– Это больше, чем книги, – сказал я вместо этого. – Речь идет о силе, способной изменить мир. Почему империя ограничивает себя, отказываясь от пользы, которую могла бы принести магия?
Иволга помолчал, внимательно разглядывая меня. Потом поставил камень на доску и откинулся на спинку стула.
– Весьма возможно, империя не хочет менять некоторые части мира, – ответил он. – Или не тебе их менять.
Его слова напомнили мне историю о кошке с пятым пальцем и первом и самом важном уроке, который мне преподал Рука-Вестник: если я хочу выжить на службе империи, то должен знать, кто я такой.
А кто я такой? Рука императора. Доверенное лицо императора, проводящее в жизнь его волю.
И не имеющий права на знания или силу за пределами того, что император решил мне дать.
На следующий день после того, как я попытался победить похмелье с помощью пшеничной каши, черного чая и пирога, я присоединился к Руке-Вестнику в беседке на пористом камне. Завитки тумана повисли возле клеток с певчими птицами, и беседка казалась окруженной золотым сиянием. Рука-Вестник оторвался от книги, которую читал. Я не стал садиться рядом, а опустился на колени на деревянный пол.
– Ты готов учиться, Рука-Ольха? – спросил он.
– Я был глупцом, – ответил я. – Есть ли в империи люди, которые знают о том, что я спрашивал?
Тень улыбки пробежала по лицу Руки-Вестника.
– Конечно, император и его Голоса.
– Только они? – печально спросил я.
Я стал первой Рукой из Найэна. Неужели у меня были шансы стать первым Голосом?
– В Академии Империи есть люди, – сказал Рука-Вестник, и во мне вспыхнула надежда. – Ученые, которые служат императору, анализируют новую магию, полученную из покоренных провинций.
– В таком случае я сделаю все, чтобы однажды к ним присоединиться, – заявил я.
– Достойная цель, – ответил Рука-Вестник, – и подходит для твоего темперамента. Но сначала ты должен овладеть шестью видами волшебства. Давай вернемся к твоему обучению.
Когда солнце сожгло туман, я начал практиковать магию исцеления, восстановил разорванный лист женьшеня, потом сломанную ногу пойманной мыши, наконец палец, который порезал себе Рука-Вестник.
Я изучал магию исцеления медленнее, чем боевую. Она оказалась совсем не такой простой, как показалось мне на первый взгляд. Некоторые раны – порезы, синяки, небольшие трещины – можно было исправить при помощи прямого применения магии. Сложные ранения и болезни требовали более искусной руки и глубоких знаний медицины и анатомии.
После того как у меня на руках умерла третья певчая птичка, Рука-Вестник предложил мне сосредоточиться на изучении естественных наук, прежде чем двигаться дальше. Проходили месяцы, завершился год, и я погрузился в решение самой простой и приятной задачи: поглощение книг. Между тем я продолжал заниматься с Иволгой, который заметно продвинулся вперед, и у меня возникла уверенность, что он справится с имперскими экзаменами, когда придет срок.
Всего я провел в саду Голоса Золотого-Зяблика два года, подружился с Иволгой, – время, о котором я теперь вспоминаю со смесью нежности, сердечной боли и огорчения. Это время подошло к концу, когда восстание, медленно закипавшее на севере Найэна, наконец взорвалось и губернатор отправил меня на войну.
Глава 11. Стратегия и тактика
В начале весны, когда мне исполнилось девятнадцать лет, весть о восстании на севере Найэна достигла Восточной крепости. Разбойники из Найэна спустились с гор и нападали на имперские патрули, а также поднимали свои флаги в небольших городках и деревнях, расположенных у подножия гор. Вскоре после того, как эта новость добралась до нас, Голос Золотой-Зяблик написал письмо в формальном стиле каллиграфии, присущем его должности, запечатал его личной тетраграммой и приказал стюарду доставить в мою комнату. В нем сообщалось, что я назначен заместителем командира отряда солдат, который будет отправлен, чтобы загнать осмелевших повстанцев обратно в горы – или уничтожить их, если будет возможно.
Вместе с приказом в письме сообщалось, что я должен прибыть днем на аудиенцию с Голосом.
В голове у меня все смешалось. Меня назначили командиром отряда, которому предстояло сражаться с найэни? Неужели с тем самым, который возглавляет мой дядя?
Я должен был подавить восстание, к которому присоединилась моя бабушка?
Но с тех пор прошло семь лет. Возможно, их уже не было в живых.
В любом случае я не чувствовал, что готов вести за собой людей в сражение.
Я изучал книги о тактике – «Классические сражения», «Договоры и логистический анализ», эти тексты требовалось знать для сдачи имперских экзаменов, – но у меня не имелось практического военного опыта. Если не считать Железного танца найэни – но я не занимался им уже много лет – и игры с Иволгой в Камни, которые развивали стратегию и учили базовой тактике сражений. Впрочем, он побеждал в каждых четырех партиях из пяти.
Однако не имело значения, готов я был или нет, – мне отдал приказ Голос, выше которого лишь прямые распоряжения самого императора. Мне оставалось надеяться, что Голос Золотой-Зяблик мне все объяснит во время аудиенции.
