Однако свои эмоции девушка ничем другим не прикрывала. Она в самом деле его не боялась, король стал сомневаться, боится ли она вообще чего-либо.
Перед тем как выбрать кандидата на это дело, он перебрал сотни других наемников. Он знал о тех, что обитают в Алигаре всё. Этим король занимался вот уже полгода. Изводить это ремесло бесполезно, куда полезнее держать его под контролем. Однако об этой девушке он знал не так много. Кто-то очень заботливо закрывал ее от всего мира, уничтожал о ней любые упоминания. Несомненно, девушка имела хорошего защитника и покровителя. И она сильно отличалась от остальных ассасинов, каких королю приходилось видеть немало.
– Именно поэтому я выбрал тебя, – охрипшим голосом прошептал правитель.
– Не могу сказать, что благодарна вам за это, Ваше Высочество. Вы навлекли на мою, – она пыталась подобрать слово, которое не противело бы придворной этике. – На мою голову немало неприятностей.
– Каких же, позволь узнать?
Ашира покачала головой, отворачиваясь. Что она могла сказать? Что пойти после все этого ей, скорее всего, будет некуда. Вархтан снесет ей голову. Раз уж у него был выбор, мог не портить жизнь именно ей, выбрать более достойного претендента.
– Если вы не возражаете, я бы хотела остаться одна. – Ашира показала на рваную одежду и кровоточащие раны, которые нужно срочно обработать.
– Я помогу.
– Вот еще! – Наемница прыснула от смеха, но в момент осеклась. – Простите, ваша милость. Сама справлюсь.
Комната вдруг стала вращаться перед глазами. Ашира часто заморгала, пытаясь удержаться за что-нибудь, чтобы не упасть. Лицо Асмунда она видела размытым, похожее на одно общее разноцветное пятно.
– Яд, – прошептала она, соскальзывая на пол. – В иглах был яд. – Казалось, она и сама удивлена этому факту. Как же она раньше не поняла.
Король подхватил девушку на руки, чувствуя совершенно отвратительный исход от всего, что произошло с наемницей в подземелье.
– Стража! – Заорал мужчина, выбегая из покоев. Он старался придерживать Ашире голову, но та была уже без сознания. – Стража!
Он будто бы со стороны наблюдал, как из рук у него забирают его защитницу. Такой маленькой и хрупкой она ему показалась. Если бы он только знал, что она отправилась туда одна. Слуги вокруг засуетились, кто-то побежал за лекарем. Солдаты окружили их защитным кольцом, выставив наготове мечи.
– Быстрее! – Не выдержал король, проверяя у девушки пульс.
Мгновение спустя ей уже что-то засовывали в рот, тщетно заставляя проглотить, лекарь разрезал ранки от шипов чудовища. Поздно, яд вошел в кровь, теперь спасти ее будет намного сложнее, очередная перепалка отняла у них слишком много времени.
Асмунд потер виски, наблюдая за махинациями лекаря.
Она действительно спасла его. Ведь то существо, что обитало в заброшенной части дворца, могло напасть и на короля. Глупый поступок сунуться туда одной, с другой стороны она, возможно, спала жизни многим людям. Он не позволит ей умереть!
– Мага во дворец, живо! – Скомандовал Асмунд бледному от страха слуге.
Глава 7. Они рождались и умирали в одиночестве
Саяна плотнее укуталась в старый сюртук, ткань сильно истрепалась от времени, но согревала. К холоду она давно привыкла, как и к крысам, пытающимся отнять у нее те ничтожные крохи, которые дважды в день подсовывали в маленькое отверстие внизу двери, но иногда, когда становилось совсем тоскливо, брошенный со злости год назад сюртук, согревал душу, давал ощущение, что не все еще закончилось, что обязательно все изменится.
Девушка уперла взгляд в стену. Год. За весь год она ни разу не услышала человеческого голоса, никто не переступил порог ее тюрьмы.
Раз в сутки глубокой ночью, дверь со скрипом отворялась. За порог ставили ведро с относительно чистой водой, после чего дверь снова закрывалась. Этой водой ей молчаливо предлагали умыться. Спасибо и на том, по крайней мере, грязью она не зарастет.
Вот и сейчас Саяна наблюдала за этой процедурой. Лязг, скрип, ведро появляется на пороге, рука исчезает в проеме. Снова скрип, лязг, свидетельствующий о том, что дверь плотно закрыта.
Она закрыла глаза, напевая детскую песенку. Давно смирившись со своей судьбой, наемница перестала пытаться разговорить тюремщиков. Криков и истерик тоже больше не допускала. Поначалу было сложно. Хотелось разбить голову о стену и прекратить эту пытку. Она звала Фор почти каждый день. Требовала от стражи его немедленного появления. Требовала, умоляла, кричала, сочетая это с бранью. Подолгу металась от стены к стене, нашептывая проклятия. Так прошел первый месяц. Никто ее будто не слышал. Каждый раз на проклятия и угрозы ответ был один – тишина. Советник тоже не появился, и что-то ей подсказывало, он не придет.
Свое дело Фор выполнил, с легким сердцем вернулся в Ровал, позабыв от тэманлинке, которая, каждый день в течение всего года куталась в его сюртук.
