Отец приказал достать из подвала все бочки и пыльные бутылки с вином, а также нанял женщин из деревни, чтобы они сплели из диких цветов венок, в центре которого поместили мое имя из желтых хризантем, ярких, точно золото.
К полудню гости заняли свои места, наполнив наше поместье шумом и разговорами. Отец посадил меня одного за стол, стоявший на помосте, рядом с садовой беседкой, а сам ходил среди гостей, подводил их по очереди к беседке, где каждый улыбался, склонив голову, и восхищался серебряными линиями на моей ладони, а отец повторял:
– Позвольте познакомить вас с моим сыном, Рукой-Ольха!
Лица и имена исчезали из моей памяти, как только отец уводил очередного гостя обратно к столам, уставленным пирожными в форме рук с имперской тетраграммой. Я поискал взглядом Коро Ха – или даже господина Йата, его я хотя бы знал, пусть нас и не связывали дружеские отношения, но не нашел ни того, ни другого. Разумеется, я оценил огромные расходы, на которые пошел отец, организовав праздник, чтобы показать свое расположение ко мне, но чувствовал себя одиноким и использованным – как будто отец хвастался самоцветом из своей сокровищницы.
Быть может, если бы я рассматривал свой успех так же, как отец – считая первым шагом к восстановлению репутации нашей семьи, – я бы не испытывал такого отвращения оттого, что он всячески выставлял меня напоказ. Однако для меня должность Руки императора являлась лишь способом получения магии, которая – как меня предупреждал Рука-Вестник – ограничивала меня своими собственными законами и правилами.
Впрочем, я был готов проявить терпение, ведь теперь обещание магии стало ближе, чем когда-либо прежде. Но я твердо решил, что не стану посвящать свою жизнь реализации амбиций отца, возвеличиванию империи или участию в восстании бабушки.
Пока я принимал уважительные поклоны и поздравления и пожимал руки незнакомцев – прикрывая маской вежливости растущее разочарование, – во мне росла решимость: как только я овладею магией достаточно хорошо, то воспользуюсь свободой, которую она дает, чтобы создать третью тропу.
На сад спустились сумерки, когда отец закончил представлять меня гостям. Бочки и бутылки быстро пустели в свете сотен светильников с имперской тетраграммой, начертанной золотыми чернилами. Отец заставил меня рассказать обо всех блюдах, которыми потчевали в особняке губернатора тех, кто успешно сдал экзамены, чтобы повторить это меню. Конечно, наша кухня бледнела по сравнению с кухней Голоса Золотого-Зяблика, и я, покраснев от смущения, отодвинул в сторону тарелку с полусырым угрем.
Я пытался утопить свои переживания в вине, что лишь их усиливало и заставляло пить еще больше. К тому моменту, когда отец, продолжавший горделиво жестикулировать, подарил мне лаковую панель с изображением родословной нашей семьи, в конце которой он добавил мое имя, написанное крупными, бросавшимися в глаза символами, я был уже сильно пьян.
Я улыбался и кивал, пытаясь вспомнить время, когда начал учить свою родословную с Коро Ха. Вот Вэнь Могучий-Дуб, ставший для меня образцом, – именно его заслуги заставили меня подумать, что я смогу овладеть магией. Тот семилетний мальчик был бы рад увидеть свое имя, гордо написанное рядом с именами своих уважаемых предков, но сейчас мне хотелось только одного: чтобы вечер поскорее закончился и я смог вернуться к Руке-Вестнику и начать обучение.
Другие незначительные ритуалы должны были возвеличить мое имя и достижения, но лишь еще сильнее меня смутили. Мне пришлось встать и процитировать по памяти высказывания мудрецов. Потом отец принес копии моих экзаменационных эссе и заставил меня их прочитать, что я и сделал, пока не поднял взгляд и не увидел, что гости, которые не были заняты тихой беседой, смотрели на меня остекленевшими глазами – им стало скучно, и они ничего не понимали.
Нет, здесь собрались совсем не те образованные люди, с которыми я обедал в Восточной Крепости. Вокруг меня сидели друзья моего отца: купцы и местные землевладельцы – богатые, но менее важные для империи, по утверждению Путника-на-Узком-Пути, родом из этой далекой части Найэна, где пустил корни мой отец только по той причине, что именно тут ему удалось дешево построить свои впечатляющие владения. Я поискал глазами отца и увидел, что он сидел с каким-то другим торговцем, они сблизили головы и о чем-то говорили, пока я читал свое эссе.
Мое смущение превратилось в отвращение, и я прекратил чтение на середине предложения, а отец и гости разразились не слишком дружными аплодисментами, после чего возобновили свои разговоры. Я сел и допил вино, встал и молча ушел в свои покои.
По пути я наконец нашел Коро Ха, который стоял на берегу мелкого пруда в саду, в одной руке он держал трубку, в другой – чашу с вином. Громкие звуки праздника доносились сюда приглушенно, а пруд освещала лишь луна. Коро Ха еще не увидел меня, и я наблюдал, как он смотрел на пруд, потягивал вино, медленно затягивался и выпускал колечки дыма. Прежде он никогда не курил. Или просто скрывал это от своего ученика?
Наконец он повернулся и увидел меня.
