– И куда вы меня отправите? – спросил я.
В ответ он достал из кармана своего одеяния три маленькие книги. Одна была переплетена в кожу, а на корешке я увидел диковинные линейные письмена, которые не узнал. Вторая, самая обычная, в матерчатой обложке, озаглавленная «Торговый язык Ан-Забата: учебник». Третьей оказалась потрепанная книжка из деревянных табличек с названием «Фольклор и легенды Пустынь Батир», набранным архаическими логограммами.
– Скоро освободится должность министра торговли в городе Ан-Забат, который находится на западной границе империи, – сказал Вестник, пока я рассматривал книги.
– И вы назначите меня министром? – спросил я, отрываясь от учебника. – Я всего лишь ученик. Мне известны лишь два канона магии, и…
– В последние два месяца ты трижды нашел недостатки в работе министерства торговли Найэна, а новая политика, которую ты предложил, была одобрена, принята к исполнению и оказалась успешной, – перебил меня Вестник. – Твое обучение канону будет продолжаться в Ан-Забате, под руководством живущего там Руки. Ан-Забат находится в центре торговли Запада и является источником необычных знаний об иноземных науках. Это место вызовет у тебя огромный интерес.
– Вестник, я… Ведь это не наказание за мою неудачу в Железном городе?
Его лицо смягчилось – я никогда не видел его таким прежде.
– В мире существует много путей, по которым может пройти Рука императора, – сказал он. – Нас по-разному используют в реализации великих замыслов империи. Война лишь один из них. Ты сделал первые шаги по двум таким направлениям – командование армией и бюрократический министерский путь. Мы пришли к единому мнению в том, что ты больше подходишь для второй роли.
– Я подумал, что Голос хочет отослать меня подальше, – сказал я, и часть моих тревог стала отступать. – После того, что произошло в Железном городе. И с его сыном.
Вестник рассмеялся.
– Возможно, он согласился с моим предложением именно по этой причине, но должность в Ан-Забате была моей идеей, а не Голоса. Она – лучший следующий шаг на твоем пути к Академии. Если ты хорошо себя проявишь, то привлечешь внимание императора и заслужишь место, которого желаешь.
Он указал на книги, лежавшие на столе между нами.
– Ан-Забат, недавно покоренная территория, находится далеко отсюда. Многие его обитатели не говорят на сиенском языке. Эти книги помогут тебе узнать их язык и культуру до того, как ты туда прибудешь.
Я снова посмотрел на книги, потом перевел взгляд на лицо Вестника, открытое и выразительное – во всяком случае, сейчас. Я никогда не видел его таким добрым и вспомнил о нашем возвращении из Железного города и взгляд Голоса Золотого-Зяблика, полный ненависти. Если губернатор согласился на это назначение, значит, в нем должна быть какая-то скрытая опасность, которая приведет меня к падению. Или он просто хотел, чтобы я оказался подальше от его дома, провинции и от него самого.
Однако мне не хотелось проявлять любопытства. Мы оба, Рука-Вестник и я, знали – и тут у меня не оставалось сомнений, – что Железный город уничтожил прежние отношения, которые существовали между нами. Мне предстояло покинуть Найэн не из-за того, что империя хотела, чтобы я занял должность министра торговли, – причина состояла в том, что я вызвал гнев своего наставника.
– Хорошо, – сказал я, забирая книги, которые он мне принес. Во всяком случае, мне не придется вести жизнь солдата и ставить на весы стратегии жизнь и смерть. – Когда я отбываю?
Последняя задача Руки-Вестника как моего наставника будет состоять в том, чтобы представить меня императору Северной столицы – лично, у основания тысячелетнего трона, – и получить подтверждение моего назначения на должность министра торговли. Но он не мог этим заняться до тех пор, пока не завершится период траура Голоса Золотого-Зяблика по сыну и он вновь не начнет выполнять обязанности губернатора. В течение всего этого времени я точно призрак бродил по садам губернатора, сидел в своих покоях или в беседке, глядя на могилу Иволги и готовясь занять новую должность.
Поначалу язык ан-забати сбил меня с толку. В отличие от логограмм и рун найэни, которые я знал, в письменности Ан-Забата использовались символы, представлявшие отдельные звуки, а не законченные идеи. Но после того как я освоился с различиями и сумел настолько разобраться с незнакомой грамматикой и синтаксисом, что научился их применять в простейших случаях, освоение языка превратилось в проблему расширения словаря.
До конца зимы я изучал книги, которые мне дал Вестник. Та, что была написана на языке Ан-Забата, оказалась оригиналом, который использовали для перевода книги фольклора. Я сделал собственные варианты, чтобы овладеть нюансами языка, и заблудился в историях о пустынных демонах, разногласиях кланов и злых богах на небе.
