Я подумал о волчьих богах, их оскаленных пастях и огненных глазах, которые долго наблюдали за мной из темных углов моих кошмаров. К счастью, после моего последнего визита в Храм Пламени они прекратили это делать.
– Я не думаю, что это так, – ответил я. – Может быть, у ведьм Найэна был такой же покровитель, как Нафена, но со временем его забыли.
– Возможно, – задумчиво сказала Атар. – Но, если так, тогда это наполняет меня глубокой печалью. Нам нельзя забывать тех, кто старался улучшить мир. Пойдем, призывающий-огонь. Мне еще многое нужно тебе показать.
Следующие месяцы прошли в водовороте событий. Днем я отслеживал тарифы и налоги, занимался обменными курсами и потоками товаров, прибывавших и покидавших город, как делал прежде. А в последний день каждой недели покидал цитадель.
Атар рассказала мне о своем детстве: она была дочерью говорящих-с-ветром. Ее отец погиб во время сражений с империей. Мать, получившая серьезные ранения, вскоре умерла от болезней и недостатка еды, и четырнадцатилетняя Атар осталась сиротой с десятилетним братом на руках.
Хотя мать начала учить ее тому, как изменять ветер, у нее не было корабля, и в хаосе охоты империи на говорящих-с-ветром и ответного восстания она оказалась одна на улицах города.
– Я знала свой танец, – рассказала мне Атар, – и выучила другие, наблюдая за выступлениями разных людей в Долине Правителей. Так я получила возможность зарабатывать на жизнь, и к тому моменту, когда Катиз увидел меня на рынке, у меня уже в городе появились почитатели. Он убедил Фалму – она являлась танцовщицей-ветра – стать моей наставницей. Когда она вернулась в песок, я стала исполнять ее обязанности.
– А где сейчас твой брат? – спросил я.
Она посмотрела в сторону горизонта.
– Однажды, незадолго до того как я начала танцевать на рынке, я вернулась домой и не нашла его там. Несмотря на помощь Катиза, мне не удалось его найти. Быть может, голодный и отчаявшийся, он сбежал, чтобы присоединиться к команде парусника. Возможно, нашел смерть от ножа разбойника или имперского копья. Кто знает?
Мы начали посещать Долину Правителей, и Атар учила меня танцу писцов ан-забати, а потом торговцев. Она показывала мне шаги и смеялась, когда я неминуемо совершал ошибки.
– Рано или поздно мы сделаем из тебя танцора, призывающий-огонь, – с улыбкой повторяла она и исправляла изгиб моего колена или линию руки нежным прикосновением.
Не раз я с трудом удерживался от сознательных ошибок, чтобы увидеть ее улыбку и дать повод оказаться рядом.
В третий месяц после моего первого появления в круге я показал танец-солдата и заслужил аплодисменты. Потом, когда мы шли обратно в катакомбы, а дорогу нам освещали лишь луна и звезды, я попросил Атар научить меня танцу говорящих-с-ветром.
Она остановилась на тропе из песчаника.
– Тайна принадлежит не мне, и я не могу поделиться ею с тобой, – сказала она и продолжала с мягкой улыбкой: – Не отчаивайся, призывающий-огонь. Я помогу тебе заслужить это право.
Когда мы подошли к латунной двери, ведущей в город, лунный свет озарил завитки ее волос. Она посмотрела на меня, и ее глаза показались мне бездонными, как если бы ответы, которые я мечтал получить всю жизнь, обитали в этих глубинах.
Моя грудь наполнилась огнем, и я начал действовать, не думая, следуя за толчком, которому не смог противиться.
Моя рука отыскала ее руку, и я притянул ее к себе. Она мгновенно напряглась – и горевший во мне огонь тут же погас, а вместе с ним рассыпалась едва появившаяся надежда. Конечно, она не хотела меня так, как ее хотел я. Впрочем, мы могли стать друзьями, и, хотя я разделил с ней тайны, за которые меня могли убить, я оставался министром торговли и Рукой императора.
Я был больше чем сиенец, оставаясь при этом сиенцем.
Я отпустил ее. Моя тетраграмма сверкнула в темноте.
– Извини, – пробормотал я, пытаясь отыскать слова, которые могли исправить мою импульсивную ошибку. – Я подумал…
– Что ты подумал, призывающий-огонь? – резко ответила она. – Что я могу забыть о том, кто ты такой? Некоторые из нас научились обуздывать свои желания. Ведь они нередко приводят нас к обманам и опасности.
– Нет, просто я… – И вновь я не нашел слов, как со мной обычно случалось – в Железном городе, или когда Рука-Вестник открыл мой секрет, но сделал Рукой императора.
Всю жизнь мне легко давалась ложь. Правда – а я собирался предлагать ей только правду – вызывала боль.
– С самого моего детства разные люди имели на меня собственные планы, – наконец сказал я. – Моя бабушка хотела, чтобы я воевал против сиенцев. Отец мечтал, чтобы я занял высокое положение в империи. Когда бабушка ушла, у меня остался лишь один путь – к имперским экзаменам, и Рука-Вестник сделал меня Рукой императора.
– Ты мог отказаться, – сказала Атар.