Время шло слишком медленно, Саяна чувствовала, как жизнь ее утекает. Пялясь целыми днями в потолок, она отнюдь не избавляет себя от казни, которую ей предписали. Тогда она начала упражняться с выдуманным противником. Раны постепенно затянулись, остались шрамы. Дни полетели быстрее, вот только ничего не изменилось.
Тренировки сменялись песнями или воспоминаниями, ей было, что вспомнить. Первые месяцы она не могла прогнать из памяти дворцовую площадь, на которой ее обрекли на пожизненное наказание. Будь она тогда в состоянии, то обязательно бы заявила о своей виновности. О том, что на преступление шла сознательно, тогда казнь была бы другой. Ей не пришлось бы мучиться. Но Советник знал, что именно так она и поступит. Яд, который он ей тогда вколол, затуманил рассудок. Убить он наемницу не мог и Фор это знал, догадывался, подонок, что с детства ей прививали устойчивость к ядам.
После приговора ее тотчас же вернули обратно в камеру. В ее отсутствие на полу появилась подстилка, в углу ведро. Фор она больше не видела, не смотря на его обещание. Она точно помнила, ее камеру не войдет никто, кроме него. Тогда, где же он?
Со временем грусть и отчаяние сменила опустошенность. Осознание, что все кончено, что весь остаток жизни она проведет здесь. Знает ли Грон, что с ней случилось и если знает, почему не спас ее? А Моритер? Доволен исходом? Теперь уже она никогда не нарушит его планы.
По щеке скатилась слеза, Саяна быстро смахнула ее, прогоняя обиду на весь мир, нет, она не позволит себе озлобиться. В конце концов, это целиком ее вина, будь она умнее, вряд ли бы такое случилось. В голове она слышала печальные звуки фортепиано. В ту другую жизнь, она сама играла эту песню, под ее пальцами оживали мелодии, зачастую печальные.
Саяна стала делить свою короткую жизнь на до и после. До – она была наемницей, обученной убивать. После – стала жалким подобием человека. Это жалкое подобие пыталось выживать.
Она думала о дожде, который никогда не увидит, о шуршании листвы на деревьях и о маленьких капельках, стекающих с них. В той другой жизни, она кружилась под весенним дождем, босыми ногами ощущая мягкий ковер из молодой травы. Она могла позволить себе часами тренироваться на улице, ощущая себя частью того мира, в котором жила. Могла, могла! А теперь может упереться носом в стену и захлюпать от охватившей тоски. Саяна знала точно, что, если когда-нибудь эта проклятая дверь в ее камеру откроется, на пороге окажется Фор, она сделает все, чтобы он забрал ее отсюда или хотя бы добил.
Свое взросление она встретила в четырех холодных стенах. Надеясь, что правильно определила дату, девушка умылась тщательнее, чем обычно, постаралась ополоснуться, стирая когтями с тела заскорузлую грязь. Вообще, она пыталась не теряться во времени, упорно отсчитывала дни и недели, пыталась определять время суток. В этом иногда помогали тюремщики с ведром.
Натянув на себя сюртук, девушка легла обратно на прогнившую подстилку. Если жизнь в братстве казалась ей заключением, то теперь на протяжение года, она понимала, как сильно ошибалась. Да, в гильдии было не так уж много свободы, но и не так кромешно мало.
Сознание будущих убийц ломали еще в детстве. Им не давали материнскую любовь и заботу. По-солдатски жестокая муштра начиналась, как только ребенок вставал крепко на ноги, из них сразу принимались выбивать понятия о любви, страсти, домашнем уюте, страхе. Из обычных детей строгали машины для убийств. За непослушание – плеть. Нарушение распорядка дня – плеть. Проваленное задание – плеть. Слабость – плеть. Отказался жрать помои на завтрак – плеть.
Наемным убийцам запрещалось создавать семьи, заводить детей. Они рождались и умирали в одиночестве. Рождались, как правило, в хороших семьях, но бастардами, уготована всем была одна участь, дабы не позорить род, в котором посмели появиться на свет.
Свои имена они забывали, переступая порог гильдии. Забывали и семью, в которой рождались. Большинство тех, кого приняли в братство вместе с Саяной, оставили жизнь еще в детском возрасте. Выживали сильнейшие. Те, кто соглашался вгрызаться в землю зубами, лишь бы уцелеть.
Их, запуганных и затравленных, загоняли в хлев, где ученикам проводить доводилось от нескольких дней до недели. Не все выходили оттуда на своих ногах. Хотя, казалось бы, какой пустяк. Сиди себе, жди, когда выпустят. Но рано или поздно, твой желудок начнет требовать пищу и в какой-то момент, ты не сможешь ему отказать, еды нет. Просто нет. Зато есть те, кто слабее. Их травили друга на друга, заставляя выбивать другу последние зубы. Жестоко? Нет. Это происходило в детстве. И это было уроком.
Вырастая, выживая, будущие убийцы понимали – друзей нет. Все вокруг тебя убийцы и смерть их ремесло.
Свое первое задание Саяна запомнила очень хорошо, тогда она впервые осознанно убила человека, быстро, не мешкая ни секунды, она не почувствовала ничего. Он оказался слабее, потому и умер. Случись наоборот, вряд ли бы она что-то испытала. Все присущие человеку чувства были выбиты из таких как она к десяти годам.