Чистая-Река хлопнул меня по спине.
– Не забудь про нас, когда будешь стоять рядом с Троном тысяч Рук.
Я скромно рассмеялся, мысленно представив, что, если ступлю на золотую дорогу, лежавшую передо мной, его слова могут оказаться пророческими.
Губернатор, Голос Золотой-Зяблик шли последними, замыкал шествие Рука-Вестник. Они низко нам поклонились, словно мы уже стали уважаемыми слугами императора.
– Теперь я могу сообщить, что пятнадцать соискателей, иными словами – вы все, признаны достойными нести гражданскую службу во имя императора, – объявил он. – Мы должны поблагодарить ваших наставников за бесчисленные часы, которые они потратили на то, чтобы превратить ваши умы в яркие драгоценности цивилизации.
Он снова поклонился, на сей раз дальнему концу стола, и мы последовали его примеру. Коро Ха, который сиял от гордости, поймал мой взгляд.
– Некоторые из вас, – продолжал губернатор, – до сих пор жили в этой развивающейся провинции как бедные сыновья крестьян. Да будет вам известно, что не имеет значения, откуда вы приехали, – если вы будете упорно трудиться, перед вами откроется дорога в Северную столицу и к подножию Трона тысячи Рук.
Мы принялись аплодировать, а губернатор сделал шаг назад, уступая место Руке-Вестнику.
– Говорят, что волк является животным – покровителем Найэна, – начал Вестник. – На этих землях, точно враждующие стаи в темном лесу, сражались многие королевства. Конкуренция, как писал философ Трудности-Запада, принадлежавший к школе аскетизма, делает незначительных людей великими. Возможно, воинственная природа ваших предков, очищенная годами лишений, позволит вам добиться выдающихся успехов на императорской службе. Возможно. Но помните, юные ученые Найэна, вы больше не волки. Вы гончие, усмиренные и обученные империей верности – добродетели, которая делает гончую полезной, в то время как волк представляет собой опасность.
Он замолчал. Его глаза, умные и прищуренные, остановились на мне.
– А теперь, – продолжил он и перевел от меня взгляд, – давайте вспомним слова мудреца и поэта по имени Вздыхающая-Ива:
Тропа к победе полита слезами,
Золотой мост неумолим,
Ваша кровь отмечает дорогу к концу пути,
Мой друг, подними свою чашу и отдохни!
Мы приветствовали его слова радостными криками, пили и наслаждались вкусной едой. Когда слуги убрали наши тарелки, Голос Золотой-Зяблик и Рука-Вестник пожелали нам спокойной ночи. Вскоре за ними последовали четыре магистрата Восточной крепости, и в зале остались только мы, пятнадцать кандидатов, и наши наставники.
Ко мне подошел Коро Ха и легко прикоснулся к моему плечу.
– Нам пора отправляться спать, юный мастер Вен, – сказал он. – Тебе следует достойно выглядеть, когда ты будешь получать свое назначение.
– Но я не устал, – возразил я.
– Ты устал, – заверил меня Коро Ха. – Но вино…
Его голос превратился в тягучий гул, который вплетался в шум разговоров и музыку, и я хмуро посмотрел на чашу с вином, которую держал в руке. Я вышел на золотую дорогу и был рядом – так восхитительно близко! – к великолепному будущему в качестве Руки императора, изучению магии, могуществу менять мир по собственному разумению.
По крайней мере, мне хватило здравого смысла встать и отвести Коро Ха в дальний угол зала, прежде чем снова заговорить.
– По меньшей мере теперь мы с тобой обладаем почти одинаковым статусом, – заявил я. – И я больше не ребенок, которому говорят, когда ему следует спать, есть и пить.
– Это так, – не стал спорить Коро Ха, постаравшись говорить спокойно, – но я считаю, что сейчас пришло время умеренности.
Я был не настолько пьян, чтобы не испытывать стыд, но он быстро уступил место гневу. Комната вращалась вокруг Коро Ха, словно он превратился в центр большого колеса.
– Я против, – заявил я. – Завтра, возможно, я стану Рукой императора. Какое мне дело до советов обычного наставника?
Несколько кандидатов, стоявших неподалеку, перестали разговаривать и стали прислушиваться к нашему спору. Я вернулся на свое место за столом и вынул пробку из новой бутылки грушевого вина. Коро Ха мгновение на меня смотрел, а затем, не сказав больше ни слова, вышел из зала.
– Ольха, ты должен пойти с нами! – вскричал Лу Чистая-Река, широко улыбаясь, и с такой силой стукнул меня по спине, что я сделал несколько шагов назад и замахал руками, чтобы сохранить равновесие.
Мне казалось, будто главные ворота раскачивались у меня над головой. Ха Желтый-Камень – толстый юноша, распевавший непристойные народные баллады, – пригласил нас с Чистой-Рекой продолжить развлечения в городе.
– Я должен вернуться к господину Йату, – пробормотал я.
Желтый-Камень закатил глаза, а Чистая-Река схватил меня за плечи и покачал головой.
– Ольха, Ольха, Ольха. Мы не вечно будем молодыми и красивыми.
– Мой кузен говорит, что певички в Восточной крепости самые красивые в Найэне, – заявил Желтый-Камень, погладив кошелек, висевший у него на поясе.
В конце банкета нам всем выдали по тридцать медных монет – месячная плата простого рабочего. Я спрятал свои в левый рукав, где мог их придерживать так, чтобы они не звенели. Даже под парами спиртного мне не отказал здравый смысл.
