Отправлены были на новый съезд, 31-го марта, Ордын-Нащо-
кин, Иван Ив. Чаадаев и думные дьяки Башмаков и Самойлов.
Не удалось Дорошенку устроить мирные отношения козацкой
Украины с Польшею. Утвердилась в нем пуще прежнего
готовность искать для Украины опоры в турецкой державе. Но всетаки
в его глазах это был предел крайней необходимости. Знал он
настроение православного народа, да и сам был человеком
православной веры. И теперь, как прежде, он готов был предпочесть
всякой другой власти над Украиною власть единоверного
московского государя, только с такими условиями, какие он считал
выгодными и почетными для своего народа, да вдобавок желал он
побудить царя на решительную брань за всю южную Русь, как
за свое исконное достояние. Проезжал через Молдавию и Украину
греческий архиепископ Манассия из Македонии. Дорошенко
принял его с подобающими почестями, угощал его и весь
архиерейский причет, а оставшись с ним наедине, стал перед образом
Спасителя и Богородицы и говорил:
<Перед Богом свидетельствуюсь, как твоя святыня будешь в
Москве, донеси его царскому величеству: мы рады бы служить
великому государю и стать его рабами, но великий государь не
принимает нас, а велит нам быть под властью поляков! Наша церковь
Божия и наш православный народ терпят от поляков утеснения и
гонения и для того принуждены были мы на время отдаваться ага-
рянскому монарху. Если поляки станут нам докучать, так мы
против* них учнем стоять головами своими с женами и детьми, соединимся с турками и татарами заодно, но польской тяготы никакими
мерами терпеть нам невозможно! Милости от польского короля и
заступления никакого не имеем! Мы все того только желаем: пусть
бы для единой святой восточной церкви милость свою государскую
к нам царь явил, под свою высокую руку принял, нас всех в своей
царской милости содержал, как и прочую братию нашу, и оборонял
бы от неприятеля нашего. А если великий государь не изволит
принять нас под свою государскую руку, то пусть бы нас с поляками
192
помирить изволил, чтоб нам поляки никаких тягостей не чинили, а
держали бы нас по договору Подгаецкому. В прошлых годах хоть я
и ходил с татарами за Днепр, однакож я Козаков и татар до бою с
царскими ратными людьми не допустил и взятых в плен царских
воевод и ратных людей в Москву отпустил, а полковников и гетмана
Демьяна против царского величества не подговаривал и не
подговариваю>.
Дорошенко, между прочим, просил передать царю его чело-
битие, чтоб царь не верил людям, распускающим про Дорошенка
клеветы, приказал бы Демьяну быть с ним в дружбе, не мешать
ему, Дорошенку, пользоваться купленными мельницами на
Днепре под Чигирином и позволять приезжать в Киев богомольцам с
правой стороны Днепра. <Пусть государь, - присовокупил
Дорошенко, - изволит только прислать мне указ; я Стеньку Разина
к его царскому величеству в подданство и послушание наговорю
и приворочу!>
Гетман дал ему письмо, адресованное к царю. Архиепископ
Манассия из Чигирина поехал в Канев и там увиделся с
митрополитом Тукальским. Этот архиерей показался ему совершенно
одинаковых мыслей с гетманом. Сначала митрополит хотел было
на время удержать архиепископа и говорил: <пошлем вместе гонца
к государю; когда государь изволит нас принять под свою
государ скую высбкую руку, тогда и я поеду с тобою в Москву>.
Однако, митрополит вскоре передумал и отпустил архиепископа
одного с его причетом, поручивши ему передать на словах то же, что-Дорошенко. <Писать не смею, - говорил он, - прежние мои
письма, что я посылал в Москву, объявились у поляков>.
В письме, которое Манассия привез в Москву от Дорошенка, гетман уверял, что он, <как соборной православной церкви уд и
благожелатель всему православному христианству, хочет иметь
православного царя за главу себе>, просил не поставить ему в
грех того, что он принял от турского султана санджаки (знаки
власти). <Я сделал это, - выражался Дорошенко, - щадя целость
всей Украины, защищая от разорения церкви божий и отводя от
людей пагубу. Иногда делаю такое, чего и сам не хочу: еслиб
мы не приняли знаков турецких, то пришлось бы нам творить
брань с сильными бусурманами, живущими близко нас, а на это
мы немощны>. <Да будет известно вам, православный милостивый
царь, что сей российский народ, над которым я старшинствую, не хочет носить ига, которое возлагает на него Речь-Посполитая: не допускают поляки Войску Запорожскому и народу российскому
иметь тех вольностей, о которых через послов своих я просил. И
вот по такой причине наш народ прилепляется к братству с
соседствующими бусурманами в надежде своего спасения! Я не был
врагом пресветлого величества и во вся дни живота не изменю к
7 Заказ 785 193
вашему величеству желательства, и если ты, великий царь, православный христианский монарх, меня своим царским словом
обнадежишь, где бы я мог главу свою преклонить, то я готов буду
не токмо здоровье свое излиять, но и душу положить за
православную христианскую веру и за целость православного
христианского народа>.
