подписями. Тогда боярин спросил всех: <каковы статьи
постановлены и руками вашими закреплены, - слышали ли статьи те?>
Все отвечали утвердительно. Затем все отправились в церковь
и там произнесена была присяга. Приводил всех к ней
архиепископ Лазарь Баранович по чиновной книге и по записи, написанной под статьями.
На другой день, в воскресенье, архиепископ освящал знаки
гетманского достоинства - булаву, знамя и саблю - и произнес
новоизбранному гетману пастырское поучение.
8-го марта боярин отправил в Москву известие об окончании
рады, не утаивши козацких домогательств о выводе воевод и своего
отказа на эти домогательства. И Демьян Игнатович отправил в
тот же день письмо к великому государю, расточал обещания
верной службы, не смел уже просить о выводе воевод и ратных
людей, а умолял указать, чтобы царские войска помогали
Украине, буде неприятель станет на нее наступать. Боярин послал
отписки в Чернигов, Нежин и Переяслав к воеводам, поручая
каждому привести к присяге Козаков и мещан своего края.
Марта 9-го боярин послал отписку и к Дорошенку, извещая о
совершившемся избрании, и просил Дорошенка вернуть на правую
сторону своевольников, перешедших на левую; при этом замечал, 164
что если через их упорство случится что-нибудь дурное, то
пролитая кровь взыщется Богом <на том, кто сей крови будет причинен>.
Написал в этот день к Дорошенку и Лазарь Баранович о том, как
было бы хорошо, если бы вся Россия была под властью
православного монарха, а под турком быть прямая беда: <пророчество у них, турков, есть, что имеют пропасть от русского народа; исполни Боже
то вскоре!” На сие дело да воздвигнет Бог силу Войска
Запорожского>. Написал к Дорошенку и его бывший наказной, теперь
поставленный с ним в равном достоинстве. Смысл письма его был таков, что было бы хорошо, если б малороссийский народ весь находился
под единым монархом, но видно - не такова воля Божия!
<Изволь, - писал он, - жить с нами по-приятельски; нам - под
великим государем, а вам под королем польским живучи, надобно
любовь иметь>. Он просил Дорошенка вывести из левобережной
Украины свои военные силы и грозил, в противном случае, взяв Бога
на помощь, с своим и с царским войском вывести прочь
неприятных гостей. Тогда же новоизбранный гетман известил о своем
избрании и непокорного ему лубенского полковника, убеждал его
отречься от Дорошенка, поступить под регимент Демьяна и принести
присягу на подданство царю; в противном случае: <пусть не
удивляется, если ему произойдет что-нибудь неприятное>.
8-го марта боярин одарил, по обычаю, гетмана, старшин и
полковников соболями, а его отдарили лошадьми. Наконец он
выехал из Глухова, провожаемый гетманом и старшинами за три
версты от города.
V
Отношения московского правительства к Дорошенку
после глуховской рады, - Архимандрит Гизель
ходатайствует за Тукальского. - Рада на реке
Расаве. - Отзывы о Турции в письмах с правой
стороны. - Сообщения в Москву статьи условий
подданства Дорошенка Турции. - Многогрешный
пытается склонить Суховеенка на царскую сторону. -
Суховеенко снова угрожает Дорошенку. - Переговоры
с Дорошенком об отпуске воевод. - Дорошенко
посылает на левую сторону Гамалею и Манжоса. -
Козловский сменяет в Киеве Шереметева.
Как ни противно должно было показаться Дорошенку избрание
Многогрешного, но московское правительство продолжало
показывать правобережному гетману дружелюбные отношения. В грамоте, посланной к нему от 26-го февраля, царь похвалял его за то, что он
не отдал татарам взятых воевод и просил Дорошенка отпустить их.
В марте киево-печерский архимандрит Гизель, посылая царю
Алексею Михайловичу в дар книгу свою о покаянии, под названием
<Мир человека с Богом>, пытался расположить царя в пользу мит-
165
рополита, Иосифа Тукальского, друга Дорошенкова, на которого в
Москве смотрели подозрительно. <Повели, государь, этого доброго
мужа посадить на митрополии в Киеве и надобное прокормление
сану его показать. Надеемся, что у Козаков тогда шатости не будет, и не станут они склоняться к соединению с турками, если
митрополит, по своем сане, будет сидеть в Киеве, да он и вашему
царскому величеству не окажется безпотребен; он муж зело ученый, рассудительный, искусившийся во всяких гонениях и иноверных
наветах>. Иннокентий Гизель в то же самое время силился
помирить с митрополитом Иосифом Тукальским архиепископа Лазаря
Барановича, которого письменно упрекал за то, что Лазарь
возбуждал неблаговоление к митрополиту и царя Алексея Михайловича, и
московских государственных людей, а в своей епархии запрещал
молиться за митрополита, тогда как митрополит всегда в
богослужении поминал архиепископа Лазаря, хотя и не признавал за ним
титула местоблюстителя. Митрополит, по уверению Гизеля, искренно желал присоединения правобережной Украины к царской
державе и располагал к этой мысли своими советами тамошних
генеральных старшин. Сам Тукальский апреля Ю^го писал к царю
Алексею Михайловичу, просил, чтоб ему дозволили водвориться в
своей митрополии и расточал желание, чтоб весь православный
русский народ, находящийся теперь во власти Речи Посполитой, присоединился к московской державе, с сохранением своих
стародавних прав и обычаев.
