В Найэне такого принудительного найма еще не было. Однако здесь, в сердце империи, никто не осмеливался бунтовать.
Несмотря на медленное течение, гребцы работали изо всех сил и мы плыли довольно быстро. Во время нашего путешествия я не мог оторвать взгляда от первых картин материковой части Сиены. Я вырос в стране гор, холмов, лесов и теней, где таились чудовища.
По сравнению с тем, что я видел раньше, места, по которым мы сейчас проплывали, были плоскими, точно чернильный камень, – только время от времени появлялись редкие невысокие холмы с плавными склонами, заросшие пшеницей, маисом и подсолнухами. На берегах я видел большие поселения и принял их за крупные города, но Рука-Вестник рассмеялся и сказал, что это деревни с населением не больше 20 000 человек.
Город окружал лес зданий, которые стояли все более плотно по мере того, как мы двигались на север. Затем, когда на горизонте появились горные хребты, мы наконец впервые увидели городскую стену.
Она тянулась на восток и запад и, казалось, ей не было конца; солдаты, которые расхаживали по зубчатым стенам, представляли собой крошечные силуэты на фоне голубого неба. Мы проплыли между двумя сторожевыми башнями, на каждой была установлена баллиста, способная метать настолько большие снаряды, что они могли разрушить любой военный корабль, а потом прошли под огромной аркой ворот Крепости Южной реки. Шипы опускавшейся решетки были шириной с двух стоящих рядом мужчин.
Я полагал, что мы доберемся до Вечной Цитадели – императорского дворца – к наступлению ночи, но город все не кончался. Швартовочные доки случайным образом выступали из берегов, словно разбитые зубы драчуна из таверны. Рыбаки забрасывали сети с пирсов и вытаскивали на берег не только рыбу, но и самый разный мусор. Другие корабли военно-морского флота империи проплывали мимо широких торговых барж, попадались также прогулочные яхты, отделанные золотом, украшенные шелковыми лентами и петушиными перьями. С земли доносился несмолкающий шум повозок, мычание животных, всюду стояли прилавки. Я видел рикш, паланкины, нищих и патрули, которые использовали улицу как нити бесконечной паутины. Частные сады богатых горожан пятнали ландшафт редкими зелеными оазисами.
– Все население Найэна могло бы разместиться в одной четверти этого города, – сказал Рука-Вестник и погладил шею – его лицо было чисто выбрито, даже он не мог появиться неопрятным перед императором. – Постепенно ты привыкнешь к запаху.
Мы увидели дворец только в полдень второго дня путешествия по реке. Его широкие крыши поднимались над городскими домами, подобно волнам жидкого золота. Мы свернули в канал, ведущий через ворота, высеченные из мрамора и украшенные резными морскими драконами, и попали в личную гавань императора. Капитан «Золотой баржи» поднял знамя Руки-Вестника, и к тому моменту, когда спустили трап, на берегу нас поджидал паланкин.
Когда мы направились в дом для гостей, Рука-Вестник рассказывал мне о лабиринте стен и зданий, мимо которых нас несли. Вечная Цитадель была городом внутри города, размером с Железный город, здесь жили семьи императора, его Голоса и Кулак, личная гвардия, состоявшая из тысячи элитных воинов. Вестник указал на далекую сферу башни обсерватории Имперской Академии, и я почувствовал, как вновь просыпаются мои амбиции. Однажды я окажусь там, вдали от хитросплетений политики и ужасов войны, и у меня появится свобода для разрешения великих загадок мира и главной из них – магии.
Паланкин доставил нас в Сад у Ворот, превосходивший великолепием даже сад в поместье Голоса Золотого-Зяблика.
Маленькие домики, павильоны и беседки располагались так, что они казались единым целым с сапфировыми прудами, изумрудной листвой и великолепными искусственными утесами. Прекрасные олени, павлины и все виды певчих птиц расхаживали по саду, точно в дикой природе. Ароматы поздних летних цветов и фимиама смешивались в воздухе, и даже слуги были одеты в шелк и бархат.
Только империя могла обладать таким великолепием. От Трона Тысячи рук исходили сила и богатство, полученные в результате покорения других народов и дани из каждого уголка мира. Все это произвело на меня впечатление, но я не мог не подумать о том, сколько людей погибло, как Иволга, в грязи и под дождем. Их жизни, как и жизни покоренных народов, стали платой за роскошь.
Рука-Вестник оправдывал покорение других стран идеологической борьбой с хаосом, попыткой объединить человечество против древних богов. О чем он думал, глядя на великолепие сада для гостей императора, – ведь на эти деньги можно было снарядить дюжину легионов? Он смотрел по сторонам с невозмутимым видом, а я не осмелился спросить.
– Не забывай дышать, – сказал Рука-Вестник. – И расслабь колени.
Мы сидели на мраморных скамьях в вестибюле зала для аудиенций императора вместе с дюжиной других людей, ожидавших своей очереди. Я испытывал сильную тревогу, дергал широченные рукава придворных одеяний, которыми меня снабдил Вестник, проводил пальцами по корешку поэтического сборника, переведенного мной, пока я изучал язык Ан-Забата. Я собирался подарить ее императору в знак благодарности за мое назначение.
