Много недель я провёл в бреду, а когда очнулся в доме отца, ничего не помнил. На все расспросы слуги лишь опускали глаза.
Только с приходом зимы, когда появились силы выходить в сад, память начала возвращаться. Первые хлопья снега напомнили о цветках туберозы и Цзяорен. Мох в кадках под деревьями бонсай – о ночи из далёкого прошлого. Оранжевые плоды хурмы на голых ветвях – о любимом мамином саде, который мы вместе лелеяли. Чёрные птицы клевали переспелые плоды, но я не испытывал никаких эмоций. Ворон не пытались прогнать.
Цзяорен ошиблась: память вернулась ко мне. Но не чувства. Картины прошлого не вызывали больше отклика в моём сердце, словно написанная в древнем свитке чужая история.
С отцом мы почти не виделись: он занимался делами и ждал приезда брата. О ссоре никто не упоминал. В моей груди будто зияла дыра, но я больше не беспокоился о том, чтоб её заделать.
Ван Ан прискакал безлунной ночью на взмыленном коне. Сказал лишь, что рад меня видеть и что скоро уедет снова. Армия продвигалась на запад, захватывая всё новые территории, но аппетиты императора росли. Он не желал остановиться и укрепить границы, он желал идти дальше.
Мы с Ван Аном играли в вэйци, наслаждались жареным мясом и много говорили. Он исхудал на службе и радовался даже белому рису, а я осознавал, что больше ничего не чувствую к брату. Прежней теплоты не осталось между нами.
– Что-то произошло? – спросил он однажды.
– Да нет, гэгэ. – Я неопределённо пожал плечами.
– Ты почти не проводишь время с отцом, а раньше хвостиком за ним бегал.
– Ты знал, что он сделал с моей матерью?
– Нет, – просто ответил он. Меня не тянуло дальше расспрашивать, но брат продолжил тему: – Ты этим расстроен?
– Уже нет, – глухо отозвался я.
– Пойдём, я заварю чай в нашем домике.
– Не надо, там слишком холодно, – откликнулся я с грустью, а про себя отметил: хорошо, что хоть что-то ещё чувствую.
Однажды ночью я услышал треск и чудовищные крики, выбежал наружу: весь двор наводнило чёрным дымом. Я закашлялся, глаза жгло, будто кто-то проткнул их и вращал кочергой. Тоска в душе мигом забылась – сердце заклокотало куда острее. Малорослые, кривенькие бонсаи – не в пример могучему плодовому саду матери – казалось, вот-вот рассыплются пеплом. Часто заморгав, я сделал только хуже: почувствовал, что по щекам потекли слёзы, но глаза остались совсем сухие, и это не принесло облегчения.
Пламя клокотало пурпуром, лисьими хвостами взвивалось к небу, а в глубине раскалилось добела. Имбирные ленты огня охватили северный дом.
– Отец! – Я бросился в огонь не разбирая дороги.
Прямо передо мной рухнула балка, и я отшатнулся, едва не потеряв равновесие. Стропила ещё держали крышу, но сквозь рокот пламени был слышен угрожающий скрип. Дерево трещало и стонало. Меня опалило жаром, вкус дыма горчил на языке, но страха не было. Я знал, что должен спасти отца и брата.
Теперь только алая занавесь отделяла меня от них. Макнув широкий рукав в снег, я обтёр лицо и закрыл нос. Влага тут же испарилась, неприятно стянув кожу.
Завеса расступилась и выплюнула на меня человека. Одежда тлела, он хрипел и ругался, рычал как зверь – я тут же узнал брата. Я поднялся и приблизился, схватил его за предплечья, встряхнул. Тепло чужого тела обожгло. Ошалелые глаза меня будто не узнавали.
– Ан! Живой… – выдохнул я. – А отец?
Брат мотнул головой в сторону дома.
Не смея задумываться, отбросив обиды и чувства, я снова зажал нос и кинулся вперёд. Мне нужно было знать, что там. Почти сразу я увидел рыжее ханьфу отца, лепестками календулы разлетевшееся в разные стороны. Он лежал на полу, а в животе вспучился кровавый цветок. Изо рта по серой саже стекала чёрная струйка.
Кто-то всё-таки смог его достать. Я ухмыльнулся, споткнулся и с трудом вывалился наружу. Брата уже не было видно, слуги выбирались через южную дверь, никто даже не пытался унять пожар.
Я стоял в саду, а совсем рядом клокотало пламя.
Брат ни в чём не виноват, потому и спасся, отец же получил по заслугам. Я не чувствовал ничего, просто стоял и смотрел, как огонь пожирает наш дом.
Кто-то схватил меня за плечо и поволок к воротам. Неужто брат вернулся за мной? Но это оказался Чжан Айпин. Суровое лицо было закрыто мокрой повязкой.
– Наставник! – выдохнул я. – Как вы здесь очутились?!
Он промолчал.
Мы выбрались за ограду, где уже собралась толпа зевак. Пожар в замке одного из богатейших людей страны – чем не потеха народу? Я хрипло расхохотался, поняв, что наставник вернулся не для того, чтобы меня спасти. Это он устроил пожар. Верно, со стороны казалось, что мой кашель от дыма. Я схватил учителя за плечи:
– Что ты натворил?!
Он стиснул меня в кольце поддерживающих, успокаивающих объятий.
– Убил его и сжёг тело, чтобы уж наверняка… – Мой голос сорвался.
