их даже Баринов с Сушкиным разглядели. А ведь я к тому же не могла не узнать эксклюзивный кашемировый шарф в богатой рериховской гамме, который сама связала и лично подарила на День влюбленных своему вечному поклоннику Максиму Смеловскому (после того, как от этого роскошного аксессуара с испуганным и бестактным «Что я, псих ненормальный?!» отказался мой неблагодарный милицейский миленок Денис Кулебякин)!
– Красиво! – обиделся мой внутренний голос. – Ты, значит, тут волнуешься, куда это наш бедный Максик запропастился, а он беззаботно прожигает жизнь и денежки в казино!
Впрочем, снимок и сопровождающий его текст версию о беззаботном существовании Смеловского в гнезде азарта не поддерживали. Все тот же вездесущий Мартын Шиповник, в красках описывая состоявшийся ночью контрольный налет добровольных дружинников на игорный клуб «Дама Пик», среди прочих клеймил позором «выжившего из ума безнадзорного деда, который при полном попустительстве безразличной родни ступил на скользкую тропу неконтролируемого азарта».
– Черт его понес в казино – с таким-то аховым везением! – поменял позицию мой внутренний голос.
Я кивнула: минувшей ночью Максу действительно фатально не везло. Пытаясь избежать встречи с представителями МВД, он только и делал, что путался у них под ногами и влипал в криминальные истории, как муха в сироп! Явился к нам в «МБС» – угодил на попытку самоубийства, кое-как с моей помощью выбрался из офиса – завяз в грязи под елочкой с видом на свежий труп, забрел в игровой клуб – попал под облаву! Столь четкую линию запросто могли продолжить протокольное задержание для выяснения личности и ночевка в «обезьяннике», но на этот счет меня М. Шиповник, спасибо ему, немного успокоил. В заметке было сказано, что милицейско-волонтерская проверка в «Даме Пик» имела целью контроль за исполнением краевого закона о защите детства, а не дедства. Поэтому можно было надеяться, что «дедушку» Макса из игорного клуба отпустили с миром.
Тем не менее я решила как можно скорее заглянуть в этот притон и мигом придумала уважительную причину:
– Мальчики, если вам так нравится этот дед, то я его найду!
– Ну не то чтобы нравится… – засмущался Баринов.
– Но в рекламу сгодится! – припечатал Эндрю.
– Отлично! – Я снова сдернула с вешалки свое пламенное пальто. – Если Бронич спросит – я уже занимаюсь кастингом!
– Это не кастинг, это керлинг! – взвизгнул мой внутренний голос, когда я поскользнулась на ледовой дорожке, ведущей к крыльцу игорного клуба, и поехала на пятой точке прямо на снегоуборочную лопату оторопевшей дворничихи.
Мое падение подтвердило жизненную правоту яркой метафоры Мартына Шиповника: незарастающая народная тропа неконтролируемого азарта вблизи «Дамы Пик» и впрямь была очень скользкой!
– Ну вот, докатилась! – смущенно проворчала я, сидя на лопате, точно братец Иванушка, готовый к закладке в печь.
– А ну вставай! Инструмент мне поломаешь! – скрипучим голосом типичной Бабы-яги потребовала дворничиха.
Я безропотно освободила лопату и заковыляла к крыльцу клуба, для пущей устойчивости на бугристом льду по-медвежьи косолапя, подгибая колени и сутулясь, чтобы в случае чего не так высоко было падать.
– Инвалидка, а туда же! Небось пенсию проигрывать потащилась? – неодобрительно проскрипела мне в спину дворничиха.
– Инвалидка?!
Изумившись, я зависла на одной ноге, пошатнулась и едва не грохнулась снова.
– Накаркает еще, ведьма старая! – опасливо пробурчал мой внутренний голос.
– Ну чисто корова на льду! – противно хихикнула вредная бабка.
Еще одно упоминание о корове – это уже было слишком! Я резко повернулась и… упала в сугроб!
– Ох, убогая! – Дворничиха покачала головой, разглядывая «инвалидку» со смесью отвращения и жалости и даже не думая помочь.
Вместо нее это сделал какой-то парень. Худой, как палка, он курил за фонарным столбом и был за ним совершенно незаметен, пока не выглянул. После этого не заметить его было невозможно: у парня были огненно-красные волосы и глаза им в тон. В первый момент мне показалось, что это электрический фонарь полыхнул алым пламенем! Я потрясла головой, и яркая личность сочувственно спросила:
– Офигеваешь, детка? Пиво с водкой и ни фига не спала?
– Что?
– Фигово тебе?
– Ну надо же! Редко можно встретить такую трогательную привязанность к одному слову-паразиту! – некстати восхитился мой внутренний голос.
– Офигенно, – согласилась я, на лету поймав тему.
– Вот и меня колбасит на фиг! – пожаловался Рыжий.
Про колбасу он зря сказал. Я сразу же вспомнила, что за спецагентскими делами осталась сегодня без обеда, и в животе у меня предательски заурчало. А Рыжий, видимо, принял этот звук за утвердительный ответ на свой вопрос. Он понимающе хмыкнул, протянул мне твердую костлявую руку, помог выбраться из сугроба и задушевно предложил:
– Зафигачим по пивасику? Или ерша? Мне по фиг. Я банкую.
– Всего три часа дня! – запротестовала я, взглянув на часы и заодно жестом Василисы Премудрой, выпускающей на волю белых лебедей, вытряхнув из рукава набившийся туда колючий снег.
