нельзя. Вот это почему: сталось у нас постановление с польским
коронным гетманом Собеским - будет с королевским величеством
на сейме договор. Надобно подождать, что постановится на сейме.
Коронный гетман обещал* что мне-отдана будет Белая-Церковь, но до сих пор она мне не отдана, и если после сейма ляхи мне
Белой-Церкви не отдадут, так я доступать ее буду сам с татарами.-
Дубенский сказал: Боярину Петру Васильевичу известно
стало, что татары собираются приходить войною на малороссийские
города его царского величества; великий государь желает, чтоб
ты, гетман, помня Бога и святую христианскую веру, не посылал
татар христианских церквей разорять и крови проливать, и сам
бы отлучился от совета с ними. За это ты примешь милость от
Всемогущего Бога и освободишь душу свою от вечные погибели.
‘- Слышу, - сказал Дорошенко, - боярину Шереметеву
известно, что хотят приходить татары войною в малороссийские
государевы города, а мне такой ведомости нет, и без моего ведома
татары в государевы города не пойдут войною. У них и у меня
есть неприятели и поближе. Неприятели эти ляхи. Служили мы, козаки, польскому королю многие годы, а выслужили то, что ляхи
церкви Божий обратили в унию. Дает король мне, гетману, и
старшинам на всякие вольности привилегии, потом пришлет своих
поляков и немцев, а те отнимают у нас всякие вольности и
православных христиан мучат, бьют; с нас, гетмана и старшин, ос-
мачки хлебные и всякие поборы собирают; во многих городах
церкви Божий обругали и пожгли, а иные обратили в костелы.
Православному христианину этого терпеть невозможно. Мы, гетман, и все козаки.будем стоять за православную христианскую
веру, а войною татар в государевы города не пошлю; если говорю
неправду, то пусть в то время разольется моя гетманская кровь.
Только не в мире с татарами нам никак быть нельзя. Мы с ними
живем близко. Станут татары разорять нас - и в царские города
учнут войною ходить; коли ж мы будем с татарами жить в мире, так и государевы малороссийские города с нами будут в целости.
И теперь я татар удерживаю. Желаю, чтоб вера православная
ширилась по всему свету, а мне хочется быть под рукою его
царского величества. Я не хочу ни боярства, ни чего другого, кроме государевой милости, да чтоб вольности наши и права ко-
зацкие были вольны.
Стали обедать. Подали заздравную чашу в честь государя.
Дорошенко поднял ее и сказал: <дай мне, Господи, за великого
государя кровь свою пролить и голову положить>.
В это мгновение раздался залп из ружей и пальба из пушек.
108
Тут же Дорошенко прибавил: <у великого государя с
королевским величеством учинился мир и по договору хотят Киев отдать
полякам, но этого не будет: мы за Киев головы свои положим, а
ляхам Киева не отдадим!>
Дубенский, по приказу своего боярина, вел беседу с
митрополитом Тукальским и с архимандритом Хмельницким, уговаривал их, чтоб они, с своей стороны, склоняли Дорошенка иметь
расположение к московскому государю и отступить от союза с
бусурманами. Оба обещали. Оба недавно, в 1667 году, были
освобождены из заточения в Мариенбурге и поспешили на родину
с враждебными чувствами к полякам1. У них обоих был тот же
заветный идеал, как и у Дорошенка - самобытность Украины.
И они, как гетман, склонялись к мысли о турецкой протекции, видели в этом средство выбиться из-под польской власти, а к
Московскому Государству относились с осторожностью и
недоверчивостью.
<Ты, - писал к Шереметеву Дорошенко через Дубенского, -
советуешь мне отступить от дружбы с агарянами. Не сам собою, а по воле его королевского величества, нашего милостивого
государя, это дело началось. Король с ханом побратался и присягнул
держать совершенную дружбу с татарами: так и нам, слугам
королевским, невозможно разорять этого братства. Несть раб более
господина своего>. Дорошенко сослался на Гадячский договор с
поляками, а в этом договоре указано было сохранять братство, заключенное с крымским ханом. Таким образом, гетман в
сношениях с московскими чиновными людьми то грозил громить
вместе с татарами польского короля, то союз свой с татарами
оправдывал волею того же короля.
Митрополит Иосиф писал боярину Шереметеву сдержаннее: он не дозволил себе ни малейшего намека, что будет советовать
гетману подчиниться царю, не ндписал ни слова о разлучении с
татарами, а говорил только о великом радении гетмана в службах
обоим государям - и московскому царю, и польскому королю.
