Расшитый рукав ханьфу скользнул по моему плечу, тёплая рука легла на лоб.
– Может, у тебя жар? Ты не заболел?
– Чувствую себя прекрасно! – Я со злостью сел.
– Потренируемся на мечах… или постреляем из лука?
Я молчал, и брат продолжил:
– Отец пишет, что скоро вернётся. Он больше не даст тебе поблажек.
– Пусть делает что хочет. Я не способен вести его армию. Толку от меня не будет.
Брат удобно устроился напротив меня. Безмятежное и довольное выражение лица сбивало с толку, но, когда он снова заговорил, между бровей мелькнула морщинка.
– Легче лёгкого сказать, что ты чего-то не умеешь, что тебе что-то не по силам. Для этого даже усилий не требуется, открой рот – и любая глупость вылетит. Трусость, малодушие. Ты ведь не такой, диди.
– Почему ты так добр ко мне?
– Добр? Я ведь ругаю тебя.
– Беззлобно.
– Давай пройдёмся?
– Не люблю этот сад.
Фразы, короткие и рваные, падали между нами, как камни.
Напряжение будто бы не хотело нас покидать.
– Хватит упрямиться. – Брат ласково улыбнулся, разрушая все стены. – Пойдём покажу своё любимое место.
Мы поднялись и в молчании прошли тонкими извилистыми дорожками в конец сада, где я никогда не бывал. Здесь вырыли небольшой пруд с кувшинками, берега его окутывал мягкий мох, на дальней стороне цвели густо-лиловыми бабочками ирисы. В прозрачной ясной зелени мелькали рыжие и белые спинки карпов.
– Очень красиво, – выдохнул я.
– Я сам здесь всё устроил. И карпов привёз.
– Зачем?
– Карп – символ настойчивости. Он помогает справиться с трудностями тем, кто верит, что справится. Такая вот чешуйка: с одной стороны вера, с другой – результат. Перестань говорить, что не можешь, диди. – Он строго посмотрел на меня. – Это не вопрос выбора «могу – не могу». Ты должен сказать себе, что справишься. Мы с отцом рассчитываем на тебя.
– Вообще-то, – опустил я глаза, – я хотел спросить, зачем тебе такое место?
– Хотелось собственный уголок, – как ни в чём не бывало ответил брат.
Мне стало стыдно за свою слабость, подводить семью – последнее, чего мне хотелось.
Он проводил меня к чайному домику. Там, сидя на коленях с прямой спиной, ждала служанка. Перед ней был расставлен чайный сервиз. На белой керамике поблёскивали золотые завитки: красные карпы с ажурными хвостами, каждая чешуйка и прожилка обведены золотой линией тоньше волоса.
Мы с братом присели. Служанка неспешно отмерила нужное количество сухих листьев в специальную пиалу чахэ, подняла крышку гайвани[8], залила кипятком, слила его в другой чайник. Потом в первый насыпала заварку.
– Отец ждёт, что ты вернёшься к службе.
Я покосился на служанку. Посторонние уши всё ещё смущали меня. Для брата же она была невидимкой.
– Он не даст тебе больше прохлаждаться, когда вернётся. Его отряды уничтожили кочевников на многие ли на север.
– Отомстил?
Казалось, Ан удивился.
– Так поступил бы любой на его месте. Мы переживали, когда ты пропал.
– Сомневаюсь.
– Почему?
– Да потому! Вы едва меня знаете!
Служанка тем временем уже разлила чай в пиалы и подала нам, ни одна чёрточка не дрогнула на её лице от моего крика.
– Кровь – не вода, диди. Перестань считать, будто ты не один из нас.
– Но это так! Я не умею сражаться! Отцу нет от меня пользы. Я даже не настоящий наследник.
– Ты прав, его силу унаследую я, а ты лишь неумелый малыш. Но так будет не всегда. Ты должен стать серьёзнее, начать учиться. Отец дал тебе хорошего наставника.
– Который теперь мёртв! – с горечью выплюнул я, вспомнив, как наставник пытался защитить меня в лесу и погиб. Так же страшно погиб и дух города Чэнхуан. Ну на что я годен?
– Хватит! – Брат хлопнул по столу, и чашечки подпрыгнули, а под решёткой бамбуковой чабани[9] волной плеснула вода. – Соберись! Я тебя предупредил. Не утрёшь сопли к приезду отца – пожалеешь. Как брат тебе говорю. Он не терпит слабаков.
Ан поднялся и пошёл к дому.
– Как скажешь, гэгэ[10], – прошептал я ему в спину.
Служанка стала собирать сервиз, чтобы унести в кухню, а я так и сидел в чайном домике. Лёгкие сквозняки гуляли меж открытых стен, на музыке ветра висела бумажка. Я поднялся и прочёл: «Сила». Мне подумалось, что это когда-то написал Ан.
Отец вернулся ночью. Он ворвался в мою комнату, даже не сменив дорожной одежды.
– Вставай, ленивый червяк! – воскликнул он.
Пожалуй, я бы жутко перепугался, если б спал. Но я просто лежал, изучая звёздное небо за распахнутыми створками окна. Чёрные в темноте листья мерно покачивались, задолго до вторжения были слышны громкие голоса и топот в коридоре. Я догадался, кто приехал. И всё равно надеялся оттянуть разговор до утра.