Пока я шел по саду, одетый в свои лучшие одежды и шапочку ученика, в животе у меня все сжималось. Я чувствовал себя отвратительно, меня переполняла тревога, я испытывал сомнения, о которых не мог рассказать Голосу Золотому-Зяблику – и через него императору, – что неспособен выполнить поставленную передо мной задачу. Я был настолько поглощен своими мыслями, что едва не натолкнулся на шедшего мне навстречу Иволгу.
– Ольха! – воскликнул он, схватив меня за руки и внимательно разглядывая. Он помрачнел еще больше, когда увидел тревогу в моих глазах и пот на лбу. – Ты вновь получил то, что я хотел больше всего. – Он нахмурился, почти оттолкнул меня в сторону и решительно зашагал дальше, с трудом скрывая ярость.
– Иволга! – крикнул я ему вслед и поспешил догнать. – Значит, ты все уже слышал. Ты должен понимать, что я не хочу быть командиром. И никогда не хотел. Если бы мы могли поменяться местами – ты отправился бы на войну, а я остался готовиться к экзаменам, – ты знаешь, я бы сделал это, не задумываясь. Ты лучше подготовлен. Ты читал романтические истории, все книги о тактике, трактаты о сражениях…
– Это не имеет значения, – сказал он, мрачно глядя на камень дорожки. – Я провалился на экзаменах.
– Но теперь ты их обязательно сдашь, – заверил его я. – Следующие экзамены состоятся через год. На самом деле это хорошо, что ты не идешь сейчас на войну. У тебя будет еще целый год на подготовку. Продолжай заниматься, и ты…
– Я не ты, Ольха, – сказал Иволга и внезапно остановился; он тяжело дышал, руки сжались в кулаки, глаза были полны гнева. – И меня уже тошнит от попыток делать вид, что все получится, если я буду стараться по-настоящему.
Он мог сказать еще много слов, вызванных гневом, – о том, что мир строит баррикады между ним и тем, чего он хочет, всем, что должно принадлежать ему по праву. Впрочем, слова всегда плохо ему подчинялись.
У меня отчаянно болело сердце, когда я пытался преодолеть пропасть, которая нас разделяла.
– Ты не должен быть мной, Иволга, – сказал я.
– Нет, должен! – резко ответил он. Иволга никогда так грубо со мной не говорил с тех пор, как наша вражда перешла в дружбу. – Чтобы стать кем-то достойным, я должен. Я должен быть тобой, с твоими книгами, чернилами и цитатами мудрецов.
Я уловил в его словах собственную мечту о третьей тропе, владевшую мной с самого детства. Быть может, и это мы могли бы с ним разделить? Но то была опасная тема для разговора, полная предательских аспектов моего детства и тайн, которые я не мог раскрыть.
Однако я считал, что мог доверять Иволге – как никому другому, – пусть то были лишь чувства, а не доводы разума. И, к собственному удивлению, я обнаружил, что облегчение бремени Иволги стоит риска и я должен открыть ему свои самые тайные мысли.
– Нет, ты не хочешь, – сказал я ему. – Ты можешь на многое рассчитывать, даже без должности в империи. Твой отец видит тебя либо в качестве Руки императора, либо мелкого торговца, – в его глазах это либо успех, либо полный провал. Но ты можешь быть кем-то еще, Иволга. Найти третий путь в мире. Свой собственный. Такой, которым ты и твоя семья могли бы гордиться. Конечно, для этого потребуется воображение, но вместе мы сможем…
– Что ты имел в виду, когда сказал «вместе»? – Он усмехнулся. – Ты говоришь так, словно уже нашел «третий путь», но когда еще твоя дорога к успеху и престижу была такой ясной и сверкающей, Ольха? Я не думаю, что ты хотел посмеяться надо мной, но твои слова выглядят как насмешка. Больше никогда не говори со мной об этом.
– Есть вещи, которых ты обо мне не знаешь, – резко ответил я. – Как ты думаешь, у кого из нас была более легкая жизнь? У того, кто в течение десяти лет занимался по двенадцать часов в день, чтобы заслужить место во дворце, или у того, кто здесь родился?
Мышцы на его челюстях пульсировали, но он проглотил свой гнев и зашагал прочь, оставив меня стоять на дорожке. Мне вдруг показалось, что я стал пустым. Хотя это странное назначение могло дать мне шанс стать знаменитым и продвинуться на пути к цели стать ученым в Академии, я видел в нем источник проблем и клин, который вбили в мои отношения с Иволгой.
Иволга прав, у него было совсем немного шансов стать Рукой после того, как он в первый раз провалил экзамены. Даже сдать их будет непросто, – хотя я верил, что ему это по силам. Ну а быть первым – почти невозможно.
Однако не каждый офицер имперской армии являлся Рукой или Голосом императора. Да, генералы ими были, но даже командиры батальонов могли быть обычными людьми, не владеющими магией. Если он сдаст экзамены и проявит себя во время сражения, будучи молодым, Иволга вполне мог сделать военную карьеру, о чем он мечтал. Ну, не совсем третий путь, но окольная дорога, которая приведет его туда, куда он стремится.