Руины в цветах — страница 11 из 39

– Я действительно ничего не знаю.

– Странно… Ваши друзья рассказали об этом более подробно. И их ждет серьезное наказание. Но ваш отец – великий человек, он очень много сделал для становления нашего общества. Мы готовы пойти вам навстречу и не выдвигать обвинения из уважения к нему. Если вы расскажете все, что знаете, и скажете, во что Мария Волкова вас втянула, то так уж и быть, вас мы оставим в покое.

Тишина. Угнетающая тишина. Меньше всего Эрик ожидал, что мама так подставит Аню. Да, единственное, что ему удалось уловить по дороге в камеру, так это знакомый материнский плач и вопли «ВЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ЗАБРАТЬ ЕЕ!».

«Наверное, надеялась, что я не успею», – подумалось ему. Такого опустошения внутри он не чувствовал никогда. Ничто не могло сравниться с таким предательством.

– Просто скажите, что она состоит в сопротивлении! Ваша сестра хотела вступить в Сопротивление! Просто расскажите, о чем был разговор, и мы вас отпустим. Вас и вашу сестру! Мы просто скажем, что вы ничего не знали, – выкрикнул полицейский, явно уставший задавать одни и те же вопросы. – Для сестры мы, так уж и быть, тоже что-нибудь придумаем. Может, отделается браслетом на ногу и ограничением на выезд из сектора, – уже более спокойно продолжил он, выпрямился и поправил галстук.

Предложение было просто до ужаса заманчивым, но Эрик не мог оставить в беде женщину и ее дочь, все скинув на них. Более того, он не мог оставить в беде и Дюка, потому что ой как хотел ему врезать.

– Я и правда ничего не знаю, – так же спокойно продолжал Эрик. Это в нем Аня ненавидела всем сердцем. Его молчаливость и спокойствие иногда казались ей психологической пыткой.

Офицер махнул рукой.

«И этот сдался», – ликовал Эрик, пока дверь в комнату открывалась. Двое офицеров в форме довольно грубо надели на него наручники и вывели в коридор.

– Прямо вперед! – скомандовал один из них и двинулся чуть позади, держа оружие наготове. Другой шел впереди, отворяя железные двери в конце коридора.

Эрик резко остановился, услышав крики в одной из комнат:

– Отпустите сына! Скажи им, чтоб отпустили!

Голос умолк, но Эрик пришел в себя лишь от толчка автомата в спину, вынуждающего идти вперед. Сомнений не было – это точно был голос его матери.

Оглядевшись, Эрик невольно усмехнулся. Голые серые стены, несколько грубых бетонных лавок и одна тускло мерцающая лампа за решетчатым щитком, вмонтированная в потолок в центре камеры. Ничего из этого не соответствовало описанию тех шикарных, обставленных новой мебелью камер с окнами, в которых, по словам управления тюрьмы, содержатся все арестованные, ожидающие приговора.

Пропаганда мирного существования, без какого-либо насилия и развития в этом направлении внутри секторов, активно проводимая правительством. Едва ли не с каждого второго рекламного щита и главных страниц прессы напоминалось о том, как важно быть полезным обществу и что смертная казнь исключена для людей. Каждый из них должен исправиться! Что не сказать о мутантах. Теперь в документальном своде было четко прописано, что смертная казнь возможна, если доказано, что гражданин им является.

Дверь закрылась, секунду спустя послышался характерный звук подачи напряжения на ее контур.

– Что они вообще хотят? – растерянно спросила Аня.

Эрик помрачнел и по стене сполз на пол. Не скажет. Язык не повернется.

– Аня говорит, что они считают маму опасным террористом, настроенным против правительства. Кто-нибудь понимает, в чем дело? – нахмурилась Ника. – Она, мол, должна признаться в участии в движении против власти и в создании угрозы спокойствию общества из-за распространения информации, не являющейся достоверной. Что за бред?

Аня и Дюк испуганно переглянулись.

– Что вы скрываете? – покосился на них Эрик.

– Ничего… – неправдоподобно пролепетал Дюк.

Услышав, как к камере подходит охрана, он молился, чтобы назвали его имя. Впервые он был так счастлив надеть наручники и направиться на допрос.

* * *

Долго ждать не пришлось. Вскоре всю компанию вызвали на вынесение приговора. Дюк сидел, нервно подергивая ногой и бесконечно потирая руки.

– Все будет хорошо, – прошептал он, глядя на Аню.

– Я знаю, – спокойно сказала она.

– Конечно, будет, они ничего не докажут, – уверенно вмешалась Ника и закинула ногу на впереди стоящий пустой стул.

– Мария Волкова, признаете ли вы свою вину за участие в террористическом движении, а именно в создании угрозы спокойствию общества из-за распространения информации, не являющейся достоверной? А также невыполнении приказа об изъятии из семей опасных новорожденных мутантов, – эхом разнеслось по залу.

Мария, стоявшая перед судом, оглянулась на детей, сидящих в пустом зале.

– Признаю, – ответила она.

Только Дюк и Аня понимали, что происходит. Только они знали, какой груз тяготит ее душу. И догадались, что, скорее всего, на допросе Мария повторила ту историю, что рассказала им.

– Она врет! – вскочила Ника. – Не признает, она не террорист! – Она кричала, раскидывая ногами стулья, и я вас уверю, не будь на ее руках наручники, она и руками бы хорошо справилась. – Что ты несешь, мама!

