внешние стены верхнего города, называемые новым городом; оставались пока в целости внутренние - старый город. Никакие
попытки Гордона спасти погибавший Чигирин не могли удасться, подчиненные не слушали команды1. Вечером один стрелецкий голова по
1 <11-го в неделю вечером подкопы взорвало к реке ТяСхме близко хором
и землю раскидало по сторонам и от того взрыву хоромы загорелись и
учинился пожар, и осадные сидельцы, видя пожар, из города побежали в обоз
через московский мост, и турки, увидя то, прибежали от болота к московской
башне и зажгли, чтоб осадным сидельцам из города выпуска не дать; и мост
обломился, и с того мосту утонул гадяцкий полковник Федор Криницкий
и иные потонули многие, да на Пляцовой было Козаков человек 500 и те
341
секрету сказал Гордону, что Ромодановский прислал своего
адъютанта с повелением вывести гарнизон из верхнего города, но
адъютант не хотел войти в город, а только у ворот передал словесный
приказ боярина. Гордон на это промолвил: <мне дано повеление
лучше погибнуть, чем оставить свой пост; и другим я того не
позволю, не получивши письменного приказа>. Он продолжал делать
распоряжения о погашении пожара, и чтоб не подать солдатам
подозрения, что он покинет свой пост, приказал готовить ужинать и
поставить на стол свой серебряный сервиз.
Часов в 10 вечера (в третьем часу ночи) явился барабанщик
полковника Карандеева, стоявшего у ворот с боярским адъютантом, который всетаки не смел войти в замок, и передал письменный
приказ Ромодановского такого содержания: Гордон должен
выступить с ратными царскими людьми, взять с собою те пушки, которые
были полегче, а другие закопать, разорить укрепления, истребить
боевые запасы и порох. Гордон показал приказ начальным
офицерам, при нем остававшимся, велел оставить фитили в амбразурах
и зажечь ворота, устроенные для вылазок, а сам собственноручно
зажег запасный и аммуниционный магазины. В это время все
солдаты, не ожидая команды, с ужасным криком побросали оружие и
пустились бежать из пылающего замка; много их было застигнуто
и изрублено турками, много их потонуло в реке, через которую
пытались пройти вплавь. Сам Гордон вышел через мост, держа в одной
руке пистолет, а в другой саблю, счастливо прошел посреди
неприятелей, носивших на копьях отрубленные головы русских, и в
чрезвычайном утомлении добрался до стана. Первым его словом
боярину Ромодановскому был упрек за то, что военачальник не только не
подал ему вовремя помощи, но даже не уведомил заранее о том, что
он должен будет оставить Чигиринский замок, и тем самым не дал
возможности гарнизону выдти в надлежащем порядке.
Ромодановский с неудовольствием слушал упреки и мало отвечал на них.
Гордон, уходя от Ромодановского в отведенное для себя помещение, зашел к полковнику Бурнету, в это время раздался в Чигириие
ужасный оглушительный треск: взорвало пороховой магазин и, как
после узнали, от этого взрыва погибло там более 4.000 турок, ус-
все от подкопов пропали, и турки, вбежав в город, зажигали хоромы и
в то время три серденецкие полка Герасимов, Иванеев и Ребриковского
в московскую башню из города не побежали, а приложились к верхнему
городу и башню, которая на плотине, захватили и неприятелю ее не дали.
А верхний город, что сделал было вновь воевода Ржевский, неприятели
зажгли в то же время, как в большом нижнем городе учинился пожар
от подкопов. И ратные царские люди и сердюки при верхнем городе за
каменною церковью до самого вечера неприятеля из города выбивали
дважды и башню с плотиною боронили и им не давали>. (Арх. Юст., кн.
125, л. 1091. См также Лет. Сам., стр. 144; Ригельмана, стр. 162; Вё-
личка, II, 462).
342
певших вступить в Чигиринский замок тотчас вслед затем, как
русские его покинули.
По известиям современников, в войске Ромодановского
господствовал большой беспорядок, как и вообще во всем тогдашнем
военном русском строе. У нас в походе, - говорил впоследствии в
Москве гетманский посланец Мазепа, - с Ромодановским людей
было много, а на боях было их мало,- только солдатские полки да
стрелецкие приказы, да и стрельцов было немного; прочее все
пряталось в обозе на телегах, от рейтар, городовых дворян и детей
боярских только один крик! Гетман много раз посылал к ним, а они
не шли, и гетман принужден был послать в бой все свои козацкие
полки, а сам остался со своим двором и драгунами, которые всегда
находились неотлучно при нем>. Из царского войска беспрестанно
толпами бегали ратные люди, так что когда войско дошло до Чиги-
рина, то его осталась едва половина против того числа, какое было
при начале похода. Поэтому-то Ромодановскому не осталось более
ничего как уходить.