На меня произвела огромное впечатление легенда о Нафене, самой почитаемой богине Ан-Забата. Она совсем не походила на богов найэни, которые превращались в животных и ничего не давали своим последователям, не испросив платы в виде крови и глубочайшего уважения. Не походила она и на императора – далекого, могущественного и требовавшего поклонения, – хотя оба являлись людьми, пусть только по форме. Определяющее действие Нафены – принесение в жертву себя. Когда один год засухи следовал за другим, превратив луга Батира в пустыни, она отдала свою жизнь, чтобы изменить узор мира, и создала оазис, который люди назвали Ан – вода, За – отдых, и Бат – земля под бесконечным небом.
Нафена изменила мир, и вода появилась там, где ее не было и в помине – чудо, как назвал это народ Ан-Забата, или первородная, глубокая магия, не ограниченная каноном. Если ее сила такова, что богиня сумела создать оазис в пустыне, возможно, она способна вернуть человека, оказавшегося на пороге смерти.
Если только она все еще оставалась в живых и могла меня этому научить.
Холодные ветра зимы уступили место ясному небу ранней весны. Голос Золотой-Зяблик вернулся к исполнению своих обязанностей, и Рука-Вестник поставил меня в известность, что мы покинем Найэн через месяц, как только будут закончены приготовления к имперским экзаменам. Обычаи требовали, чтобы я провел некоторое время дома и попрощался с родителями перед тем, как отправиться в столь долгое и опасное путешествие.
Утром того дня, когда я собирался покинуть Найэн, я побывал на могиле Иволги. Когда я туда пришел, последние зимние цветы уже украшали ветви сливового дерева. Под ними стоял Крыло, по-прежнему одетый в белые траурные одежды. Он сметал листву и пыль с перемычки маленьких ворот. Я остановился, мне не хотелось ему мешать, но Крыло услышал, как я подошел, повернулся и приветственно кивнул.
– Рука-Ольха, – сказал он. – Я думал, что ты уже уехал.
Хотя его лицо сохраняло жутковатое сходство с братом, Крыло вел себя серьезно, как мой наставник Коро Ха. Он отставил в сторону метлу и жестом предложил мне к нему присоединиться.
– Я не хотел тебе мешать, – сказал я.
– Ты не мешаешь, – ответил он. – Я уже говорил, что ты был его другом. На самом деле, в последние годы ближе меня.
– Однако он погиб из-за меня, – сказал я.
Крыло нахмурился.
– И все же, – сказал он и отступил в сторону.
Чувствуя некоторое смущение – ведь он не стал мне возражать, – я не смог ему отказать. Я встал рядом с ним и провел пальцами по скошенным краям перемычки, на которой было высечено имя Иволги, и почувствовал неровную поверхность кирпичей.
– Не думаю, что он бы тебя винил, – наконец сказал Крыло. – Я помню, каким он был перед тем, как вы отправились в Железный город. Я очень давно не видел его таким счастливым. Я уверен, что он, если бы мог, поблагодарил бы тебя даже после того, как все пошло не так.
– Ты ошибаешься, – возразил я, чувствуя, как все у меня внутри наполняется чем-то черным и тяжелым, как чернила. – Ты не видел, как он страдал.
– Но ты забываешь, как много все это для него значило, – сказал Крыло.
Я не знал, что ему ответить. Мы стояли и молчали, слушая шорох ветра в ветвях сливового дерева, смотрели, как ласточки ранней весны вили гнезда.
– Более всего он хотел служить империи, чтобы отец мог им гордиться, – сказал Крыло. – Ты дал ему шанс себя показать. Я надеюсь, что смогу найти такого же друга, если не сдам экзамены.
В его голосе послышалась горечь, и я вспомнил собственные экзамены – необходимость показать себя с самой лучшей стороны, уверенность, что у меня ничего не выйдет.
– Я не сомневаюсь, что тебе будет сопутствовать успех, – заверил его я.
– Я совсем не рвусь сдавать экзамены, – неожиданно сказал он, и его горечь превратилась в гнев. – Иволга мечтал стать Рукой императора. У меня никогда не было такого желания. И, что еще хуже, я не знаю, чем хотел бы заниматься. В детстве мне нравилось рисовать, но это было юношеское увлечение, то, что я мог изучать, если бы Иволга добился успеха и мне разрешили остаться в его тени. – Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. – Мне не следовало тебе это говорить. Вот только… – Он замолчал.
Я размышлял, стоит ли на этом закончить разговор или поделиться с ним своими переживаниями, сделав себя уязвимым, как он.
У меня появился шанс посеять семена новой дружбы, показать Крылу, что он не одинок в своих сомнениях.
– Я могу сказать то же самое, – наконец заговорил я. – Экзамены выбрал для меня отец. Я старался быть хорошим сыном и неплохо справлялся – достаточно хорошо, чтобы найти для себя новый путь, – однако получилось совсем не то, что я хотел. Но такова природа жизни в империи. Очень часто выбор за нас делают другие.
– Сын всегда должен подчинять свою волю отцу, – с иронией сказал Крыло. – А император – отец для всех.
– Нам ничего не остается, как поступать так, как положено, верно? – спросил я. – Тебе кажется правильным занять место брата и стать Рукой императора?
– Да, – ответил он. – Но из-за того, что так и есть, или потому, что любая логограмма имперской доктрины направляет меня на этот путь?