При всех таких посланиях и отзывах, дружелюбных к
московскому престолу, стремления Дорошенка и Тукальского
противоречили видам тогдашней московской политики. Дорошенко и
Тукальский изъявляли желание повиноваться царю, - но не терпели
Андрусовского договора, пресекавшего политическую и
правительственную связь двух половин Украины; Москва же обязалась
признавать Днепр чертою предела между Россиею и Польшею и
слышать не хотела ни о каких народных требованиях единства
Украины, противоречивших смыслу Андрусовского договора.
Задушевным желанием правобережного гетмана и митрополита было, чтоб козачество и с ним вся Украина, признавая над собою власть
царя, ненарушимо пользовались своими национальными правами и
обычаями, а у Москвы на счет этого было иное желание - желание
строгого подчинения, которое бы со временем повело к
уничтожению всякого различия между Малороссией и Великороссией.
Москва рассчитывала, что если в Украине ненарушимо будут
сохраняться все ее национальные особенности, то Украина не всегда
может быть крепко привязана к Москве; напротив, такой или иной
шаг московского правительства, вынуждаемый обстоятельствами, может произвести раздражение и вызвать появление измены в
Малороссийском крае. Опыты политического непостоянства, повторя-
166
ясь один за другим, упрочили в Москве недоверие к Украине, и
люди, заявлявшие себя в Украине горячими сторонниками
национальных прав, не могли возбудить к себе расположения в Москве.
О митрополите Тукальском составили там понятие, как о
стороннике Дорошенка, как о человеке, ценящем выше всего местные
интересы своей родины, а потому в Москве не могли принять его
просьбы о своем переезде в Киев; поводом к отказу митрополиту на
его просьбу выдумали такое основание: между московским и
польским государями договорено быть съезду полномочных послов, и на
этом съезде будут рассуждать о Киеве; когда этот съезд состоится
и. что на нем будет постановлено, о том митрополит будет извещен.
И Дорошенко Москве и Москва Дорошенку выражали взаимное
дружелюбие, но искренности между ними не было нимало. Не
доверял Москве Дорошенко после того, как Москва, подбивши Брухо-
вецкого просить о введении в Малороссии воевод, и после того, как
?уже последовала народная расправа с этими воеводами, всетаки не
хотела слышать о том, чтоб их вывести из края и предоставить ко-
закам самим собою управляться. Не доверяла и Дорошенку Москва, когда к ней приносились вести о двусмысленных и зловещих
сношениях Дорошенка с турецким султаном. У Дорошенка 12-го марта
происходила близ Корсуна, на речке Расаве, рада, о которой
приходили в Москву неясные и даже противоречивые слухи; из них, однако, выводили такое заключение, что в правобережной Украине
существует намерение сойтись дружелюбно с Турцией. ЭтаГрада
тянулась до десяти дней. На этой раде было до пятисот человек
Козаков правого берега Днепра и человек двадцать из левобережных
полков. Подосланные туда Шереметевым киевские козаки видели и
узнали между последними лубенского полковника Гамалею да
одиннадцать человек запорожцев. Вместе с Дорошенком
присутствовал на раде турецкий посол, которого в Чигирине гетман
приветствовал трехдневным угощением и почетною стрельбою. Прочитана
была народу грамота, привезенная этим турецким послом: в ней от
турецкого государя предлагалось, чтоб малороссийская земля
поступила в подданство Турции на таком праве, как земля волоская.
Предложения эти козакам понравились. Рада приговорила
оставаться в приязни с Турциею, но присяги, однако, не учинили1.
Послан был в Москву, в конце апреля, генеральный судья Иван
Самойлович для утверждения челобитной, составленной на основа-
* Об этой раде приносили известия также полоненники, бывшие в
Чигирине и ушедшие оттуда, но их показания едва ли совсем достоверны.
Они говорят, между прочим, что на этой раде был Юраско Хмельницкий, его предлагали будто бы турки тогда в гетманы, и он отказался от такой
чести. Эти полоненники показывали, будто народ уже тогда присягнул
султану, а Дорошенко обещал, в городах кресты на церкви сломать, если