И вот, боярин и гетман, оба с своими войсками, двинулись от
Чигирина к Днепру в обратный путь, на другое утро после
разрушения Чигирина, 12-го августа. Они вели свои войска
четвероугольниками, окаймивши их несколькими рядами возов, как бы
шанцами. Все конные спешились; только сам Ромодановский да гетман
ехали сидя верхом на лошадях. Турки и татары с разных сторон
делали на них нападения, но безуспешно. На ночлеге нападения на
них не было. С рассветом 13-го августа войска двинулись далее, и
при переходе через болотистые места беспокоили их неприятели, но
так же, как и вчера, безуспешно. К полудню русские достигли
прежнего своего становища у Бужина и стали в своих прежних ретран-
шаментах; они начали посылать возы к самому Днепру в видах
начать переправу, но тут турки, по оплошности русских, овладели
брошенными окопами и начали палить. Это заставило русских
отложить переправу и давать неприятелям отпор до тех пор, пока не
принудят отступить. В тот же день калмыки, не желая помогать
русским, ушли на другую сторону Днепра, а потом направились в свой
край, но по пути <наделали не мало бед малороссийским людям>.
На другой день после того гетману доставлено было письмо от
крымского хана. Называя Самойловича Иваном-Поповичем, гетманом
заднепровским, Мурад уверял “в расположении к козакам и убеждал
гетмана отступить от Москвы, но при этом давал слово не побуждать
его через то в подданство турецкому падишаху.
Такое же письмо от хана прислано было ко всем старшинам
собирательно. Эти письма не имели никакого успеха и на них не
отвечали. Но зато многие козаки не расположены были долее драться
и самовольно уходили за Днепр. Это заставило гетмана учредить
сторожу, чтобы не пропускали беглецов, а несколько человек, пы-
343
тавшихся переплыть Днепр, поймали и отстегали плетьми.
Неприятели, после неудачных попыток склонить на свою сторону Козаков, продолжали напирать на русские обозы и палили из пушек, доходило дело до того, что сражались не только оружием, но вступали и
в рукопашку; под самим визирем убито две лошади; очень хотелось
неприятелям разгромить русские обозы или припереть их к Днепру, но русские, особенно козаки, держались стойко, сделали две ночных
вылазки, убили и взяли в плен многих турок, хотя и турки принесли
в свой обоз 90 русских голов. Так прошло время до 10-го августа.
Наконец визирь, видя, что не удается овладеть русскими таборами, а своих воинов пропадает не мало, в ночь с 19-го на 20-е августа со
всем своим полчищем отступил к Чигирину, а князь Ромодановский
и гетман Самойлович со своими войсками переправились через
Днепр уже без всякого препятствия от неприятеля.
Неудачный поход Ромодановского в свое время подал повод к
толкам. Говорили, что турки подкупили его, что русский боярин
продал им Чигирин и нарочно вел дело так, что они могли им
овладеть. В малороссийском и великороссийском войсках ходили
такие толки: в неволе у бусурман был сын князя Ромодановского
Андрей, взятый в плен Суховеенком в 1668 году; визирь турецкий
заранее послал к Ромодановскому тайно сказать: если московский
полководец допустит визиря взять Чигирин, то визирь отпустит
сына его Андрея на волю; если же не допустит, то к боярину пришлют
голову его сына, набитую сеном. Ромодановский, ради спасения
жизни своего сына, вел дела так, чтобы все сталось по желанию
визиря. В турецких областях говорили, что туркам пришлось бы
пропасть под Чигирином, если б их неприятель Ромодановский
действовал иначе; гетман же должен был потакать боярину, как
царскому наместнику, против собственной воли; когда ж бы
делалось так, как гетману хотелось, то ни один человек не ушел бы
целым из турецкого войска. О таких толках извещал Самойловича
Куиицкий. Самойлович, передавая о том в Приказ прибавлял от
себя, что это басни ложные. Гетман был расположен к Рохмоданов-
скому и когда узнал, что московское правительство намеревается
заменить его другим лицом в команде над царским войском в
Малороссии, то в письмах своих, посылаемых в Приказ, изъявлял
сожаление и прибавлял, что желает, дабы всякий другой, кто будет
на месте Ромодановского, пребывал с гетманом в таком совете и
дружбе как Ромодановский.
В какой степени был виновен Ромодановский - решить трудно
при недостатке материалов, которые пролили бы свет-на тайные
события того времени; но несомненно, что Ромодановский имел
возможность и перед правительством, и перед потомством совершенно
отклонить от себя упреки в потере Чигирина: еще прежде, чем он
с войском достиг до этого города, у него был уже царский указ -
344
покинуть оборону Чигирина и предать его истреблению, если
окажется слишком трудным его удерживать. Таким образом, Ромода-