Я всего лишь хотела сказать, что не считаю данное время суток подходящим для того, чтобы пошло и вульгарно нализываться пивом с водкой, но Рыжий понял меня по-своему.
– Два часа до открытия! – сокрушенно вздохнул он. – Вот фигня! Надо накатить, а то фиг дотянем.
– Молодой человек явно игроман! – сообразил мой внутренний голос.
Я поняла намек и крепче вцепилась в узловатую длань нового товарища: Рыжий, если он завсегдатай «Дамы Пик», мог пригодиться мне как свидетель.
– Ладно, по пиву так по пиву! – согласилась я без энтузиазма, исключительно ради пользы дела.
Пиву, которое я вовсе не люблю, я бы предпочла чашку горячего бульона или хотя бы чаю, но вряд ли это помогло бы укреплению едва наметившегося эмоционального контакта. Так сказать, фигушки! По опыту знаю: напиток определяет стиль общения. Например, совместное распитие обезжиренного кефира не часто переходит в сеанс бурного секса, а обстоятельная дегустация хорошо выдержанного коньяка редко завершается невинной игрой в крестики-нолики.
– Как не фиг делать! – засуетился обрадованный Рыжий.
Напрасно я думала, что пить пиво мы отправимся в какое-нибудь недорогое, но приличное кафе, где я с грехом пополам смогу утолить свой голод бесплатными орешками и сухариками. Все оказалось гораздо проще и прозаичнее – Рыжий сбегал к ближайшему ларьку и притащил две бутылки «Потемкинского темного». Купить стаканчики он даже не подумал!
Мы устроились на лавочке, подальше от неодобрительно ворчащей дворничихи. Рыжий небрежно отсалютовал мне бутылкой и сказал:
– Да фиг с ним, примем!
– Примем.
Я символически пригубила пиво и открыла свой пункт приема информации лобовым вопросом:
– Ночью тут облава была. Ты под нее не попал?
Мой собеседник поперхнулся пивом, утерся рукавом и издал серию восклицаний. Каждое из них само по себе значительной смысловой нагрузки не имело, но в совокупности все эти «Да, ну, на фиг, фигня, совсем офигели, но фиг им, ни фига!» позволяли предположить, что ночной облавой Рыжего почти накрыло, однако он вовремя ушел.
– Тебе-то ни фига, а деда какого-то замели! – настойчиво напомнила я, старательно сгенерировав фразу по представленному мне образцу.
Для нас, дипломированных филологов, нет непосильных конструкций!
– Какого деда? Офигенного Бровастика?
Рыжий, сам обладающий запоминающейся внешностью, оказывается, запомнил и необычное волосяное украшение Смеловского! По лаконичному, но меткому описанию я узнала своего пропавшего друга со стопроцентной уверенностью. С большим основанием, чем Макс, на прозвище «Офигенный Бровастик» мог претендовать разве что покойный генсек, а вероятность его появления в игорном клубе не стоила выеденной фиги.
– Да ни фига, не замели его! – Рыжий энергично помотал головой, вынудив меня зажмуриться: за пламенной шевелюрой в воздухе оставался трассирующий огненный след. – Утек Бровастик! А фигли ему? Кому он, на фиг, нужен?
«Мне», – подумала я, но ничего не сказала. Пиво сделало моего собеседника красноречивым, так что мне достаточно было молчать и слушать, пропуская фиговые словоформы сквозь дешифратор лингвистического чутья.
– Хотя, фигня, не фиг, кому-то, на фиг, да! – После длинного глотка Рыжий опроверг свое же предыдущее заявление.
– Впрочем, нет: сказав, что этот пожилой человек никому не нужен, я ошибся, – поднапрягшись, выдал вероятный литературный перевод мой внутренний голос.
– Он же к бабе пофигачил, – сказал Рыжий.
– К какой бабе? – живо спросила я.
– А фиг ее знает, к какой. Какая ему маякнула.
– Минуточку! – Я вскинула руки, как пленный фашист в кино про войну.
Для точности перевода требовалось досконально выяснить значение глагола.
– «Маякнула» – это что значит? Подмигнула, намекнула, посигналила?
– Да фигли! Звякнула!
– Чем, фигли, звякнула?! Колокольчиком на шее?! – вызверилась я, некстати вспомнив неотвязную корову, чтоб ей стать колбасой! – Шпорой на сапоге?! Рюмкой? Вилкой? Бутылкой?!
– Офигела? – укоризненно молвил Рыжий, при слове «бутылка» ассоциативно посмотрев на мое едва початое «Потемкинское темное». – Какой, на фиг, сапог? На мобилу она ему звякнула!
– Итак, «маякнуть» в данном контексте означает «позвонить по телефону»! – не упустил случай поумничать мой внутренний голос.
Я же раздраженно подумала, что для продолжения разговора неплохо было бы составить толковый словарик многочисленных производных от «фиги»! Бесконечные «на фиг», «не фиг», «ни фига», «фигня», «фиговина», «фигли» и «офигеть» превращали речь Рыжего в затейливое произведение орнаментального искусства. Переводить его тексты на нормальный русский язык было труднее, чем клинопись, – я даже вспотела.
Добытая в результате информация свелась к пониманию того, что мой верный поклонник без отрыва от поклонения мне, своему недосягаемому кумиру, основательно обаял какую-то более доступную даму. Я-то, конечно, знала, что у Макса полно обожательниц, но полагала, что его влюблености поверхностны и скоротечны. А тут, видите, какая-то подруга нетерпеливо назначила Смеловскому рандеву в неурочный час – на рассвете, и он побежал на свидание… Кстати, побежал или поехал?