Плетение огненной стрелы состоит из шести рун: ключ, преобразователь, ограничитель, форма, стабилизатор и направление. Руна направления — это своеобразный прицел, который нужно совместить с целью и быстро направить энергию в ключ. Возникает ярко-алая, почти белая от перегретой плазмы стрела — заостренный спереди эллипсоид, толщиной с сантиметр и длиной с полметра. Срывается сама, без дополнительного выталкивания и летит со скоростью пущенной стрелы на расстояние до пятисот метров, но самая убойная сила до трехсот.
Заклинание для меня оказалось несложным, и к вечеру я уже постреливал стрелами и первого, и второго уровня. Скорость создания была еще низкой, но точность высокой. Прицел мне понравился. Мне бы такой в школе, когда занимался в стрелковой секции! Без поправок, без пристреливания, красота! Не был бы там середнячком.
— Рон, а ты при храме учился? — Спросил, оставив в скале очередную глубокую проплавленную отметину.
— Да ты что! Я ж благородный, ко мне домой учителя ходили, а как мечтал со всеми! У нас городок маленький и замок наш тоже, да какой там замок! Большой старый каменный дом с постройками за развалившейся стеной. В донжоне лестница деревянная была, на честном слове держалась. Я с купеческими и мастеровыми ребятами играл, дрался, а когда подрос и на девушек вместе посматривали, — Рон мечтательно вздохнул, — там и встретил… да! У меня занятия днем, а у них по вечерам. Да и скучно одному, братья и сестры намного старше были. Просил я отца, умолял, бесполезно. Дворянская честь баронов нор’Галаров! Предками весь зал был увешан. Теперь я его понимаю, у него же ничего, кроме чести да титула, тогда и не осталось. Две дочери на выданье да я. Мама умерла, когда мне десять лет было, от какой-то болезни, и он больше не женился. А старшие сыновья уже служили у нашего графа и особо не блистали. На меня надеялся, лучших учителей нанял. Я способным был, он видел. Даже учителя из фехтовальной школы пригласил! Где деньги взял — ума не приложу. Приданое дочерей, наверное, потратил, то-то они меня травили все время, каверзы подстраивали. Я тогда не понимал, злился на отца ужасно.
А в восемнадцать лет пришла любовь. Ее звали Марта, она была дочерью сапожника. Как я вздыхал, как по ночам стихи писал, сейчас и не вспомню какие, подойти боялся. Красивая была. — Рон сел на камень и продолжил. Я стоял, затаив дыхание. Он даже Агне об этом не рассказывал. — И умная, и хитрая, как все женщины. То мимо пройдет и глазки томно опустит, то, как бы невзначай, грудью заденет: «Ах, простите, господин», и смущенно так покраснеет, и взор потупит, но рядом стоит, мол, ответа ждет. А я тоже краснею и язык проглатываю, хочу сказать что-нибудь возвышенное, а только слюну глотаю и молчу. И пячусь, как рак. Я еще мальчиком тогда был. У нас из служанок только прачка была и горничная, да кухарка еще. И все пожилые. К гулящим девкам ходить воспитание не позволяло, и сильно стеснительным был к тому же, а проституток у нас в городке никогда не было. Друзья смеялись, а я в драку лез. У них воспитание попроще было. Да ты садись, послушай, я редко эту историю рассказываю.
Я сел на соседний валун.
— А почему Агне не рассказал?
— Почему, почему. А сам не знаю. Да зачем ей? Она и так меня как ошкуренного знает.
— Ага, а я, значит, должен получше тебя узнать, — съязвил и мысленно дал себе по губам, вот я дурак бестолковый! Мне мой единственный друг душу открывает, а я… идиот!
Рон обиделся и отвернулся.
— Ничего ты мне не должен.
— Рон! Да я не то хотел сказать. Просто. Ну… Агна, она ведь тебе почти жена, а я тут без году неделя. Ты и не знаешь меня толком. А ей не рассказывал, и она мне намекала, что у тебя это какая-то страшная сердечная рана, и тут вдруг. Ну и… не знаю, почему так ляпнул. Прости, это моя низкая самооценка, вот! Мне так один психолог недоделанный сказал.
— Чего? Какая самооценка? Какой психолог? — Он медленно произнес это необычное для местного слуха, но понятное по переводу на иверский слово.
— Да, — отмахнулся я, — не бери в голову. Что-то типа помеси ваших служителей Спасителя и магов Жизни, а недоделанный потому, что недоделанный! Не уважаю я его.
— Ну и словечки у тебя! Ладно, слушай дальше, но не перебивай больше! И никакая это не сердечная рана, все прошло уже давным-давно. Не слушай ты баб, Егор, мой тебе совет.
Рынок городка Галар находился на противоположном от основного поселения берегу речушки Галарки. Через речку был переброшен узкий деревянный мост, который ежегодно сносило неожиданным половодьем. Барон, вследствие безденежья, закрывал на это глаза, а жители все никак не могли договориться с магистратом, кто и по сколько будет скидываться на постройку каменного сооружения. Каждую весну в ратуше серьезные мужи спорили до хрипоты, пока плотничная артель за два дня не сколачивала новый мост и вопрос сам собой не закрывался. До следующей весны. И целый год эти же мужья слушали стенания и откровенные скандалы домохозяек у себя дома, которым тяжело, видите ли, «тащиться в такую даль» за продуктами, и сами ворчали на крестьян, которым лень, видите ли, перетаскивать продукты в город.