– Тише, тише. Так было нужно. Ты не знаешь всей правды…
Я давно понял, что наставник узнал о делах отца: торговля людьми, опиум, который сводит с ума. А может, отец разрушил жизнь кому-то из его близких, так же как разрушил жизнь моей матери? Неужели это месть, которая не удалась мне?
– Нет, мой мудрейший учитель, это вы не знаете, – сказал я так холодно, что наставник разжал руки и отступил на шаг. А я вспомнил слова Сяоху и продолжил: – Теперь сила тигра вселится в моего брата. Ван Лаоху нельзя было убивать, его нужно было заключить.
Ван Ан как раз шёл к нам от южного дома. Чжан Айпин обнажил меч.
– Не смейте трогать моего брата, – процедил я.
– Я сживу со свету всех тигров! – откликнулся наставник.
Но я не дал ему замахнуться – рванул из-за пояса короткий клинок и ударил в спину. Может, отец и заслуживал смерти, но вот брат – нет.
Я выдернул окровавленный меч, и Чжан Айпин рухнул на колени. Он, не ожидавший удара в спину, медленно повернулся ко мне. Его выцветшие глаза смотрели с укором, губы беззвучно шевелились, будто хотели спросить: как верный ученик мог предать? Но я больше не был его учеником. Когда-то я любил наставника, но и это чувство ушло с остальными.
Чжан Айпин упал на землю. Из уголка губ по подбородку поползла тёмная струйка.
– Это он убил отца и поджёг дворец, – бесстрастно объяснил я, повернувшись к подоспевшему брату.
Мы стояли рядом и смотрели, как сгорбленная фигура на глазах чернеет и рассыпается пеплом.
– Что с ним? – спросил Ван Ан. – Умер?
– Не уверен, – с сомнением отозвался я. – Надеюсь, что да.
Люди вокруг закричали, указывая на полыхающие руины дворца. Над треугольной крышей в клубах дыма рыжим заревом поднимался дух тигра. Под его лапами таяли десятки бледных теней: души жертв чудовища освобождались и отправлялись дальше на Небеса в цикле перерождения. Золотой контур тигра становился всё меньше.
Когда последняя душа растворилась в подсвеченном алым заревом ночном небе, силуэт достиг размеров кошки. Потом он медленно поплыл по воздуху к нам, снова увеличиваясь по мере приближения. Я видел, как брат дрожит, сам же не чувствовал ничего: я довольно испытывал на себе отцовский гнев, и теперь в груди было пусто.
Дух тигра завис между мной и братом… и качнулся ко мне. Прикосновение обожгло. Золотое свечение окутало мою грудь, провалилось куда-то вглубь, и теперь огонь охватил внутренности. Я задохнулся от внезапной боли.
Глава 10
Ночь, наполненная криками и страхом разбуженных бедой людей, сменялась бледным зимним рассветом. Даже вдалеке от пепелища воздух пах гарью и смертью. Тело наставника исчезло слишком подозрительно. Все слуги уцелели, и расположиться в городе такой толпой оказалось непросто.
Ван Ан не хотел проявлять слабость перед зеваками, зато накинулся на меня, едва мы оказались наедине в гостевых комнатах советника Си.
– Как ты посмел?!
– О чём ты говоришь, гэгэ?
– Ты украл силу духа тигра!
– Украл? – Я поднял бровь. – Ты сам видел, как дух выбрал меня!
– Это невозможно!
Слова брата доносились до меня как сквозь толщу воды. Я-то знал, что произошло: чувствовал ту же силу, которая проснулась во мне во время битвы с Сяоху. Я был на грани гибели, но сила спасла меня. До этой ночи я не задумывался, что дух тигра уже жил во мне от рождения. То ли дух отца почувствовал, что во мне есть зверь, то ли энергия инь его привлекла, но факт оставался фактом: тигр признал мою силу и выбрал меня, дабы вселиться. Что бы теперь ни сказал брат, это не изменится.
– Что именно ты ставишь под сомнение, гэгэ? – усмехнулся я.
Но Ван Ан лишь сильнее разъярился и, хлопнув по столу, ушёл.
Голова гудела от бессонной ночи, я вызвал слугу, чтобы отдать необходимые распоряжения. Нужно было расчистить пепелище, проверить, что сохранилось ценного и что можно восстановить. Я понимал, что отец не мог спастись. И всё же должен был увидеть его останки снова. Также я поручил разыскать бывшего наставника.
Лишь когда слуга ушёл, я понял, насколько задание безнадёжно. Люди отца уже отправлялись в погоню за неуловимым учителем – а в итоге он, целый и невредимый, вернулся отомстить. И весьма успешно. Однако сыновний долг велел найти убийцу.
Плечи мои устало опустились, и я неохотно принялся за свой обед. Рис прилипал к нёбу, маринованные овощи казались безвкусными. Мяса мне не принесли, потому что полагалось соблюдать траур. Тогда я попросил приготовить для меня пирожков с хризантемами.
К вечеру появился брат, по-прежнему злой и полный досады.
– Так и планируешь дома сидеть? – буркнул он.
– Что тебе нужно, гэгэ? Я занят.
– Занят?! Хоть бы сходил на пепелище!
– Ты ведь там был, старший брат. Разве людям этого не достаточно?
Его лицо вспыхнуло, и я продолжил:
– Расскажи, раз ты уже здесь.
– Документы и ценности – всё пропало. Тело отца сгорело, остались лишь кости на полу его спальни. Как так вышло, что он не смог спастись?! Он ведь был бессмертен!
– Ты же сам всё видел, скажи мне.