Мария разрыдалась. В ее планы не входило тянуть за собой дочь, но та увязалась сама. Дюк, сидевший рядом с Никой, перекинул через ее голову скованные руки и крепко прижал к себе, развернув и заслонив спиной от охраны с дубинками. Он знал, они бы на ней и живого места не оставили.

– Мы тоже! Тоже признаем вину! – прокричал он и крепко сжал зубы, получив первый удар по ребрам, затем второй и третий…

– Мамочки! – взвизгнула Аня, когда на Дюка посыпались удары.

Как и Эрик, она не понимала, что напугало ее больше: ответ Марии, поведение Ники или заявление Дюка. Знала только, что теперь история не закончится ничем хорошим.

– Изгнание. Приговор обжалованию не подлежит и вступает в силу немедленно. Выдать снаряжение! – приказал следователь, закрывая папку с делом.

Глава 7


Спокойствие Ани было вызвано только словами, сказанными женщиной, что ее допрашивала: «Все будет хорошо, не бойся» Светло-лазурные волосы, практически цвета морской волны, добрая улыбка. Аня поверила ей и теперь ненавидела себя за это. Мало того, что «хорошо» уже точно ничего не будет, так еще Аня сама же втянула в историю Эрика, который изначально предупреждал ее и просил держаться от всего подальше! Более того, если бы она не написала ему адрес, он остался бы в безопасности.

В душном кузове автозака она смотрела на его пустой взгляд, направленный в пол, и боялась. Боялась того, что будет дальше. Тело ломило, ребра болели, а на бедре образовался большой синяк – все от ночи на полу в тюремной камере. Спали они так же все вместе, за решеткой, где была всего одна койка, и ту уступили Марии.

Ближе к вечеру, когда подготовка снаряжения была окончена, приговор вступал в силу. Осужденным на изгнание выдавался легкий, защищающий от палящего ультрафиолета, костюм химической защиты и баллон со сжатым кислородом, которого должно было хватить на сутки. Считалось, что это милосердно. На самом же деле правительство просто не хотело привлекать к куполу хищных животных и падальщиков. Без снаряжения человек мог прожить за стеной несколько минут. Поэтому ему предоставлялась возможность уйти подальше в лес.

– Так, и что у нас за план? – сказала Ника.

– Что? Какой план? – удивился Дюк.

– Ну, как мы будем выбираться? Ты что-то придумал? Не зря же такое ляпнул, – с недоверием глянул на него Эрик.

– Вообще-то… кое-кто… – начал Дюк.

– Приехали! – крикнул водитель. – Одевайтесь.

– Вообще-то, дебош ты устроила, – закончила Аня, и Ника обожгла ее взглядом.

– Я отрицала, а не признавала вину.

– Ты повела себя хуже ребенка, – заключила Мария. – Так нужно было. Вы должны были все отрицать, а не хулиганить еще больше.

– Да о чем ты говоришь, мама! – тряхнула головой Ника. – Кого ты подговаривала на государственный переворот? Растения в коридоре?

– Выметайтесь, иначе переадресуем назначение до морга! – прозвучал из кабины голос второго солдата.

Кабина автозака вплотную подъехала к воротам купола. Шагнув вперед, Эрик спрыгнул на почву за куполом. Перед ним простирался короткий стеклянный туннель, в конце одиноко стояла защитно-герметичная дверь – последний рубеж, ступив за который живым уже не вернешься. Эрик помог спуститься Ане и Веронике, а Дюк подал руку Марии, которая чуть ли не сползала вниз в попытках удобно извернуться.

Надев на лицо защитную маску и закинув на плечи баллон, Аня поняла, что проходит она с таким грузом недолго. Если вообще пройдет хоть немного. Но она обрадовалась мысли, что увидит перед смертью Землю такой, какой им завещали ее после войны. Кроваво-красный лес встречал ее яркими красками. Убийственно красивый.

– Стоит поторопиться. Скоро будет включена внешняя защита, – сказал Дюк.

Аня в последний раз обернулась и посмотрела на родные бетонные стены купола. Перед ее внутренним взором промелькнули лица приемных родителей и знакомых, оставшихся внутри: Миши, заменившего ей родного отца, Макса, который только-только пообещал не смотреть новости… Наверное, нарушит свое обещание и теперь будет искать в этих новостях ее, но напрасно: произошедшее с ними еще не предали огласке, да и вообще, учитывая причины изгнания, Аня сомневалась, что история будет обнародована. Так что Макс не узнает причину, по которой, скорее всего, они никогда больше не встретятся. Почему-то именно это расстроило ее больше всего.

Вынырнув из грустных мыслей, Аня обнаружила, что ребята уже двинулись вперед, в сторону видневшегося неподалеку леса. Она ускорила шаг, но бежать по холодной, непривычно твердой почве было сложно. Словно тело внезапно потяжелело в несколько раз, да еще и на ноги повесили большие гири.

Когда они ступили на опушку, то обратили внимание, что одни бледно-алые деревья волнистыми линиями тянули ветви к земле, будто пытаясь коснуться ее. Другие, высокие, с массивными стволами и пышными кронами, напоминали большие раскидистые зонты. У их подножия ютились прекрасные, поистине сказочные цветы с причудливой окраской, излучающие разноцветное люминесцентное свечение в полумраке леса. Алый травяной ковер, ровный и непримятый, терялся среди деревьев, создавая яркий фон мерцающим, словно звезды в небе, огонькам бутонов. Все было настолько гармоничным и сочетающимся, что Ане показалось, будто весь лес, раскинувшийся перед глазами удивительным, едва ли не доисторической красоты пейзажем, проектировался целым институтом первоклассных дизайнеров.