В более осознанном возрасте, отряды новоучек сгоняли на поле боя. Мелкие войны знатных семейств. Войны, которые вели наемники. Хохоча и потешаясь, те, кто был выше, наблюдали за сражением, делая ставки. Позже Саяна узнала, сколько раз было поставлено на ее смерть, несколько добрых десятков. Иногда за то, что выжила, она получала награду, иногда – плеть. Смотря, какая сумма за этим стояла, и кому она принадлежала.
К двенадцати годам она стала замкнутой, к шестнадцати агрессивной выскочкой. На тот момент ей удалось пережить более двадцати таких сражений. Честный бой нравился ей куда больше обычных убийств. Естественно, она стала считать себя неуязвимой. К тому моменту, плеть как наказание уже не действовала. Чаще ей удавалось ловить хвостовик и выдергивать орудие наказания из рук наставника.
Попав своим непокорным поведением в неугодность, Саяна подписала себе смертный приговор. Ее первый серьезный контракт стал выдающейся подставой от наставника. Ее предали и отдали на растерзание в Аксэд.
Саяна улыбнулась. Однажды ее жизнь рухнула, но она не умерла, не умрет и сейчас. Если для того, чтобы выбраться отсюда, придется пройти через ад, она пройдет.
Ей казалось, что давившая на виски тишина, когда-нибудь сведет с ума, одиночество стало болезненным, чтобы отвлечься, она продолжала вспоминать, всех, кого когда-либо знала и видела, всех, кого убила. И мысленно составляла длинный список тех, до кого обязательно доберется.
Ее сны стали путанными. Рэйно не перестал ей сниться, но теперь его глаза не пугали, скорее, успокаивали. Иной раз ей хотелось вырвать эти глаза, в другой же раз, она представляла, что могла бы с ним поговорить, что их вражда чья-то большая ошибка.
Спустя полгода, Саяна стала представлять Рэйно, сидящего рядом с ней на подстилке. Она разговаривала с ним, пытаясь не сойти с ума. Но все больше понимала, что точку невозврата уже перешла, проводя часы за беседой со своим врагом, да еще и вымышленным. Бывало, она срывалась на крик, пытаясь объяснить воображаемой фигуре, примостившейся на подстилке, что он не имел права так поступать с ней. Почему он не нашел другую жертву, чтобы сломать ей жизнь?! Почему Тэманлин?
Потом, устав кричать, Саяна сама отвечала себе на эти вопросы: «Потому что ты жесток. Ты не мог представить, что та девочка выживет, хотя лучше б умерла».
Рэйно стал ее единственным собеседником. Он тоже молчал, но хотя бы слушал. В какой-то момент девушка настолько в это поверила, что забыла о том, что это лишь плод ее воображения.
– Ты когда-нибудь танцевал под дождем? – Саяна повернула голову в сторону Рэйно. – Думаю, нет. Не будь дураком, исправь это, – девушка усмехнулась.
Император улыбнулся. Совсем не как злодей.
Он стал ее постоянной галлюцинацией, когда она просыпалась, Рэйно сидел рядом. Засыпала она у него на коленях.
– Ты знаешь, я могла вообразить кого угодно, но почему-то вообразила тебя. Ты живешь далеко отсюда, и даже не знаешь, что я разговариваю с тобой.
Сая перевернулась на живот, ощущая щекой холод каменных плит, иногда ей хотелось взвыть и попытаться выбить дверь, но она понимала, что это ничего, кроме увечий, не даст. Пока еще понимала.
Большую часть времени она старалась занимать себя размышлениями, вспоминала карту Маргдаара и языки, которым ее учили, так она не позволяла себе окончательно сойти с ума. Беседы с воображаемым врагом – не в счет.
– Знаешь, если бы мне удалось выбраться отсюда, первым делом я бы отправилась к морю. Не смейся! – Саяна пригрозила Рэйно пальцем. – Я бы целый день провалялась на песке, полоща ноги в соленой воде.
Она провела рукой по плитам, постукала по ним пальцами, думая о том, что, наверное, даже если бы чудом выбралась из камеры, то начала бы она не с моря. Как бы то ни было, она убийца, и измениться уже не сможет. Ее деятельность началась бы с мести. Снова кровь. Она мечтала найти Моритера, чтобы посмотреть наставнику в глаза. Он предал ее и живет себе спокойно. Саяна пересчитывала кости, которые сломает наставнику, делать это будет медленно, упиваясь его болью, каждый его крик станет песней для ее ушей.
Были и другие мысли. О том, что однажды она проснется, прикоснется к своему лицу, понимая, как сильно постарела за годы, проведенные здесь, никто так и не пришел. Пока она медленно старилась, жизнь вокруг шла своим чередом, люди рождались и умирали. Солнце сменяло на небе луну. Никто и не придет. Все, кто знал о ее существовании здесь, возможно, давно мертвы.
Такие мысли девушка старалась гнать. Они наводили на нее грусть.
Отчаявшись, она скребла пол, поскуливая в сюртук. Фор.
Советник бросил одежду на пол не просто так, жилет он тогда подобрал. Он хотел, чтобы она думала о нем, вспоминала каждый раз, касаясь золотой нити на подкладке. Думала о его тепле, кутаясь в холодные ночи. Это озарение снизошло неожиданно.
Саяна приподнялась с пола, убрала непослушную прядь волос за ухо. Значит Фор вернется, обязательно вернется, рано или поздно. Ей остается только ждать. Теперь наемница понимала, он не бросил ее, возможно, это проверка. Но на что? Для чего обрекать человека на страдание? Она вопросительно посмотрела на Рэйно.