– Ольха! – воскликнул он, закашлялся и закрыл рот. Когда он пришел в себя, Коро Ха спрятал трубку в ладони и опустил руку – возможно, надеялся, что я ее не заметил. – Твой отец потратил столько денег ради тебя. Тебе следует там быть.
– Не ради меня, – ответил я. – Я для него лишь повод похвастаться. Он делал один круг за другим, завязывал новые торговые контакты и укреплял старые, пока я читал гостям отрывки из своих экзаменационных эссе.
Я протянул руку к трубке. Коро Ха приподнял брови. Прежде он не стал бы потакать подобным порокам.
Но сейчас не мог мне отказать, ведь я стал Рукой императора.
– Тебе это кажется оскорбительным, – спокойно сказал Коро Ха и протянул мне трубку.
– Да, – ответил я. – Впрочем, я могу ошибаться. Мой отец не получил хорошего образования. Как и все эти люди.
Я поднес трубку к губам, втянул в себя едкий дым – и мне тут же пришлось сделать хриплый выдох. Коро Ха прикрыл рот рукой, скрывая смех, а я еще долго плевался и кашлял, вернув ему трубку.
– Есть у него образование или нет, он остается твоим отцом, – сказал Коро Ха. – Ты знаешь первые афоризмы. И прекрасно понимаешь, чем ты ему обязан.
– Мое новое положение все меняет, – сказал я. – Отныне я Рука императора. Разве теперь я не стал его старшим братом в иерархии империи?
Коро Ха вздохнул и предложил мне свою чашу с вином. Я выпил. Вино оказалось не слишком крепким и разведенным водой – и принесло облегчение моему горевшему горлу.
– Ты амбициозен, Ольха, и очень неплохо этим воспользовался, – сказал Коро Ха, – но постарайся наслаждаться своими успехами по мере их достижения. Глаз, который всегда ищет следующий поворот тропы, не видит красоты леса.
– Какой мудрец это сказал? – спросил я.
– Коро Ха, – с улыбкой ответил он.
Я рассмеялся и вернул ему чашу.
– Достойная мудрость из надежного источника.
– О, тут у меня нет уверенности, – ответил он. – Я всего лишь наставник, а ты – Рука императора, очень скоро тебя начнут обучать тайному знанию и магическому искусству.
– Тем не менее я должен поблагодарить тебя за мой успех, – сказал я. – Без твоего руководства я бы так и остался глупым сыном простого торговца.
– Вовсе нет, – возразил Коро Ха. – Работа художника хороша настолько, насколько хорош исходный материал. Как однажды заметил Путник-по-Узкому-Пути: «Великая резьба равна качеству нефрита».
Его слова наполнили мою грудь и опустились в желудок. Всю свою жизнь я старался соответствовать стандартам Коро Ха. Он постоянно толкал меня вперед, ругал за ошибки, упрекал в глупости. И никогда не делал комплиментов.
И сейчас, когда время, проведенное нами вместе, подошло к концу, я расставался с человеком, к которому был гораздо ближе, чем к отцу, и я страстно желал связать наши умы и сердца. Я хотел, чтобы Коро Ха понял, как много он для меня значит, узнал о моих разочарованиях и благодарности, пока я не отправился учиться дальше, а он не отбыл к следующему ученику. Однако я все еще чувствовал возникшую между нами пропасть – следствие моего глупого пьянства.
Я уже потерял навсегда первого человека, который во времена моего детства имел огромное значение. Меня покинула бабушка, но что плохого сделал мне Коро Ха, чтобы я так грубо с ним обошелся?
И если он иногда вел себя сурово по отношению ко мне, то лишь из-за того, что верил в мой конечный успех на имперских экзаменах, который должен был привести меня к успешной жизни в империи. Да, ему платили за то, что он меня учил, но он мог бы это делать более жестко и менее тщательно. История о кошке с пятым пальцем могла закончиться гораздо хуже, если бы он не подготовил меня к подозрениям, которые всегда будут вызывать моя темная кожа и вьющиеся волосы.
Все эти мысли перемешались с вином и ударили мне в голову, где стало расти странное, болезненное давление, искавшее возможности вырваться наружу, – но слова от меня ускользали, когда мы стояли рядом в наступившем неловком молчании.
Я понимал, что должен вскрыть нарыв, не позволив нехватке слов лишить меня шанса принести Коро Ха извинения. Ведь он всегда обращался со мной с добротой и уважением, больше, чем кто-либо другой в моей жизни.
– Я сожалею, – выпалил я.
Он помолчал, держа чашу с вином у губ и нахмурив лоб.
– Я отвратительно себя повел во время праздника у губернатора, – продолжал я, стараясь поскорее произнести все нужные слова, опасаясь, что потом у меня не хватит на это мужества. – Ты был прав. Я напился и совершил глупость, которая едва не стоила всего. Мне следовало внять твоему совету, несмотря на то что я показал лучший, чем у тебя, результат на экзаменах.
И вновь наступила неловкая тишина. Коро Ха смотрел на меня, и выражение его лица постепенно смягчалось.
– Все в порядке, Ольха, – мягко сказал он. – Я также был молодым и глупым.
– Вовсе нет, – возразил я. – Ты мой наставник. Ты увидел во мне лучшее. А я в ответ повел себя с тобой как с последним слугой и не послушал твоего совета.