– Разве? – резко ответил я, услышав эхо ультиматума Чистой-Реки в ее словах. Я сделал глубокий вдох и снова заговорил, полный решимости сохранять спокойствие, несмотря на то, что во мне кипел гнев. Но причиной его была не Атар. – Моя бабушка исчезла однажды ночью, решила присоединиться к восстанию, не сказав мне ни единого слова, не говоря уже о том, чтобы предложить к ней присоединиться. Что мне было делать? Самостоятельно отправиться на север, чтобы меня схватили разбойники и за выкуп вернули отцу? До тех пор, пока я продолжал жить в его доме или в доме Голоса Золотого-Зяблика, я не имел никакой возможности принимать решения касательно своего будущего. Только теперь у меня появилась относительная свобода.
– И теперь, когда она у тебя есть, – сказала она, – что ты выберешь?
– Я хочу остаться здесь. С тобой.
– Да? Ты готов принести в жертву комфорт, престиж и власть, чтобы сражаться за чужую тебе землю? Почему?
– Я хочу сражаться рядом с тобой, – сказал я.
Она посмотрела в сторону города, на силуэты обелисков на фоне звезд и бескрайнего пространства неба пустыни.
– Ты оказал помощь беднякам нашего города, – сказала Атар. – За это я тебе благодарна. И за истории Найэна, а еще за то, что обрела более широкий взгляд на мир, – теперь я знаю, что мы не одиноки в нашей борьбе с империей. Но ты всегда останешься здесь гостем, призывающий-огонь.
– Однако именно здесь я чувствую себя дома, – сказал я.
– В самом деле? – спросила она, глядя мне в глаза, и я осмелился почувствовать надежду, но сердце у меня болело и отчаянно билось в груди. – Я видела желание в твоих глазах, как и в глазах многих других мужчин. И, должна признать, что также ощущаю его эхо. Но то, что ты хочешь… – Ее голос стал тихим и печальным, но я уловил гнев в напрягшихся плечах. – Неужели ты думаешь, что я стану женой сиенца, запертой в глубинах поместья?
– Конечно нет! Я…
Она прищурилась, и я смолк.
– Значит, ты захочешь, чтобы я покинула родину и отправилась сражаться за Найэн? – продолжала она. – Или ты бросишь свой народ и снарядишь парусник? Действительно ты любишь меня, призывающий-огонь, или тебе нравится идея третьего пути, ни с сиенцами, ни с найэни.
Я хотел возразить, защитить свои чувства, как если бы обосновывал вопрос сиенской доктрины, но пропасть, возникшая между нами, не давала возможности построить мост. Атар ждала моего ответа, а когда я промолчал, повернулась и ушла. Я ждал, пока она не исчезла за латунной дверью, ведущей в катакомбы Ан-Забата. Только после этого пошел дальше, следуя за эхом ее шагов, пытаясь отыскать слова, которые могли бы передать желания моего сердца, – но мне не удалось их найти, а потом ее шаги стихли, и я вышел один в предрассветный сумрак.
В ту ночь я пережил все мгновения, проведенные с Атар, пытаясь отыскать соломинку надежды, за которую мог бы ухватиться. Взгляд. Касание руки. Ее плечо, которое упиралось в мое, когда мы стояли в круге, ожидая нашей очереди танцевать.
Следующий день я провел, погрузившись в торговые отчеты, пытаясь заставить сердце онеметь при помощи бухгалтерских книг и крепкого чая. Когда я заканчивал дневную работу, представляя долгую бессонную ночь, Рука-Пепел навестил меня в павильоне Шуршавшего в Траве Ветра. Джин едва успел объявить о его приходе, а он уже входил в мою комнату, весело оглядываясь по сторонам.
– В последние несколько месяцев мы почти не виделись, – сказал он, усаживаясь в одно из моих кресел для чтения.
– Мои обязанности отнимают много времени, – рассеянно ответил я.
Он с мудрым видом кивнул.
– Я слышал. Несколько новых налогов, «стратегический резерв», который ты по каким-то причинам решил передать говорящим-с-ветром.
Я ощутил холод, но Пепел был слишком туп, чтобы полностью меня понять.
– Люди в городе голодают, – сказал я. – А полные желудки менее склонны к восстанию.
– Во всех городах люди голодают, – возразил Пепел. – Впрочем, полагаю, выходец с Востока имеет лучшее представление о восстаниях. Так или иначе, но ты не закончил обучение канону. Тебе не кажется, что пришло время это исправить?
У меня больше не было ни малейшего желания изучать канон или сражаться за империю, что могла с легкостью принести меня в жертву – в точности, как случилось с Иволгой, – империю, которая, в соответствии с декларациями своих мудрецов, вела себя жестоко, требуя для себя больше, чем роскошные сады и позолоченные дворцы, оставляя на своем пути руины и голод.
Однако визит Пепла был неожиданным, и я понял, что он испытывал подозрения.
– Ты прав, – ответил я. – Мне не мешает оторваться от бумажной работы.
Он хлопнул меня по спине и повел на площадку для стрельбы из лука. На этот раз мишени оказались другими. Соломенные чучела были одеты в жилеты и свободные штаны простых жителей Ан-Забата, на лицах кто-то нарисовал длинные носы и курчавые волосы – не слишком удачные карикатуры на людей, которыми мы правили.
– Отличные детали, согласен? – осведомился Пепел. – Я приказал слугам сделать их сегодня утром.
– Мне кажется, что это напрасная трата времени и ткани, – осторожно сказал я.