указу. Мы не так, как прежние гетманы: не хотим от государя
вымогать денежной и соболиной казны; служить хотим вечно и
быть готовыми против всякого государева недруга, за одни только
за свои вольности, а из царской казны не хотим брать ни копейки.
С поспольства же сами будем отбирать подати и посылать
государю. Под властью Польши быть ни за что не хотим и просим, чтоб Киева не отдавали полякам>.
И все козаки в Гадяче особенно горячились за Киев: <Киев -
кричали они - наша матерь! Своими головами ляжем, а Киева
королю не отдадим! Будет великий государь велит из Киева своих
ратных вывесть, так мы и сами его отстоим, а Киевом ляхам не
владеть>.
- Мы этим перемирия меж государями не нарушим, если от
ляхов станем выбиваться, - говорил Андрей Дорошенко. - Пусть
великих монархов послы съезжаются и договариваются о вечном
покое, а гетман будет просить, чтоб великий государь не уступал
Киева в сторону королевскую; если ж упором ляхи придут к Киеву
143
и в Украину, станем обороняться саблею. В те поры ляхи станут
скорее с царским величеством мириться и сердце их Бог так
смягчит, что они и сами от нас отступятся.
После таких переговоров Феофил Бобрович разослал 23 ноября
в малороссийские города универсал духовного и мирских чинов
людям, убеждая народ оставаться в верности царю, не поддаваться
на прелесть врага Суховеенка, а держаться Дорошенка. Вслед
затем он уехал в Москву хлопотать о подкреплении вольностей
Войску Запорожскому.
Итак, после уничтожения Бруховецкого на левой стороне
Днепра явилось разом три искателя гетманского достоинства: Дорошенко, Многогрешный и Суховеенко. Первые два домогались
получить гетманскую власть от руки царя. Если бы Дорошенку, бывшему уже гетманом на правой стороне Днепра, удалось
получить гетманство на левой, то этим сама собою фактически па-‘
рализовалась бы сила Андрусовекого договора. Обе стороны
Украины, разделенные этим договором, соединились бы снова
воедино. Дорошенко был бы разом подданным двух государей: польского короля.по гетманству на правой стороне и московского
царя по гетманству на левой. Явление было бы странное, а между
тем оно было близко к осуществлению; но еслиб оно
осуществилось, то, конечно, не могло бы иметь никакой прочности. Едва
ли бы согласились на это поляки, а если бы и согласились в
виду каких-нибудь тайных надежд, то всетаки такое явление
стало бы источником новых беспокойств и войн. У малороссиян
накипело чересчур много ненависти к полякам, и народное
восстание, еще не угасшее вполне, разгорелось бы снова на правой
стороне, а левобережные козаки, подчиненные одному гетману с
правобережными, стали бы содействовать своим
соотечественникам; не мог бы оставаться в этой народной борьбе безучастным
и Дорошенко, как правитель края на обеих сторонах Днепра; втянулось бы в эту борьбу и Московское Государство, хотя бы и
против собственного желания. Дорошенку да и вообще
малороссиянам, не освободившимся совершенно от польских притязаний, очень хотелось завлечь московское государство в войну с
Польшею. Уже и теперь Дорошенко, через посредство своего брата
Андрея, заявлял московской стороне, чтоб не ставили козакам в
вину, если начнут воевать с ляхами. В Москве все понимали, но
возобновлять войны с Польшею не хотели и, лаская Дорошенка, мало на него полагались и рассчитывали. Его уверениям в
готовности служить верою и правдою православному царю нельзя было
доверять уже и потому, что его поступки не удовлетворяли прямым
требованиям московского государя. Дорошенко не отпустил на
свободу схваченных народом и отданных ему царских воевод, а
потащил их на правую сторону Днепра. На неоднократные просьбы
144
московского правительства отпустить их отделывался он
обещаниями, на самом же деле держал пленных воевод в городах
правобережной Украины под караулом, а двух, Скуратова и Клока-
чева, в оковах. Сверх того, архиепископ Лазарь Баранович
сообщал в Москву, что к Дорошенку приезжал недавно опять
турецкий посланец - узнавать в Украине, вся ли старшина желает
поступить под власть турок. Все отвечали, что желают. Такие
слухи были поводом, что, несмотря на переговоры Бобровича о
гетманстве Дорошенка на левой стороне Днепра, в Москве
склонялись более к мысли учинить там гетманом Демьяна Игнатовича, тем более, что избрание этого человека в гетманы левой стороны
Днепра не вело за собою прямых поводов к нарушению перемирия
с Польшею, чего так хотело избегнуть московское правительство.