Поднявшись, я сел на колени на полу перед отцом. Его исполинский рост и огромное лицо пугали меня, как и в детстве. Сейчас он обратился человеком, но я помнил горящие смертоносным огнём звериные глаза.
В полном смирении я опустил голову, хорошо понимая, что пытался донести до меня брат.
– Слуги доложили, что ты отказывался тренироваться.
– Я был болен после тяжёлого пути домой, но теперь всё хорошо.
– Подними голову, – велел он.
Крепкий и сильный мужчина, отец выделялся среди обычных людей. Его внутренний огонь подчинял других и вёл за собой. Конечно, я осознавал, что спорить с ним бесполезно, но всё же не смог удержаться.
– Не понимаю, зачем я тебе.
Его лицо неожиданно смягчилось.
– Потому что ты мой сын. Разве нужны другие причины?
Он сделал паузу. Я мотнул головой, и он продолжил:
– Утром начнёшь тренироваться. Я привёз нового учителя, он отличный специалист по стратегии и боевым искусствам. Его зовут Чжан Айпин. Мы с Аном вернёмся осенью. Надеюсь, к этому времени ты образумишься и будет видно толк… Я бы не хотел браться за обучение сам, как с твоим братом.
Это звучало как угроза. Отец кивнул сам себе и вышел. Я повалился без сил.
Подавляющая энергия, исходившая от него, лишала воли и эмоций, и стоило отцу оставить меня, как я почувствовал такое опустошение, будто гигантская волна смыла с берега моей души дома, людей и всё живое.
Сон захватил меня, беспокойный, мутный, сбивающий с толку, и проснулся я ещё более уставшим. Казалось, отец всю ночь сидел рядом и подавлял во мне всё способное взбунтоваться. Но вошла служанка с завтраком и сообщила, что хозяева уже уехали, а меня ждёт наставник.
– Вы видели моего брата перед отъездом? – спросил я.
Девушка удивлённо вскинула густо накрашенные брови. Потом медленно кивнула.
– Как… Как он себя чувствует?
– Как всегда, прекрасно, – заверила она и оставила меня одного.
Слова отца о том, что он сам обучал старшего сына и не хочет этого повторять, резанули мне сердце. Я вспомнил страх, мелькнувший в непримиримых глазах брата, когда он пытался меня предостеречь в чайном домике, и ощутил жалость к нему. Мать Ана умерла в родах, и брат всю жизнь провёл бок о бок с отцом. Некому было его защитить.
А ещё меня наполнила любовь и благодарность к собственной матери. Столько лет она оберегала меня от жестокости отца! Она подарила мне детство.
Я неспешно позавтракал, закрыл глаза, глубоко вдохнул свежий летний воздух, напоённый ароматом трав и цветов, и отправился в зал тренировок, где рассчитывал найти своего учителя.
– Здравствуйте, шифу[11]. – Я сложил руки перед собой и глубоко поклонился.
Он обернулся на голос и, к моему удивлению, оказался совсем юным, ненамного старше меня. Его голова была чисто выбрита, как у монаха, а белое одеяние выглядело торжественно.
Тренировочный зал располагался в западном доме. Солнце ещё не поднялось в зенит и роняло косые лучи на пол, где нам предстояло упражняться. Золотые пылинки клубились в воздухе, и на секунду этот человек показался мне нереальным. Слишком молодой для звания учителя, слишком мягкие черты для сурового наставника воинов, слишком светлые глаза для человека.
– Начнём тренировку? – спросил он, приподняв уголок рта. Сверкнули необычайно длинные клыки. – Ваш отец спустит с меня шкуру, если к осени ваши навыки не улучшатся.
И мы начали с азов, которые я успел позабыть.
Но ни осенью, ни зимой отец не вернулся. Как я слышал, после удачной кампании на юге ему понадобилось отправиться на восток и вести переговоры с династией, восходящей в тех краях.
Несколько раз писал Ан, он изъяснялся завуалированно, но я понимал, что отец борется за влияние на престол. Именно под своей властью он мечтал объединить Страну Бесконечной Гармонии.
Каждый раз я с облегчением выдыхал, понимая, что получаю отсрочку. Мы с наставником продолжали усердно тренироваться, и я искренне гордился успехами.
– Как думаете, шифу, почему отец забыл про меня?
– Он не забыл. Просто не торопится. – Наставник сидел за тем самым столиком, где когда-то я пил чай с братом. – Он мудрый полководец, умеет определять приоритеты. А ещё даёт тебе время. Так что пользуйся им с умом. Или тебе не терпится присоединиться к войску?
– Вовсе нет. Но меня сбивают с толку противоречивые сигналы.
– Рано или поздно он вернётся и потребует своё. Не торопи время. «Тот, кто знает, когда можно сражаться, а когда нельзя, одержит победу»[12].
Наставник сам заваривал чай: отмерял ложечкой скрученные в тугие комочки сухие листья, заливал кипятком и переливал в сливник, потом по пиалам. Его движения были мучительно неспешны. Я же с самого утра завёлся, сам не понимая отчего. Ночью поднялась буря, деревья почти облетели, и всё теперь казалось чужим и мрачным. Сад опустел. Так же медленно, как ладони наставника, колыхались последние опадающие листья.