыслах Мазепы, да и
не мог знать, потому что перед вступлением шведов он находился в
посылке. Впоследствии хотя Мазепа отправлял его компанию в
военные посылки, но его самого уже не посылал ни разу. На
полтавской битве он не был, хотя Мазепа и понуждал его к тому: он
убежал тогда в степь. Там поймали его татары и доставили к своему
хану, а крымский хан, осведомившись, что он родом из волоской
земли, отпустил его на родину. Теперь он заявлял, что снова желает
служить русскому государю. Андрияш сообщил, что в Бендерах
видел он Мазепу, который был так болен, что не мог уже и говорить.
Вероятно, Андрияш видел старого гетмана незадолго до кончины.
Показания Невинчаного мы не имели в руках. Оба получили
прощение. О Невинчаном мы узнаем, что ему велено жить в Москве, но на следующую зиму его отпустили в Украину, откуда он послал
в Москву донос, что, возвращаясь из Москвы, он встретился на до-
Гречаного, что писарем был при Мазепе, и Грицка, которые до полтавской
баталии, усмотря тогда невозможность уйти от войск царского величества, пришли сами, и хотя довелись они за измену смертной казни, но царское
величество пожаловал-велел их послать в ссылку, некоторых в Сибирь, а других к городу Архангельску. А понеже в 1710 году на Украине было
моровое поветрие, того ради не мочно было их к Москве для ссылки
взять. Ныне же тех изменников прислать за караулом и жен и детей их
велеть Протасьеву за караулом в Москву отправить (Арх. Иностр. Дел.
1711 г., апрель}.
1 Иж якие наши есть преступления и вина благоволи ваша вельмож-
ность, подражая корене милости человеколюбивого Бога, простити нам
тот грех и по своем панском милосердии приказать учинити нас от
нынешнего задержания свободными, даби его милость пан полковник на нас
яко на своих полчан был ласковым, а мы его милости будем по-прежнему
покорятся (Арх. Иностр. Дел 1709 г., № 67).
752
роге с посланцем гетмана Скоропадского, Подольским, ехавшим в
Москву, и этот Подольский говорил ему, Невинчаному: <В Украине
носятся слухи, будто царское величество хочет переселить
малороссийский народ за Москву, а в Украину перевести на поселение
русских>. Невинчаный думал, вероятно, своим доносом угодить
правительству и жестоко обманулся. Поставили его на очную ставку с
Подольским. Последний заперся и уверял, что подобных речей не
говорил. Невинчаного, как уже бывшего виновным в измене, подвергли три раза пытке огнем; он и под пыткою показывал все то же
на Подольского. Но государственным законам и уложениям, после
того как доносчик под пыткою подтвердил свое обвинение, следовало подвергнуть пытке обвиняемого; но Петр оказал Подольскому
особую милость и не велел его пытать; царю было донесено, что
родственники Подольского издавна все служили верно, брат
Подольского был убит под Полтавою, да и сам он участвовал в
полтавской битве и получил там рану. Однако, Подольский всетаки не
избег тогда царского гнева: представили царю, что Подольский, сидя в Петербурге под караулом, разглашал какие-то <бездельницы>, и за это царь указал сослать его в Соловецкий монастырь, держать
его там без ареста и давать пропитание. Судьба Невинчаного
осталась нерешенною по причине скорого отъезда царского в поход: Головкин писал о нем гетману Скоропадскому, что, вероятно, ему
будет учинена смертная казнь или, по последней мере, вечная
каторжная работа.
Самые верные сторонники Мазепы и заклятые царские
противники были запорожцы. Этот народ, как показывает вся его
предшествовавшая история всегда отличался крайним непостоянством и
так же легко мог возмущаться, как, возмутившись и забурливши, утишаться и смиряться. Когда Мазепа перешел на сторону Карла
XII и его подручника Станислава Лещинского, он старался
склонить на свою сторону запорожцев. Запорожцы колебались. Сперва
немногочисленна была между ними партия, решавшаяся на явное
отпадение от православного царя. Но решительные и суровые меры, предпринятые царским правительством против запорожцев, озлобили их до крайних пределов. Царь Петр как-то особенно невзлюбил
их и относился к ним безжалостнее, чем к преступникам из
Гетманщины. Недостаточно было страшного разорения Сечи и погони
за разбежавшимися по днепровским плавням запорожцами, где
отличался свирепостью Кгалаган, бывший сечевик, хотевший
пролитием крови прежних товарищей загладить перед царем свое
короткое увлечение призраками, выставленными Мазепою. Много удалых
сечевиков, если верить запорожцам, погибло тогда в мучительных
истязаниях. Но и этого всего было недостаточно. После поражения
шведов под Переволочною происходила новая бойня над теми
запорожцами, которые не успели впору переправиться через Днепр. Не
753
пощадили даже и тех, которые сами остались и явились с
повинною; шведский историк с особенным ужасом отметил их казни в
своем повествовании. В последующем году еще продолжали
совершаться жестокие кары над запорожцами. Из тех, которые были
пойманы Кгалаганом, после разорения Сечи, гетман Скоропадский, во
исполнение царской воли, приказал десятого казнить смертью, а
прочих сослать навек в каторжные работы; но и после, когда
миргородский полковник поймал еще толпу запорожцев, покусившихся
сделать набег на Кременчуг, верховная власть повелела гетману
предать смертной казни двадцать четыре человека. Обыкновенный
способ казни, совершаемый над запорожцами, было посажение на
кол. Но все жестокие меры только ожесточали тех, которые
оставались еще в живых. Тогда запорожцы составляли единственную
военную силу из малороссиян, готовую бороться за дело, начатое
Мазепою. Лишившись своего прежнего гнезда, запорожцы основали
себе новую Сечь на устье реки Каменки, впадающей в Днепр ниже
того места, где была прежняя Сечь. Там запорожцы жили до 1711
года, когда Петр, преследовавший существование запорожцев на
свете, приказал гетману Скоропадскому и генералу Бутурлину
разорить их новое пристанище. Тогда запорожцы вышли из пределов
Русской державы и поселились на татарской земле, в Алешках на
Днепре же, и пробыли там до 1734 года. Потерявши Мазепу, запорожцы служили Орлику, признанному гетманом после Мазепы
всеми враждебными России малороссиянами, и признали шведского
короля протектором над Украиною.
Орлика, бывшего генеральным писарем при Мазепе, избрали
гетманом в апреле 1710 года. Избиратели были запорожцы и
кружок малороссийских беглецов, последовавших за Мазепою после
полтавского погрома. Тогда новоизбранный гетман заключил с
избирателями своими договор, или статьи наподобие того, как всегда
и прежде при выборе гетмана постановлялись статьи, или правила, на которых обязывался управлять новый гетман. Конечно, мало
знаменательны и неважны в истории могут казаться статьи, постановления при избрании в гетманы Орлика, так как новый гетман
избирался в чужой стороне не всем козачеством и не с согласия всей
Украины, избирался только кружком людей, преследуемых
законною верховною властью. Тем не менее, эти статьи замечательны по
своему содержанию, как выражение политических стремлений
тогдашних старшин.
Эти статьи, собственно говоря, и заключались с запорожцами, потому что запорожцев при выборе Орлика в гетманы, вероятно, было более, чем украинских беглецов. Главными воротилами были