Демьян показал свою преданность Москве, отпустивши всех
царских людей, содержавшихся под караулом в Борзне, Соснице и
Погаре, тогда как Дорошенко, не увольняя пленных воевод, величался перед царскими гонцами, что он довольно угодил царю
и тем, что не отдал этих пленников татарам. За Демьяна
Игнатовича горою стоял Лазарь Баранович, умевший пленить царя
Алексея Михайловича своими красноречивыми писаниями и при-
обресть в Москве уважение. И Шереметев с своей стороны ласкал
Демьяна Игнатовича, назьшал своим приятелем и хорошо
отзывался о нем в своих отписках в Малороссийский приказ. Сам
Дорошенко, хотя и соперник Демьяну по искательству гетманства, наружно относился к нему без враждебности, писал к нему, уговаривал быть верным московскому царю, громить неверных и, не
подавая вида, что желает быть на левой стороне вам гетманом
вместо него, уверял только, что он правою стороною Днепра готов
отдаться в подданство царю, лишь бы не было в украинских
городах воевод и царских ратных людей. Два претендента на
гетманское достоинство заискивали у одного и того же государства; третий, Суховеенко, был противником и польской, и московской
власти, не твердил ни о какой протекции, хотел независимой
вполне Украины и опирался на союз с Крымом. Он стоял на восточной
стороне Малороссии, в урочище Липовой Долине, вместе с Кал-
гою-салтаном, у которого, если только верить ему самому, была
огромная сила. На стороне Суховеенка были полки: Полтавский, Миргородский, Лубенский и Переяславский. Враг и Демьяна
Игнатовича, и Петра Дорошенка, Суховеенко всю осень пытался
привлечь к себе северную часть левобережной Малороссии, остававшуюся в покорности Демьяну; ему это не удавалось: и в
конце декабря обратился он на Дорошенка. Переправившись через
Днепр, Суховеенко бросился на Чигирин, но Дорошенко уже
заранее проведал его намерение, ожидал его прихода и расположил
близ Чигирина войско свое так, что суховеенково полчище очу-
145
тилось окруженным и спереди, и с боков, и сзади. Большинство
татар ушло от него прочь. Ушло также не мало Козаков, и в
распоряжении Суховеенка осталось не более десятой доли той
силы, с какою он вступил в правобережную Украину.
Первая попытка овладеть Чигирином .не удалась. Суховеенко и
Калга отступили за Тясьмин. Там нанес им окончательное
поражение Серко с запорожцами, соединившись с братом гетмана Доро-
шенка, Григорием, прибывшим недавно из Козельца. Козаки сухо-
веенковы покинули своего предводителя и перешли к Серку.
Суховеенко ушел с поля, по одним известиям, сам-пят, по
другим - сам-пятнадцатый. Татары, недовольные им за неудачу, взяли
его как пленника и увезли в Крым вместе с Гречаным, бывшим
писарем Бруховецкого. Козаки, покорившиеся Дорошенку, привезли последнему суховеенкову скрыню с бумагами, знамя и бубен.
Неудача Суховеенка под Чигирином произвела на время
счастливый поворот в судьбе Дорошенка. Из всех городов
правобережной Украины съехались в Чигирин полковники, сотники и
все старшины, кланялись Дорошенку и признавали его своим
верховным главою. И на левой стороне, в разных городах, жители
заявляли охоту признать своим гетманом Петра Дорошенка. <Он
достойный человек>, говорили о нем, <старинный козак, доброго
рода и поля знает; а Демьян что такое? Демьян - мужичий сын!
Дорошенко пусть будет один гетманом над обоими берегами
Днепра, как и славной памяти Богдан Хмельницкий был один гетман
над всею Украиною>. К празднику Рождества Христова из разных
мест Переяславского полка прислали Дорошенку в подарок
живность, лисьи и куньи меха.
1-го января 1669 года Дорошенко послал на левый берег
универсал к народу, извещавший о том, что враг его, Суховеенко, поражен, и что все Войско Запорожское постановило оставаться
в согласии с Москвою, с тем однако, чтоб выведены были из
малороссийских городов воеводы и ратные люди. Он, однако, уговаривал народ малороссийский жить в дружбе с великороссия-
нами, пропускать без задержания всех московских людей, посещающих малороссийский край, и не жалеть для них хлеба-соли.
Желание избавиться от постоянного-пребывания в Малороссии
великороссийских воевод и ратных людей стало до того всеобщим, что Демьян Игнатович, снаряжая посольство в Москву с просьбою
об устроении избирательной рады, счел нужным, главным образом, заговорить о воеводах и ратных людях. Но в Малороссии ход
общественной жизни сложился так: если пред московским
правительством малороссияне просили о какой-нибудь мере, называя ее
полезною для народа, московское же правительство находило эту самую
меру не вполне подходящею к своим видам, то из малороссиян
находились тотчас и такие личности, которые начинали по отноше-
146
нию к предполагаемой мере подделываться к видам Москвы и
выказывать свою особенную верность и преданность государю. Что
таким путем можно было возвыситься, показал всем нежинский
протопоп Максим Филимонович, скоро потом преобразившийся в