Пучок света пронзил темноту и высветил письменный стол — довольно изящную вещь эпохи короля Иакова I; в его верхней части имелось бюро со множеством отделений и ящичков. Стюарт не смог обнаружить ничего необычного на загроможденном вещами столе. Здесь стояла табакерка и лежала трубка в футляре. Бумаги и книги были неаккуратно разбросаны — так же, как он их оставил, около лотка с трубками, покрытого пеплом. Потом он неожиданно обратил внимание на то, что один из ящиков бюро был наполовину открыт.
Стюарт замер и внимательно посмотрел на стол. В комнате стояла полная тишина. Медленно он поводил фонариком по столу справа налево. Его бумаги были кем-то тщательно изучены. Все ящики стояли как и прежде, но он почувствовал, что все они были просмотрены. Выключатель верхнего света был расположен около двери. Стюарт прошел к нему и зажег двухрожковую люстру. Обернувшись, он осмотрел ярко освещенную комнату. Кроме него, в ней никого не было. Он опять выглянул в прихожую. Ни один звук не нарушал тишины. Но его не оставляло жуткое ощущение, что рядом кто-то есть.
— У меня расшатались нервы! — пробормотал он. — Никто не прикасался к моим бумагам. Должно быть, я сам оставил ящик открытым.
Он выключил свет и направился к двери. Он как раз выходил, намереваясь вернуться в свою комнату, когда почувствовал легкое дуновение. Он замер.
Кто-то или что-то, враждебное и осторожное, казалось, снова было вблизи него. Стюарт повернулся и осознал, что с испугом пристально смотрит в сторону открытой двери кабинета. Он снова начал утверждаться в мысли, что кто-то там прячется. Схватив кочергу, которая лежала на стуле в прихожей, Стюарт снова обернулся к двери. Он сделал шаг в кабинет и остановился, внезапно парализованный таким сильным страхом, какого не испытывал никогда в жизни.
Окно в сад, доходящее до полу, скрывали белые занавеси… а за ними в свете луны вырисовывались очертания высокой фигуры. Это был человек, одетый в рясу.
Этот призрак в рясе выглядел бы достаточно устрашающим, если бы его облик не наводил на мысль о принадлежности к Милосердным Братьям или на то, что его владельца в эту поношенную одежду нарядили инквизиторы.
Сердце Стюарта бешено стучало, и казалось, с каждым мгновением его биение учащается. Он попытался закричать от ужаса, но только слабо захрипел.
Психология паники сложна и плохо изучена. Присутствие страшной фигуры в рясе подтвердило точку зрения Стюарта на то, что он — жертва какого-то ночного кошмара.
Как раз когда он взглянул на призрак человека в рясе, тот шевельнулся и отступил назад, в сад.
Стюарт ринулся через комнату, откинул занавеси и внимательно посмотрел на залитую лунным светом лужайку, обрамленную высокой живой изгородью. Одна из створок окна-двери — «французского» окна — была широко открыта. На лужайке никого не было, стояла мертвая тишина.
— Миссис Мак-Грегор ругается, что я всегда забываю закрывать эту дверь на ночь! — пробормотал он.
Он закрыл створки, опустил засов, мгновение постоял, глядя на пустынную лужайку, и вышел из кабинета.
ГЛАВА IIВОЛЫНКА МАК-ГРЕГОРОВ
Проснувшись на следующий день, доктор Стюарт попытался припомнить, что произошло ночью. Он взглянул на часы шесть утра. В доме было тихо; он поднялся и надел купальный халат. Он чувствовал себя замечательно и не обнаруживал никаких симптомов нервного потрясения. Стюарт вышел на лестницу и, спускаясь по ней, на ходу завязал пояс халата.
Дверь кабинета была заперта, а ключ торчал снаружи. Он вспомнил, что сам же ее и запер. Он отпер дверь, вошел в кабинет и оглядел его свежим взглядом. Стюарт почувствовал себя несколько разочарованным. Несмотря на то, что на столе были беспорядочно разбросаны бумаги, в кабинете все осталось так же, как и прежде.
Неудовлетворенный поверхностным осмотром, Стюарт особенно тщательно изучил те бумаги, которые, как он счел во время своего ночного приключения, подверглись тайному досмотру. На них не было никаких следов, свидетельствовавших о том, что к ним прикасались. Через занавеси, висевшие на «французском» окне, проникал солнечный свет, который был гораздо ярче того бледного освещения луны, при котором он увидел человека в рясе. Отдернув занавеси, он исследовал оконные запоры. Они были в сохранности. Если окно и было открыто ночью, то, должно быть, он сам его не закрыл.
— Это был один из удивительных ночных кошмаров! — пробормотал Стюарт.
Он решил тотчас же, как умоется и закончит свой утренний туалет, составить об этом сне отчет для общества, занимающегося изучением психики. Через полчаса, когда послышались шаги проснувшихся жильцов по соседству, он сел за письменный стол и начал писать.
Кеппел Стюарт был темноволосый представительный мужчина тридцати двух лет, беззаботный холостяк, пока не имевший чрезмерных запросов, и, несмотря на это, он был великолепный врач. Прежде он работал в Ливерпульской школе тропической медицины и провел несколько лет в Индии, изучая змеиные яды. Покупка им этой скучной пригородной практики была продиктована желанием приобрести дом для девушки, которая в последнюю минуту отказалась выйти за него замуж. С тех пор пролетело два года, но это событие наложило отпечаток на жизнь Стюарта, оно проявлялось в апатичной, почти безразличной манере поведения при посещении им больных.