Мои новые друзья предлагали мне соблазны, которым пытался сопротивляться мой юный, пропитанный алкоголем ум. Оперная певица взволновала меня своей красотой и голосом, а теперь еще Чистая-Река и Желтый-Камень наполнили мысли картинами внутренних покоев, сброшенных на пол вуалей и одежды. И наконец мой здравый смысл пал под натиском юношеских желаний.
Один из стражей у ворот – благородная душа, если можно так сказать, – попытался убедить нас дождаться наших паланкинов. Но Желтый-Камень рассмеялся и сделал грубый жест, потом положил одну руку на плечо Чистой-Реки, а другую – на мои плечи и повел нас за собой на улицу. Масляные лампы отбрасывали мерцавший свет на булыжную мостовую.
Молодые люди прогуливались группами, переходя от одного питейного заведения к другому. Многих из них я видел на церемонии открытия, которая проходила накануне. Они шутили, кричали и бахвалились, радуясь удовольствиям этой ночи и лелея раны от разбитых надежд. Вокруг царила безумная и одновременно мрачная атмосфера, пропитанная парами алкоголя и маслянистым дымом.
– Сюда, – сказал Желтый-Камень и потянул нас с Чистой-Рекой за собой. – В «Доме бабочек» самые красивые девушки в Найэне! – Вслед за ним мы свернули за угол и зашагали по боковой улице, где расстояние между фонарями было больше, а свет более тусклым.
– А поближе к особняку губернатора нет хороших мест? – спросил Чистая-Река.
– «Дом бабочек» не бросается в глаза, – не сдавался Желтый-Камень. – И от этого он более заманчивый! Мы уже близко. – Он заглянул в переулок, где не было фонарей, только тени и горы мусора. – Или… нам следовало свернуть налево?
– Давайте вернемся, – предложил Чистая-Река и попытался оттащить его от переулка. Но Желтый-Камень повалился вперед, словно его перестали держать ноги, и Чистая-Река заворчал, когда он всем своим весом навалился нам на плечи. – Вино в его желудке наконец ударило в голову, – пробормотал он. – Вот дерьмо! Мне следовало быть внимательнее. И вообще, где, черт подери, мы находимся?
Я принялся оглядываться в поисках какой-либо вывески или знака, чтобы сориентироваться, и вдруг увидел, что через улицу в нашу сторону направляются три темные фигуры. Один из них оказался в свете единственного уличного фонаря, и в руке у него что-то блеснуло.
Я попытался закричать, но паника сдавила мне горло, и я стал хватать Чистую-Реку, пока он не повернулся ко мне. Мужчина с ножом приближался, а его спутники обошли нас справа и слева, зажав у входа в переулок.
– Мы отлично слышали, как звенят монеты на твоем поясе, – заявил мужчина, угрожая ножом Чистой-Реке. – Давай их сюда, а еще роскошную шелковую одежду, и, может быть, мы поступим благородно и не станем вас убивать.
Мысль о том, чтобы вернуться голышом и без денег к Коро Ха после моего выступления в банкетном зале превратила страх в ярость. Я сжал пальцы левой руки на кошельке, превратив медные монеты в тяжелое оружие.
– Побыстрее! Раздевайтесь и бросайте кошельки на землю!
Я выпустил плечо Желтого-Камня и бросился вперед. Три шага Железного танца сократили расстояние между мной и громилой с ножом. Он замахнулся, я нырнул вниз, выбросил вверх руку, и мой кошель рассек ему щеку, точно тяжелая дубинка. Он упал, из носа полилась кровь, а монеты рассыпались из порвавшегося кошелька.
Кто-то схватил мою правую руку и заломил ее за спину. Я взвыл и принялся вырываться, но у меня ничего не получилось. И тогда, охваченный отчаянием, под действием алкоголя, почти не думая, я потянулся к единственному имевшемуся у меня оружию.
Меня наполнил лихорадочный жар, который сжег пары спиртного с легкостью, рожденной магией. Я вызвал огонь – вспышка горячего воздуха, света и запах обожженной плоти наполнили воздух, грабитель заорал и выпустил меня. Я повернулся и увидел, как двое других бросились бежать, причем за одним из них стелился огненный след.
Чистая-Река смотрел на меня, потрясенный увиденным. Или напуганный до ужаса.
– Давай выбираться отсюда, – сказал я, не в силах справиться с дрожью в голосе.
Чистая-Река кивнул, продолжая на меня смотреть, я видел вопросы в его глазах, но отвернулся, будучи не в силах на них ответить.
Мы поставили нашего товарища на ноги. Ему каким-то непостижимым образом удалось проспать нападение грабителей, хотя несколько сильных пощечин довольно быстро привели его в чувство.
– Ф-ф-фух! – фыркнул он. – О! И где это мы? Ах, да! Певички! Уже совсем близко…
– Да пошел ты со своими певичками! – рявкнул Чистая-Река. – Мы отведем тебя домой, мерзкий пьяница.
Мы снова подхватили его с двух сторон и, стараясь не терять времени, быстро пошли прочь. С каждым новым шагом внутри у меня все сжималось – от выпитого, от так и не отпустившего страха и от осознания того, что Чистой-Реке достаточно сказать всего пару слов Руке-Вестнику, одному из прокторов – вообще кому бы то ни было, – и светлый путь, лежавший передо мной, превратится в тюремную камеру, если не клинок палача.