Вслед затем и Демьян Игнатович в письме к царю указывал на
то, что Дндрусовский договор заключал в себе условия
нескончаемых несогласий. Этот договор не только раздражал Дорошенка, оставивши его с козаками в подданстве Польше, но, переделив на две
половины Украину, которая прежде была едина, сделался теперь
источником всядсого рода споров о владениях. У многих из тех, которые
достались теперь под державу русскую, были прежде еще владения
на правом берегу, отнесенному по договору к Польше, и наоборот.
Дорошенко гетман - на левой стороне, начавши от Кременчуга чуть
не по самый Киев, владел землями и отбирал на себя доходы.
Королевские старосты овладели на той же стороне селами и угодьями, принадлежавшими издавна городу Любечу, расположенному на
левом берегу Днепра и доставшемуся по разделу России. Река Сож, впадающая в Днепр, сделана границею по Андрусовскому договору, но старосты Речи Посполитой присваивают себе места по сю
сторону Сожи. Об этом обо всем представлял царю Многогрешный.
Поляки с своей стороны жаловались, что сотник Седневский с
воинскими людьми переходил на другой берег Сожи и закладывал новый
рубеж. Демьян на вопросы, сделанные ему из Москвы по этому
поводу, оправдывал сотника и указывал, что, напротив, польские
подданные делают русским подданным беспрестанные оскорбления и
нарушают Андрусовский договор: грабят у себя киевских и
черниговских купцов, ездящих к ним по торговым делам, смущают
малороссиян рассказами, будто царь скоро всю Украину левой стороны
Днепра Польше отдаст, а слушающие такие рассказы, приехавши
домой, пересказывают о том у себя и оттого происходит всенародное
смятение. Главное же нарушение договора со стороны ляхов, по
указанию Демьяна, состояло в том, что они продолжают преследовать
у себя православную веру, в последнее время в Полонном и в
Витебске обратили православные церкви в унию, хотели то же сделать в
Могилеве, но поспольство не допустило.
На такие представления гетмана Многогрешного последовал
уклончивый ответ, именно было сказано, что обо всех обидах и
недоумениях будет писано в Польшу надлежащим путем, а
настоящим владельцам спорных угодий следует удерживать за собою
свои владения по-прежнему, пока не устроится размежевание
рубежей, о чем в свое время гетману дан будет указ.
Объявивши себя решительно врагом Польши, Дорошенко
призывал крымского хана, как данника Турции, с тем, чтобы взять
194
Белую-Церковь, где сидел гарнизон Речи Посполитой, состоявший
преимущественно из немцев, которых всегда было множество в
польском войске, набиравшемся наймом. Брат дорошенков
Григорий с Брацлавским полком стоял тогда на западной границе в
местечке Стене. Дорошенко не дождался хана. Запорожцы в числе
шести тысяч с Ханенком и Серком перегородили путь хану, шед-
- шему на помощь Дорошенку. После непродолжительной битвы
Адиль-Гирей помирился с запорожцами и с-Ханенком. Он уже
прежде был не расположен к Дорошенку и шел к нему на помощь
только по приказанию падишаха, а потому легко склонился на
предложения Ханенка. Дорошенко, узнавши о случившемся, отправил в Константинополь жалобу на хана, и в июне получил известие, что будет назначен в Крым новый хан, Селим-Гирей. Ожидая этого
нового хана, в июле, с своим козацким войском и с небольшим
числом бывших при гетмане татар, Дорошенко приступил к Белой-
Церкви и пытался побудить польский гарнизон к добровольной
сдаче; он простоял под Белою-Церковью несколько недель, писал
убеждения белоцерковскому коменданту, обещая всем’полякам
целость, писал к белоцерковским жителям, стараясь выманить их к
себе в стан. Между тем коронный гетман Собеский с польским вой-, ском вошел на Подоль, понуждал тамошние городки к покорности
Речи Посполитой, а к Дорошенку писал, что является с
королевским поручением составить мирный договор между Войском Запо-
рожскИхМ и Речью Посполитою. Дорошенко не поддавался польским
уловкам, стоял на своих прежних требованиях, заявленных в
прошлом году; наконец, 20 августа, услыхавши, что брат его Григорий
осажден поляками в Брацлаве, отступил от Белой-Церкви.
Отлучивши крымского хана от союза с Дорошенком, Ханенко, вместе с Серком, давним <дорошенковым хлебоядцем>, пошел на
помощь полякам. Дорошенко выступил против них, но, не доходя
десяти верст до реки Буга, услыхал о большом наводнении, которое