Со стороны городка, по свежесрубленному мосту, двигался высокий худощавый задумчивый молодой человек, одетый в поношенный, но добротный камзол и в котором внимательный наблюдатель с легкостью бы узнал младшего сына местного барона. Баронской кухарке внезапно очень понадобились свежие специи для скорого обеда, а послать оказалось больше некого. «Интересно, а куда подевалась горничная?» — подумал юноша, но с легкостью согласился сходить на рынок.
Со стороны рынка на мост заходила симпатичная молодая девушка в новом, по последней местной моде голубом, в тон глазам, платье и с роскошной прической. Девушка тяжело тащила огромную корзину, доверху набитую продуктами. Тот же самый внимательный наблюдатель с трудом узнал бы в ней Марту, дочь лучшего местного сапожника, а первым делом подумал бы, что к барону приехала новая гостья. Если бы не корзина.
Судьбоносная встреча состоялась на середине моста.
Последние метры молодой человек шагал, как на эшафот. Перед ним стояла девушка его мечты, которой сегодня ночью он посвятил витиеватую поэму. Мост был узкий, и путей для обходного маневра не было, а бежать назад не позволяли остатки гордости. Так и встал напротив мечты, не смея смотреть ей в глаза, и опустил взор на красивую, подчеркнутую платьем грудь. Девушка тоже стояла, не выпуская тяжеленную корзину из руки.
— Здравствуйте, барон. Может, поможете слабой женщине? — томно сказала Марта, слегка приподняв поклажу.
— К-конечно! — Барон выхватил из натруженной девичьей руки корзину и только тогда выдохнул. Распрямился и счастливо улыбнулся.
Девушка улыбнулась в ответ.
— Вы, наверное, не знаете, где я живу?
— Ну почему же, — живо откликнулся юноша и смутился: — Не знаю.
— Я вам покажу, пойдемте.
И они пошли рядом, не торопясь. Оба — счастливые, а девушка еще и гордая.
— Меня зовут Марта, а вас все знают, Рон. Вот мы и познакомились, не правда ли?
— Правда. Толька я не барон, а младший сын и не наследник.
— Да все равно, куда мне до вас, вы меня, наверное, и не замечали в городе.
— Что вы! Да я, я… — тут молодой человек замялся, — замечал. И очень даже замечал… — произнес, стушевавшись, и замолк.
Марта подождала с минуту и решительно взяла разговор в свои руки.
— Ну что вы, сударь. Замечали. Скажете прямо. Да таких девушек, как я, у вас было хоть пруд пруди.
— Да что вы, Марта! Да, кроме вас, я никого и не видел!
У Рона стало так легко на душе! Наконец-то он это сказал! Не совсем то, конечно, но не будет же он рассказывать, что мечтает о ней день и ночь, как ком подкатывает к горлу и сердце выскакивает, едва только она посмотрит в его сторону. Как боялся заговорить с ней, случайно столкнувшись на улице. Но то было раньше. А сейчас он окрылен. Сердце стучит радостно, и солнце смеется в небе, и жизнь прекрасна! Только немного боязно: а вдруг он ей безразличен? И юноша снова смутился.
— Вы делаете мне комплимент? Вы, наверное, всем девушкам так говорите.
— Марта, да как вы могли такое подумать! Да я, да вы — самая прекрасная девушка на свете!
— Это правда? — Марта остановилась и поглядела Рону прямо в глаза.
Рон не отвел взгляд. Он утонул в этом голубом омуте.
— Правда, Спаситель свидетель, — хрипло произнес он.
Постояв так еще минуту, девушка кивнула, и они двинулись дальше.
— Это так неожиданно для меня, и встреча, и ваши слова. Я верю вам. Только… что вы думаете делать дальше? Говоря такое девушке… я смущаюсь.
— Как что? Я не знаю… но я готов… все зависит от вас… я не знаю ваши чувства. — Рон не знал, что говорить, он был не готов и не предполагал ничего такого. Это была Мечта. И так сразу в реальность.
— Мои чувства? А разве по мне не видно? Да я не смела даже мечтать о вас. Кто вы и кто я? Мне надо разобраться в себе, но вы мне очень симпатичны.
Они уже давно стояли около ее дома.
— Я не смею вас просить, — начал Рон, — но как-то быстро мы пришли. Может, мы продолжим прогулку…
— Ах, сударь, я девушка работящая, и родители у меня строгие. И продукты дома ждут, — сказала, опустив голову, и протянула руку за корзиной.
— А может, вечером? Теперь поздно темнеет.
— Да как вы можете такое честной девушке предлагать? Если только вы отпросите меня у отца, под свое слово чести…
— Да хоть сейчас!
— Стойте! Приходите вечером, но чтоб светло было.
— Я приду обязательно! — И, наконец, отдал девушке корзину.
Марта развернулась, прошла палисадник грациозной походкой, и как только ей удалось такое с тяжеленной корзиной в руке! И скрылась в доме. Рон постоял еще немного и пошел домой, совершенно забыв про приправу.
Марта, зайдя в дом, сразу поставила корзину на пол и села на лавку. Она была очень довольной. На лице сияла мечтательная улыбка. Не зря вчера посулила кухарке сапоги со скидкой, ой не зря. Осталось отца уговорить выполнить этот заказ. Баронесса ор’Галар, звучит! А чем демоны не балуют, может и нор’Галар? А Рон милый, может, действительно полюбит?