Он делал в точности так, как с ней поступали в гильдии. Проверка на выдержку. Саяна помнила их уговор. Она не собиралась служить ему за возможность увидеться с сестрой, но если только в этом вопрос ее освобождения; Она зажмурилась, зарычала. Эта мысль была самой отвратительной из всех, что посещали ее. Даже ощущение присутствия Рэйно не противело так сильно.
Новый день начался со старого ведра, оно снова появилось в камере глубокой ночью. Или ей это так казалось? Быть может, давно потеряв счет времени, ей ночь казалась днем. В любом случае, темнота была ее постоянным союзником, она не покидала вот уже больше года, даже в те мгновения, когда дверь приоткрывалась ровно настолько, чтобы втиснуть в проем ведро с водой, тьма не рассеивалась, тюремщик не издавал ни единого звука, ни разу не кашлянул, не чихнул. Будто бы и воду ей подавал плод воображения.
Саяна долго смотрела перед собой не моргая, уже несколько дней она не вставала с подстилки, даже чтоб справить нужду. Наблюдала за появлением и исчезновением еды, которую подсовывали в маленькое отверстие в двери.
Крысы, снующие в темноте, явно были рады ее бездействию, они перестали смущаться, бегали по узнице, перебирая маленькими когтистыми лапками. Повадились таскать ее еду. То, что девушка считала помоями, для крыс было настоящим пиром.
Что у нее осталось? Жалкие годы в одиночестве, да сюртук, напоминающий ей о человеке, что решил ее судьбу.
Почему-то Саяна сомневалась, что продержится долго, с каждым днем она чувствовала, как силы покидают ее. Сначала пропал аппетит, через несколько месяцев желание мыться. К концу второго года она перестала вставать. Иногда доползала до подноса с едой, чтобы закинуть что-нибудь в оголодавший желудок. Так она продлевала себе жизнь еще на день. Вкус пищи наемница не чувствовала и была этому несказанно рада, закидывать в себя этот жалкий мусор стало не так противно.
Рэйно давно исчез. Примерно в то время, когда девушка потеряла желание жить. Все ее мечты и надежды рухнули. Все разом. Она больше не надеялась, что кто-то придет за ней, спасет. Не думала о гильдии, не вспоминала о Фор. Все это стало каким-то далеким и чужим. Постепенно лица стали стираться из памяти, чуть позже забылись имена, может она просто не хотела их вспоминать.
Поначалу желание о мести, злость и даже воображаемый враг рядом, поддерживали в ней рвение к жизни, еще совсем недавно ей хотелось верить, что Советник однажды появится в ее камере, заберет ее с собой. Больше месяца ушло на обдумывание, смогла бы она покориться его воли в обмен на свободу. Решение давалось с огромным трудом. Сначала Саяна твердо решила, не продаваться ни за какие обещания, Фор был ей противен, и изменить это она не в силах. Спустя время, вслушиваясь в тишину, она стала понимать, что, скорее всего, согласилась бы на любые условия, только оказаться подальше от этих стен. Позже поняла, что не так уж он противен, нагловат, высокомерен, но с этим, пожалуй, можно мириться. Особенно, если над головой светит солнце, а под ногами мягкая трава.
Однажды, наемница проснулась ночью от удушья, она задыхалась, пыталась хватать ртом воздух, пищала что-то, переворачиваясь со спины. После этого случая она начала обратный отсчет, дав себе не больше года на то, чтобы дожить свой остаток. Такие приступы случались почти каждую ночь. Темнота давила все сильнее, медленно уничтожала изнутри.
Саяна думала, что в гильдии ее научили всему, она знала детально множество вещей, в эти мгновения поняла, как сильно ошибалась. Казалось бы, такую простую вещь она не знала – как вернуть желание жить или хотя бы выживать, как заставить себя встать, чтобы пройтись по своей темнице, умыться, подобрать поднос с едой и вернуться на прежнее место. Это оказалось сложнее, чем она думала.
В первый год удавалось поддерживать себя, заставлять. Второй год дался сложнее. Саяна надеялась, этот год станет для нее последним, она не хотела сойти с ума, биться об стены, орать, срывая горло. Она не хотела унижаться в последние минуты своей жизни.
Два дня назад она приняла решение больше не притрагиваться к еде и воде. И без того истощенный организм не протянет долго без этих крох. Ей оставалось потерпеть совсем немного.
На третий день началось головокружение и рвота, в горле пересохло, губы потрескались, из маленьких ранок сочилась кровь. Саяна слизывала кровь языком, ощущая металлический привкус. Прикрыв рот рукой, наемница глотала горячие слезы.
Она пыталась представить, как могла сложиться жизнь, заверши она два года назад свой контракт более успешно. В таком случае, она бы вернулась в гильдию. Не за тем, чтобы остаться. За контракт полагалась весьма приличная сумма золотом, могло хватить на безбедную жизнь на несколько лет. Это стал бы последний раз, когда она переступила порог дома наемных убийц. Никто и ничто не могло удержать ее. С гордо поднятой головой, Саяна пустилась бы в новую жизнь. В той жизни, она освоила новое ремесло, приспособилась к деревенской жизни где-то в глуши Маргдаара, обзавелась небольшим домом, собственным хозяйством, охотой промышляет себе на жизнь. Каждый вечер у ее очага жарится свежее мясо. Она напевает себе под нос, управляясь в поле по весне, в небе свободно парит Ратх, где-то вдалеке пасется Варонлас, любимы вороной конь, умнейшая животина. Прожорливый, но выносливый.