Я вздохнул и махнул рукой, чтобы они ко мне подошли.
– Надеюсь, вы считали повороты, – сказал я. – Я понятия не имею, где мы находимся.
Глава 19. Призывающий-огонь
Следующие два дня тянулись невероятно медленно, точно перегруженная баржа. Мои утренние бумаги никогда не казались мне такими простыми и рутинными, хотя теперь я лучше распознавал процветание сиенцев и лишения Ан-Забати, которые мне бы следовало увидеть раньше. Две мысли занимали мой разум, кружась друг возле друга: возбуждение перед предстоящей встречей с Атар и неприятный вопрос: как отнесется Голос-Родник к моему походу в город?
После того как прошел полдень второго дня, я получил ответ.
На этот раз он пришел ко мне, что само по себе служило поводом для тревоги. Я заканчивал дневную работу и уже начал планировать вечерний побег из цитадели, когда услышал жалобный голос Джина. Затем дверь распахнулась, и в мой кабинет шагнул Голос-Родник.
– Рука-Ольха, – сказал Голос-Родник с блаженной улыбкой на устах и сложив на груди руки в широких рукавах. – Я услышал от обожающих посплетничать солдат, что ты провел день, изучая город в компании танцовщицы. Как получилось, что я узнаю об этом не от тебя, ведь… такая необычная деятельность?
Значит, стражников послал за мной Джин. Или Родник хотел скрыть, что установил за мной слежку. В последнем случае почему он ждал два дня, прежде чем ко мне прийти?
– Я считал, что это не стоит вашего внимания, – сказал я, воспользовавшись доводом, который придумал заранее. – Я уверен, что оказался не первым министром торговли, которого заинтересовала обычная жизнь и рынки людей, которыми он управляет. Танцовщица предложила стать моим проводником для прогулки по городу, и я согласился.
– И твоя прогулка включала посещение не самых приличных кварталов? – продолжал наступать Родник.
– Верно, – не стал возражать я. – Но Путник-на-Узком-Пути писал: «Наиболее объективная правда несет в себе красоту для честного человека». Я хочу проводить политику, которая приведет к тому, что город станет процветающим как никогда прежде, Голос-Родник. Я не смогу исправить недостатки и победить слабости, если их не увижу.
– Вполне возможно, – ответил Родник, – но мы уже обсуждали твои посещения города, и я предельно ясно дал понять, как к этому отношусь.
– Я не вышел в город официально как министр торговли или Рука императора, – ответил я. – Престиж моей должности не пострадал. Я не нарушил правил приличия. Ничего не случилось – я лишь погулял по городу, чтобы лучше его понять.
– Тебе недостаточно донесений твоих подчиненных? – спросил Голос-Родник. – В таком случае уволь их. Найди других, которые будут лучше.
– Есть вещи, которые я могу увидеть, а мои подчиненные – нет, – твердо сказал я. – Я получил данную должность, Голос-Родник. И у меня должна быть возможность выполнять свои обязанности наилучшим образом, а для этого необходима вся полнота информации. Я не могу делать свою работу, оставаясь стреноженным, и, если вы намерены запретить мне выходить в город, боюсь, у меня не будет движения вперед, придется подать в отставку и искать место в других провинциях империи хотя бы для того, чтобы сохранить репутацию.
Он смотрел на меня, возможно считая, что я блефовал, – мне пришел в голову тот же вопрос, пока я не сводил с него глаз, надеясь, что лицо не выдаст мое волнение. Если я действительно подам в отставку, то, скорее всего, путь в Академию будет для меня навсегда закрыт. И мне придется провести остаток жизни в каком-нибудь тихом уголке Сиены, разбирая торговые споры и лишившись возможности творить магию, не говоря уже о постижении глубин мастерства.
– Я рассчитываю, что ты будешь держать меня в курсе, – сказал Родник, и я почувствовал облегчение. – И я больше не желаю узнавать о твоих действиях, какими бы они ни были, от случайных людей. Ты молод и занимаешь свой пост недавно; ко всему прочему, полон энергии – и это достойное качество. Я надеюсь, что ты поставишь меня в известность, если совершишь нечто подобное в будущем?
– Конечно, – заверил я Голоса-Родника. – Если вы не против, я намерен вернуться в город сегодня вечером. Некоторые части города необходимо наблюдать ночью, так сказала мне мой гид. И я бы хотел это сделать сегодня.
Голос-Родник наморщил лоб, хотя морщины никак не повлияли на тетраграмму, нанесенную на него.
– Возможно, она заманивает тебя, Рука-Ольха, – сказал он. – Это распространенная тактика, весьма эффективная для таких молодых людей, как ты.
– Вполне возможно, – ответил я, смутившись из-за того, что он прямо заговорил о моем увлечении Атар. – Но я постараюсь сохранить здравый смысл. Ну а если что-то пойдет не так, я способен себя защитить.
– И ты, конечно, возьмешь с собой охрану.
– Если вы настаиваете, Голос-Родник, – осторожно сказал я. – Те, кто сопровождали меня в прошлый раз, действовали… слишком явно, и я опасаюсь, что город не откроет мне своих тайн в их присутствии. А я хочу увидеть его таким, какой он есть в действительности.
