– А кто ты такая, чтобы стоять рядом с мастерами торговли и вести со мной переговоры? – спросил я. – Я видел, как ты танцевала за деньги на рынке.
Она ответила мне с улыбкой, и мое сердце сбилось с ритма.
– Как я уже говорила, найэни, ты очень мало знаешь про Ан-Забат.
– Хорошо, – заявил Катиз, поворачиваясь ко мне от своих спутников. – Это хороший компромисс, однако мы не потерпим вашего вмешательства в распределение зерна из силосных башен. Возможно, мы захотим использовать резерв, как не понравится империи.
– Договорились, – сказал я, отрывая взгляд от Атар, чувствуя легкое головокружение и некоторую обиду, – мне очень захотелось снова увидеть, как она танцует. – До тех пор, пока мои счетоводы будут в курсе того, сколько пойдет в резерв и сколько вы распределите.
Катиз кивнул и протянул руку, слегка согнув первые два пальца.
– Значит, мы договорились.
Я сошел с возвышения и взял его протянутые пальцы своими. Атар вздернула бровь. Мне показалось, что я слышу, как она говорит: «Ты знаешь язык. Конечно, тебе должно быть известно кое-что о наших обычаях».
Решив свою проблему, говорящие-с-ветром покинули зал для аудиенций.
Атар ушла последней, на пороге она оглянулась через плечо, словно приглашая меня еще раз выйти в город.
Она ушла, оставив в зале аромат лаванды.
Как только говорящие-с-ветром ушли, Голос-Родник призвал меня в павильон Созерцания Лилий. Как и прежде, свет передачи мерцал на его лбу, но на этот раз он предложил мне подойти до того, как прервал ментальную связь с императором.
– Твой творческий потенциал безграничен, – сказал Голос-Родник. – Ты должен простить своих вышестоящих, которые иногда не способны понять тонкости твоей стратегии. Ты не хочешь объяснить, почему ты отдал нашу лучшую защиту говорящим-с-ветром – которую, кстати, сам придумал?
Я поклонился, ведь сейчас я беседовал не только с Голосом-Родником, но и с самим императором.
– Представьте, что конфликт между империей и говорящими-с-ветром перейдет в открытую войну. Что они сделают? – спросил я.
– Закроют порты, – ответил Голос-Родник. – Заставят город голодать. Они так уже поступали в прошлом.
– Верно, – согласился я. – И тогда Рука-Пепел направит гарнизон на захват силосных башен, которые мы так старательно наполняем. Да, сражение приведет к потерям, но говорящие-с-ветром не смогут удержать силосные башни против наших легионов. Они будут вынуждены бросить стратегический резерв, мы его захватим – и он выполнит свое главное назначение.
– Или они могут поджечь силосные башни, – заметил Родник.
– Да, могут, – ответил я. – Но подумайте о людях, Голос-Родник. Одно дело воевать с говорящими-с-ветром, когда они не хотят приводить в движение парусники до тех пор, пока их схваченные соратники не будут освобождены. И совсем другое – наблюдать, как они сжигают хорошее зерно в то время, как дети плачут и страдают от голода. Если говорящие-с-ветром уничтожат стратегический резерв… ну, кладовые цитадели всегда полны, ведь так? Мы спрячемся за стенами, а пламя горящих силосных башен вызовет ярость народа Ан-Забата, и люди перейдут на нашу сторону. И тогда мы посмотрим, как долго смогут говорящие-с-ветром терпеть ненависть собственного народа.
– Ты дал им шанс самим привести себя к гибели, – сказал Голос-Родник.
На его лице появилось встревоженное выражение, словно он нашел какую-то слабость в моем плане, но его сменила спокойная улыбка.
– Хорошая работа, Рука-Ольха. Я рад, что мы не ошиблись, доверив тебе эту должность.
Я поклонился, потому что услышал в его словах эхо мыслей императора, извинился и ушел. Мне следовало чувствовать удовлетворение, когда я шагал обратно в свой кабинет, чтобы возобновить работу с бумагами, – мне предстояло отдать приказ о переходе контроля над силосными башнями Катизу и его говорящим-с-ветром. Однако я пребывал в мрачном настроении весь день, меня преследовало чувство, что я чего-то не учел. Что-то в выражении лица Голоса-Родника или в политической ситуации в городе.
К тому же слова танцовщицы не шли у меня из головы – ты очень мало знаешь об Ан-Забате, – а также ее приглашение и изгиб шеи.
К концу следующего дня эти слова постоянным эхом звучали у меня в голове, они насмехались надо мной, пока я занимался обычной бумажной работой и гулял по саду, пытаясь занять свой разум и отогнать прочь неприятные предчувствия, которые появились после визита говорящих-с-ветром.
Когда я гулял по саду, мне на глаза попались носильщики, которые тащили ящики с различными припасами, – они вошли через ворота в стене сада, предназначенные для слуг, и меня посетило озарение. У меня появился способ выйти в город, не спрашивая разрешения Голоса-Родника.