Закончив отчет о своем сне, он положил его в отделение для бумаг и выбросил это дело из головы. Этот день казался ему скучнее, чем всегда, и время тянулось томительно. Он чувствовал какое-то беспокойство. Он ожидал чего-то или кого-то. Он предпочел не анализировать состояние своей психики. Сделай он это, объяснение было бы простым и однозначным, но он не осмелился взглянуть фактам в лицо.
Вчера, около десяти вечера, его вызвали к больному; вернувшись домой, он сразу, как обычно, прошел в кабинет и бросил свой светлый плащ и мягкую шляпу на диван рядом с саквояжем и тростью. Лампы были зажжены, и комната, вдоль стен которой стояли шкафы с книгами (что указывало скорее на усердие, чем на богатство бакалавра), выглядела довольно весело, а пламя, горевшее в камине, отражалось мебелью.
Миссис Мак-Грегор, седая шотландская дама, одетая чрезвычайно аккуратно, в этот момент как раз занималась камином; услышав, как вошел Стюарт, она обернулась и взглянула на него.
— Пламя сегодня слишком сильное, миссис Мак-Грегор, — сказал он. — Мне такой жар неприятен.
— В мае погода очень неустойчива, мистер Кеппел, — ответила старая экономка, которая знала его очень давно и относилась к нему, как к сыну. — Стоит потратить несколько сухих поленьев, чтобы сохранить здоровье. К этому я хотела бы добавить, что если вы намекаете на то, что отказались от шерстяных вещей и перешли на летнюю одежду, то мне нечего сказать, кроме того, что я искренне надеюсь, что ваши пациенты благоразумнее вас.
Она поставила его домашние туфли на решетку камина и взяла с дивана шляпу, трость и плащ.
— Большинство соседей проявляют мудрость, воздерживаясь от того, чтобы стать моими пациентами, миссис Мак-Грегор.
— Это не мудрость, а скорее предубеждение.
— Предубеждение, — воскликнул Стюарт, плюхаясь на диван.
— Да, — ответила уверенно миссис Мак-Грегор, — предубеждение! Они вовсе не глупы и хорошо знают, кто самый лучший врач в этом районе, они не идут ни к кому другому, кроме как к доктору Кеппелу Стюарту, когда заболевают и чувствуют, что умирают, но вы никогда не будете иметь той практики, которой заслуживаете, мистер Кеппел, никогда, до тех пор пока…
— До каких пор, миссис Мак-Грегор?
— До тех пор пока вы не прислушаетесь к советам старой женщины и не найдете себе жену.
— Миссис Мак-Грегор, — воскликнул Стюарт с горечью. — Вы не имеете в виду, что собираетесь меня покинуть? Скажите мне, сколько лет вы меня знаете, миссис Мак-Грегор?
— В прошлый четверг, когда я ходила на исповедь, исполнилось тридцать лет; я качала вас на коленях! Вы были такой хорошенький! Прости Господи, но мне хотелось бы видеть, как вы преуспеваете, чего вполне заслуживаете, но этого никогда не будет, несмотря на то что вы — бакалавр.
— О, — теперь уже со смехом воскликнул Стюарт, — именно так. Не могли бы вы найти мне какую-нибудь бедную безобидную девушку, которая разделила бы со мной мои заботы?
Миссис Мак-Грегор понимающе кивнула.
— У нее не было бы много хлопот. Я знаю, вы думаете, что я — старомодная, мистер Кеппел, может быть, я и такая, но, уверяю вас, я бы уж сумела пригласить к себе в гости молодого красивого бакалавра, если бы увидела, что это угодно Господу Богу!
— Э, миссис Мак-Грегор! — прервал ее Стюарт, изображая притворное недовольство, — совершенно верно! Я полагаю, что мы обсуждали эту тему раньше, и, как вы заметили, ваши взгляды немножко, совсем немножко не в духе времени. И я полагаю, в частности, именно по этому пункту. Но я очень вам благодарен, искренне благодарен за вашу бескорыстную доброту, и если бы я даже последовал вашему совету…
Миссис Мак-Грегор перебила эту речь, указав на его ботинки.
— Разве вы не легкомысленны, если сидите в мокрых ботинках?
— В действительности они совершенно сухие. За исключением небольшого дождя, прошедшего этим вечером, в течение нескольких дней было сухо. Однако я могу их и снять, так как я не собираюсь опять выходить.
Он начал развязывать шнурки на ботинках, в то время как миссис Мак-Грегор задернула белые занавеси на окнах, а затем направилась к выходу. Ее рука лежала на ручке двери, когда она снова повернулась к Стюарту.
— Полчаса назад заходила какая-то иностранка, мистер Кеппел.
Стюарт перестал расшнуровывать ботинки и поднял голову; в его глазах зажегся интерес.
— Мадемуазель Дориан! Она не оставила записку?
— Она сказала, что, возможно, зайдет позднее, — ответила миссис Мак-Грегор и после небольшой паузы добавила: — Она с образцовым терпением ждала вашего возвращения.
— Действительно, я огорчен, что задержался, — заявил Стюарт, снова завязывая шнурки на ботинка