Рука-Вестник и Голос Золотой-Зяблик не сумели распознать мои пометки ведьмы, но император был почти богом. Я уже чувствовал исходившую от него магию – могучую гору, возвышавшуюся над потоком узора. Знакомый страх, хоть и давно прирученный, кипел у меня внутри.
Другой молодой человек встал со скамьи, стоявшей на противоположной стороне комнаты, и его вырвало на мраморные ступени лестницы. Я тут же ему посочувствовал.
– Видишь? – прошептал Рука-Вестник. – Лишь немногим удается сохранять спокойствие. Все, что тебе требуется сказать: «Я ваш слуга, скромно вручаю дар императору и принимаю назначение в провинцию Ан-Забат». Кто-то заберет у тебя книгу. Возможно, император задаст несколько вопросов, а потом нас отпустят. Все просто.
Он говорил со спокойной небрежностью, но кончики его пальцев, как у ребенка, ждущего разговора с отцом, перебирали бахрому рукавов, а взгляд всякий раз обращался к огромной двери, когда скрипели ее петли или слышалось эхо шагов.
Я сжал руками лежавшую на коленях книгу. Голубой шелк, в который она была завернута, показался мне особенно мягким под моими шрамами. Какой интерес может представлять простая книга поэтических переводов для тысячелетнего волшебника, правителя всей изведанной части мира, известного многим поколениям как живой бог? Конечно, здесь важен был сам жест, символизировавший, что все мои труды станут даром, принесенным к ногам императора. И, если честно, меня беспокоило не то, что он будет таким скромным. Очень непросто хранить тайны в присутствии божества.
Стюард назвал мое имя, и мы с Рукой-Вестником последовали за ним. Звук наших шагов эхом отразился от мраморного пола, когда мы проходили через огромные двери, окованные бронзой. Благовония плыли между колоннами из благоухающего кедра и поднимались к сводчатому потолку, точно туман. Светильники озаряли зал мерцающим светом. Министры императорского двора молча стояли между колоннами, а за ними замерли пятьдесят Первых воинов – личная стража императора.
На подиуме, в дальнем конце зала, я увидел сидевшего на троне императора. Сиденье из полированного золота имело форму сложенных ног, спинка представляла собой торс. Глаза с жемчужными белками и зрачками из черного янтаря смотрели куда-то в сторону далекого, божественного горизонта. Из плеч трона, во все стороны, подобно перьям на крыльях орла, закрывая всю стену, исходила тысяча рук. И на ладони каждой мерцала филигрань серебряных тетраграмм. «Интересно, какая из них, – с благоговением подумал я, – представляет меня?»
Три ленты – две красные и одна желтая – лежали на полу. Мы опустились на колени, коснулись лбами красных лент и отсчитали тридцать биений сердца, прежде чем встать. У желтой ленты мы ждали, склонив спины и опустив лица, когда император разрешит нам выпрямиться.
Тяжесть его присутствия давила на меня и наполняла рот пеплом. Никогда прежде я не чувствовал такой магии. Я думал, что увижу волшебство переноса – ведь даже сейчас он творил заклинание, направляя канон по всей империи, подобно потокам света, или парящим сферам, или серебристому ореолу.
Но был лишь император, его трон и бездонная волна волшебства, тяжелая, как все океаны мира.
– Поднимите глаза, Рука-Вестник и Рука-Ольха, и посмотрите на своего императора, – прогрохотал его голос с трона.
Я сделал как он сказал. Красный шелк его одеяний проступал алыми пятнами из-под золотого и серебряного шитья, столь плотного, что один узор переплетался с другим. Корона на голове императора напоминала рога льва-змея. Золотая нить была вплетена между зубцами бровей, с нее свисали нефритовые шарики, отполированные так, что они сияли, точно зеленые звезды, и тихонько раскачивались в такт дыханию.
– Вы ищете моего благословения.
– Да, ваше величество, – сказал Рука-Вестник.
Из-за спины императора появился слуга, красивый юноша с такими изящными чертами лица, что он казался лишенным возраста, и остановился передо мной в позе ожидания.
– Я… э… я ваш покорный слуга, – начал я, протягивая руки к юноше. – Я передаю этот дар для императора и покорно принимаю должность в провинции Ан-Забат, ваше величество.
Слуга взял у меня книгу и исчез в тени за троном.
– Мы принимаем дар и желаем вам безопасного путешествия, – сказал император. – Несите свет цивилизации в самые дальние уголки мира.
Мы стали пятиться от трона и снова склонились над красными лентами. Стюард вывел нас через боковой выход в сад.
После пьянящего дыма тронного зала свежий воздух и солнечный свет позволили мне быстро прийти в себя.
– Хорошая работа, Ольха, – сказал Рука-Вестник, хлопнув меня по спине.
Я сбросил его руку с плеч.
– Только не надо насмехаться, – проворчал я.
– У меня и в мыслях такого не было. Когда я в первый раз встретился с императором, то потерял сознание у первой красной ленты. А теперь выпей со мной на прощанье? Я должен вернуться в Найэн, а тебя ждет собственный путь.