– Это идеи твоего гида? – спросил Родник.
– Да, это ее предложение, – признал я, – и я согласился.
– Гулять по улицам ночью в компании женщины…
Он тяжело вздохнул, покачал головой и улыбнулся.
– Необычный подход – по меньшей мере. То, что ты намерен сделать, находится на границе нарушения норм. Я надеюсь, что ты спрячешь свою тетраграмму, чтобы избежать слухов о флирте министра с танцовщицей?
Я почувствовал, что краснею.
– Конечно, – ответил я, – и…
Голос-Родник поднял руку.
– И флирт это – Алебастр именно так думает – или нет, тебе нет нужды ничего объяснять. Когда-то и я был молодым, очень давно, – хотя сейчас в это трудно поверить. И я думаю, что есть польза в том, чтобы все увидеть своими глазами, а не только получать информацию из донесений и бухгалтерских книг. Так что ладно. Ты можешь провести свое… расследование, если считаешь нужным. Кто знает? – Теперь он заговорил как заговорщик. – Девушка может увлечься тобой; быть может, у нее есть собственные секреты. Я уверен, что говорящие-с-ветром проводят время с такими женщинами. Она может знать то, что окажется полезным для империи.
– Да, вполне возможно, – сказал я. – Благодарю вас, Голос-Родник. Я буду держать вас в курсе и расскажу обо всех своих открытиях.
Оставшаяся часть дня прошла как-то незаметно, хотя я невероятно волновался. Когда спустились сумерки, я надел местную одежду, натянул перчатки и предупредил Джина, чтобы он не ждал меня до утра.
Атар сидела на краю Благословенного Оазиса, поставив на колени корзинку с монетами. Она явно обрадовалась, увидев меня, и я почувствовал волнение, как только это заметил.
– Я уже собиралась уйти без тебя, – сказала она.
– Рука императора никогда не опаздывает, – заявил я. – На самом деле, ты должна гордиться, что я пришел на встречу, а не пригласил тебя в зал для аудиенций.
– Ну, я бы не пришла, – ответила она и соскользнула с края фонтана, так что зазвенели монеты в корзинке, а локоны окутали лицо.
Она вгляделась в толпу у меня за спиной и улыбнулась, убедившись, что я пришел один.
– Ну, нам нужно не опоздать на встречу, – сказала она.
Наш извилистый путь привел к обелиску, стоявшему на крыше большого двухэтажного здания. Жаровня на площади перед домом отбрасывала глубокие тени на покрытые шрамами, но со следами поспешного ремонта стены из песчаника. Высокий широкоплечий человек стоял на страже у двери. Я ее не узнал, пока она не вытащила саблю из ножен.
– Убери, Шазир, – сказала Атар.
– Тебе солнце напекло голову, танцовщица-ветра? – спросила Шазир, не убирая клинок. – Он Рука императора. Мы стояли в его зале для аудиенций всего две недели назад! Зачем ты его привела?
– Он больше, чем Рука императора, – сказала Атар. – Он попросил меня показать ему правду нашего города и пришел один. И то, что он увидит сегодня, не является секретом и не запрещено.
– Верно, – ответила Шазир, – но принадлежит нам.
– Он должен увидеть то хорошее, что сделал, – возразила Атар. – А также то, что будет утрачено, если империя уничтожит Ан-Забат, как все, что сумела покорить. – Атар положила тыльную сторону ладони на плоскую часть клинка Шазир и отвела его в сторону. – Кстати, он гость танцовщицы-ветра. – Ты – клинок-ветра. Война принадлежит тебе, а танец – мне.
У Шазир сделалось кислое выражение лица, но она отступила, убрала клинок в ножны, и я почувствовал, как ее плечи расслабились.
Общество Атар возбуждало, а изучение Ан-Забата оказалось более увлекательным, чем все, что со мной происходило с момента прибытия в город, но я ни на мгновение не забывал, что находился среди людей, имевших все основания ненавидеть империю, и меня защищало лишь влияние Атар, мои собственные способности и угроза мести империи, если мне будет причинен вред.
Внутри здание было просторным, с одним большим залом со сводчатым потолком; на балкон и в маленькие комнаты наверху вела лестница, помещение освещали четыре канделябра, расположенных в углах. Несколько дюжин человек толпились вокруг низких столиков, еще двадцать или тридцать стояли друг за другом вдоль одной из стен. Старик разливал жидкий суп в их деревянные миски. Бледные очертания женской фигуры у него за спиной указывали место, где когда-то находилась статуя. Несколько женщин в простой одежде цвета голубого неба и весенней воды следили за очередью и давали монетки самым жалким на вид посетителям.
– Прежде здесь находился храм нашей богини, – объяснила Атар. – Не все обелиски стоят на таких местах, но многие. Когда империя воевала с говорящими-с-ветром, отсюда вынесли все украшения.
Храм Пламени был совсем другим, но, когда я смотрел на силуэт на стене и высокий сводчатый потолок, я испытал такое же ощущение, от которого слабели колени, как в первую ночь, когда бабушка привела меня на встречу с волчьими богами.
– Я читал историю Нафены, – сказал я. – Она не похожа на богов Найэна. Они дикие, опасные и жестокие, – но бывают и добрыми.