Несколькими днями позже Дубенского приехал в Чигирин
новый посланец Шереметева, Чекаловский, собственно для прове-
дывания вестей. Этому посланцу наговорил Дорошенко еще более
приятных для Москвы слов. <Я почти надеюсь, - говорил он, -
что, при Божией помощи, за моим старанием не токмо что сей
бок Украины, где мы теперь живем, будет отдан под высокую
руку его царского величества, но Перемышль, Ярославль, Галич, 1 Современники уверяют, что после их освобождения поляки, по
проискам Тетери, снова хотели их посадить в заточение, и это побудило их
почти бегством убраться в Украину: прежде убежал Хмельницкий, за ним
уехал и Тукальский, и принял управление митрополиею (Л. Сам.. 50).
109
Львов, Володимир, все эти головные города княжества русского
и весь край в пределах княжества русского будут присоединены
к давней столице к богоспасаемому Киеву, и отданы под высокую
и крепкую руку его царского величества. Только я бы советовал
его царскому величеству с ханом крымским оставаться в братер-
стве, хоть он и поганин: тогда бы не только Украина вся спокойно
прожила, но из царских сопостатов никто и помыслить ничего
противного его царскому величеству не посмел бы>. И митрополит
Тукальский, с которым виделся Чекаловский, говорил ему в таком
смысле, как и гетман. Видно было, что Дорошенко с Тукальским
всегда советовались о том, в каком тоне им говорить с
прибывавшими в Чигирин московскими посланцами.
Вслед затем приехал в Переяслав из Москвы стряпчий
Василий Тяпкин. Ему поручено было склонять Дорошенка отступиться
-от союза с бусурманами и подчиниться воле московского государя.
Тяпкин отправил в Чигирин царскую грамоту, которая была
написана так, что козаки могли понять ее в смысле приглашения
поступить в подданство московскому государю. Дорошенко собрал
раду из полковников и знатных Козаков и велел писарю прочитать
письмо.. <Мы рады, - сказал гетман, - быть под
высокодержавною рукою великого государя, только бы нам гнева от
польского короля не было, а больше того боимся крымского хана: как
он узнает, что царские послы к нам ездят для умирительных дел, так пришлет орду и велит пустошить и сожигать наши городы и
места>.
<Ни за что, ни за что нельзя нам отлучиться от бусурмана>, -
кричали бывшие на раде.
Дорошенко отправил для переговоров с Тяпкиным в Переяслав
своего брата Григория и писаря Лукаша Бускевича; тогда гетман
написал к Тяпкину письмо, замечательное по упрекам, которые
делались в нем от всего козачества московскому правительству за
его поведение с самого присоединения Малороссии.
<Припомню тебе кое-что (выражался в этом письме
Дорошенко) насчет того, к чему ты хочешь склонить меня и сущих со
мною. Уже прежде другие так поступали, но не принесли никакой
пользы ни себе, ни своим подручным. Кто показал больше
усердного служения, как гетман Богдан Хмельницкий: он разумом
своим и подручными себе силами и Белую Русь и всю Литву со
стольным городом Вильною под власть великого государя отдал, и во Львов, и в Люблин царских ратных людей ввел; он и до
самого отхода своего от жизни сей верно работал царскому
величеству. Кто с тем же гетманом посоветовал города и села, паче
же стольный святый Киев со всеми мощами святых поддать не
в турецкое государство, а в христианское его царского величества, кто как не бывший при Хмельницком писарь Иван Выговский?
ПО
А какая была им благодать за то? Первому такая, что в коммиссии
под Вильною посланным от него коммиссарам московские послы
не дали с собою мест, но в поругание их привели при цесарском
после и при польских коммиссарах, и тем до смерти
Хмельницкого обидели! Второго - утвердили в Переяславле гетманом, а
потом тайными писаниями подвинули против него других
названых гетманов - Пушкаря, Безпалаго, Барабаша, Силку, и
возбудили междоусобную брань в православном войске! А в недавнем
прошлом договор с поляками постановили прямо на погибель
нашу, на части нас разодрали, и уговорились, что оба монарха
будут нас смирять, значит искоренять! Хвалитесь, что война
перестала, а какая польза из того для церкви православной? В
Витебске ни одного храма православные иметь не вольны; в Полоцке
одна была церковь и та сожжена, а другой строить не велят. То
же и в других городах, отлученных от державы его царского
величества! Вы привыкли считать нас за безумный скот, сами без
нас усоветовали какие городы оставить себе, какие уступить, тогда
как эти городы достались в?м не вашею силою, а Божиею
помощью и нашим кровным мужеством. Мы хоть и овцы, только
Христовы овцы, кровью его искупленные, а не бессловесные.
Часто слышится от ваших московских людей такое суждение: во-
лен-де король какую хочет веру иметь в своем государстве, волен
благочестивые церкви переделывать в униатские и в костелы. Да
не будет так! не даст еще Господь Бог нас в рабство! Его
королевское величество знает, что предки наши, как равные с равными