Должно быть, дюжины людей проходили через ворота каждый день, решил я, и они не только доставляли припасы в сад, но также почту, которая непрерывно курсировала между министрами и их подчиненными. Конечно, вернуться обратно в сад будет сложнее, но, когда я вновь оказался в своих покоях, у меня начал формироваться план. Сначала я позвал Джина.
– Я хочу получить одежду в стиле Ан-Забата, – сказал я, как только он вошел, постаравшись скрыть волнение под маской холодного отчуждения.
– Могу я спросить зачем, ваше превосходительство? – сказал он.
– У меня сложилось впечатление, что она больше подходит для данного климата, чем это, – ответил я, тряхнув рукавами. – В моих комнатах очень душно днем.
– Понятно. – Джин слегка наклонил голову. – Могу вас заверить, ваше превосходительство: несмотря на то что одежда Ан-Забата действительно хорошо подходит для пустыни, но гардероб, который я подобрал для вас, сделан из лучшего шелка и годится не только для местного климата, но и соответствует достоинству вашей должности.
– А от вышивки у меня все чешется, – проворчал я. – Я не привык к серебряным и золотым ниткам. Неужели мне следует одеваться так, словно мне в любой момент придется принимать императора? Нет, обычный халат с поясом меня вполне устроит.
Джин заморгал, ему никак не удавалось сохранить спокойствие.
– Вы хотите одеться как слуга, ваше превосходительство?
Я вздохнул и заговорил с легким раздражением.
– Ну, пусть на халате будет немного красного и серебряного шитья на рукавах, если тебе так хочется.
– Ваше превосходительство, я…
– Как мой стюард, ты должен приносить мне все, что я попрошу, разве не так? – осведомился я. – Неудобства мешают мне в работе, а речь идет о благе империи. Сделай, как я сказал. Чем скорее я надену то, в чем мне станет легче дышать, тем раньше смогу оценить новые налоги на импорт.
После недолгих колебаний он поклонился и ушел, и в тот же вечер вернулся с кипой одежды в руках и виноватым выражением лица.
В тут ночь я почти не спал, однако встал с восходом солнца, чтобы сразу надеть халат, который мне принес Джин, и наконец выйти в город. Я был настолько возбужден, что едва не забыл взять со своего письменного стола запечатанный воском футляр с донесением. Он имел большое значение для возвращения: послание для Руки-Ольхи станет моим пропуском через ворота для слуг в конце дня.
У меня хватило здравого смысла захватить с собой пару рабочих перчаток, которые я стащил из незапертой кладовой с садовыми инструментами. Едва ли обычные горожане могли понять, кто я такой, но они наверняка узнают тетраграмму на моей левой ладони по знаменам, что развевались над обелисками.
Я завершил маскировку, стянув волосы в хвост, что должно было помешать узнать меня стражам у ворот или слугам, – к тому же они едва ли поверили бы, что я способен так себя унизить.
Как и следовало ожидать, оба стража у ворот пропустили меня, не глядя в мою сторону, хотя сердце отчаянно колотилось у меня в груди, когда я открыл ворота и вышел в шумный городской переулок.
После тихого уединения сада Ан-Забат меня ошеломил. От утрамбованной земли на улицах, заполненных толпами людей, поднимался горячий воздух, кто-то громко торговался из-за цен, зрители приветствовали уличных актеров. Когда я приближался к оазису, рев падавшей из сосуда Нафены воды заглушил все остальные звуки и меня окутали запахи сушеного, сдобренного специями мяса, масла, соли и сахара, вони животных, пота и нечистот.
Я начал погружение в культуру Ан-Забата с изучения прилавков с едой, разбросанных по рынку оазиса. Сначала баранина с черным перцем, приготовленная на открытом огне так, что сок капал с вертелов. Затем чашка с солеными оливками, аромат которых ударил мне в нос. Я переходил от одного прилавка к другому, наслаждаясь яркими картинами рынка, – люди торговались из-за рулонов ткани, продавец фруктов бросал свирепые взгляды на стаю детишек в потрепанной одежде, жонглер подбрасывал в воздух ножи, те описывали в воздухе ослепительные дуги, а тощая обезьянка с корзинкой, медленно наполнявшейся монетками, бегала между зрителями.
Некоторое время я стоял в тени Нафены, разглядывая статую.
В высоту она почти не уступала сверкавшим обелискам, возвышавшимся над городом, – как мне показалось, установленным на каждом перекрестке. Если воды Благословенного Оазиса действительно стали результатом древнего и необычного волшебства, фонтан Нафены должен был оставить след, сравнимый с магией императора. Однако я ничего не почувствовал рядом со статуей и бассейном.
Я постарался утешиться кулечком фиников с медом и продолжил прогулку по рынку, надеясь, что меня посетит озарение и я пойму, в чем состояла загадка оазиса, когда ощутил внезапный холодок на затылке. Я повернулся и увидел рябь в воздухе, подобную свету на стекле, потом на солнце вспыхнули шелковые шарфы.
Атар, танцовщица.
Сила вытекала от спиральных татуировок на тыльной стороне ее пальцев.
Ее руки описывали круги, она ткала ветер, точно нити гобелена, заставляя шарфы парить в воздухе, словно по собственной воле. Когда я смотрел на нее, мне в голову пришли две нелепые и одновременно волнующие