Она сказала, что на кухне могут приготовить для меня цыпленка, если я пожелаю, но я ответил, что в этом нет необходимости и меня вполне устроит миска любого блюда, которое у них есть.
В зале оказалось тепло, люди вели себя открыто и доброжелательно – и не имели ничего общего с жизнью, которую я вел. Некоторые были одеты в самую простую одежду, другие – в бархат и шелка, одни посетители ели жареную птицу и паровые булочки, кто-то довольствовался миской с рисом и овощами с кусочками сала, но старый крестьянин и его жена приняли меня без вопросов, как только я занял свое место, несмотря на мой не слишком опрятный внешний вид.
И самое удивительное: мужчины и женщины ели вместе. Я видел это в Ан-Забате, но посчитал странностью их культуры. Обнаружив нечто столь чуждое тому, что я знал в собственном детстве – всему моему существованию в качестве сиенца, – в двух часах ходьбы от поместья отца, я испытал настоящее потрясение.
Я угостил крестьянина и его жену абрикосами, а они в ответ поделились со мной булочкой с кабачками и свининой. Они спросили меня, откуда я, и я попытался придумать правдоподобную историю.
Старый крестьянин поднял руку, останавливая меня в середине предложения, мне не удалось ввести его в заблуждение своими импровизациями, когда я попытался объяснить им свою необычную одежду.
– Не беспокойся, – сказал он. – Я не из тех, кто сует нос в дела человека с ведьмовскими отметками.
И я с удивлением заметил шрам наречения имени на его ладони. Конечно, бабушка сначала не собиралась учить меня магии. Это началось позднее, когда у нее не оставалось выбора.
Перед тем как покинуть Поляну Пепла, я купил рабочую одежду и сделал из своего халата примитивную сумку.
Весна уступила дорогу лету, пока я двигался на север от одного общего дома к другому, наслаждаясь компанией найэни, а в более спокойные ночи читал мифы и легенды Найэна, которые взял в Храме Пламени.
Вдохновленный этими текстами, я начал записывать события собственных приключений, чтобы дядя и бабушка смогли увидеть извилистую тропу, по которой шла моя жизнь. Я начал с Ан-Забата, украшая свои истории изящными виньетками. По мере того как мое путешествие продолжалось, повествование разрасталось, я вспомнил детство, дошел до Железного города и в конце концов добрался до настоящего момента. Вскоре у меня появилась собственная книга на бамбуковых планках, которые я собирал на обочинах дороги, связывая их обрывками халата.
В каждой деревне я обращал особое внимание на слухи о восстании. Оно все еще продолжалось, но теперь существовало два отдельных отряда повстанцев. Один возглавляла Яростная-Волчица, но она уже несколько лет оставалась пассивной. Другой – Армия Лиса – набирал силу, если верить слухам, в Крепости Серого-Наста. Крепость находилась высоко в горах, и ее не было ни на одной карте. Название пробудило во мне воспоминание раннего детства, когда моя мать выгнала своего брата из нашего поместья.
В середине лета я добрался до деревни под названием Речной-Дуб.
Полдень уже миновал, когда я подходил к общему дому. Рядом с конюшнями расположились сиенские солдаты, которые приглядывали за лошадьми своих офицеров. Инстинкт сразу подсказал мне, что лучше направиться в соседнюю деревню, но я решил, что едва ли эти люди узнают беглеца Руку-Ольху в юноше с двухмесячной бородой и в простой одежде. А вот если я уйду сейчас, то наверняка вызову их подозрения. Кроме того, у меня не было никаких гарантий, что я сумел бы найти другую деревню после наступления темноты. Я склонил голову в знак почтения – один из солдат проворчал что-то невнятное в ответ – и вошел в общий зал.
Внутри расположились две дюжины солдат, которые болтали между собой или потешались над певцами и слугами, скорее злобно, чем весело. Если не считать небольшой группы местных девушек, которые пели народные песни Найэна в сопровождении флейты и барабана, все женщины в зале были служанками, носили подносы с едой или наполняли чаши чаем или вином – что меня смутило после предыдущего общения с женщинами найэни.
Я не мог представить, чтобы моя бабушка, не говоря уже о Яростной-Волчице или Горящей-Собаке, сносили такие унижения.
Складывалось впечатление, что всюду, где появлялись сиенские солдаты, они приносили с собой презрительное отношение к женщинам, которое утверждалось при помощи меча. Немногие мужчины найэни, сидевшие около двери, пили только чай и по большей части помалкивали.
Я замер на пороге, ошеломленный видом кривоногого бородатого лекаря, который переходил от одного солдата к другому, проверял их ожоги и пульс. Казалось, Доктор Шо появился из моего детства и годы не оказали на него ни малейшего действия.
Я сел рядом с другими найэни и стал наблюдать за работой Доктора Шо. Он ставил диагнозы каждому пациенту с удивительной быстротой, наполнял бумажные пакетики сухими лекарственными растениями из своего сундучка – тот постарел гораздо заметнее, чем сам доктор, – и убирал в карман монеты, которые ему платили солдаты. Когда он закончил, я ожидал, что он останется посидеть с ними – ведь он был сиенцем, – но Доктор Шо собрал свой сундучок и направился к свободной скамье в конце стола. Одна из служанок принесла ему миску со свининой и рисом. Он ел, не поднимая головы.
Я пересел так, чтобы оказаться напротив него. Он посмотрел на меня с холодной враждебностью, а потом с некоторой неуверенностью.
– Чего ты хочешь? – резко спросил он.
Я показал ему руку.
– У меня рана. Я обещал матери, что покажу ее лекарю.
Он принялся изучать мою ладонь, продолжая жевать.
– Тебе придется заплатить.
Пока он говорил, я снял повязку, и как только он увидел мою ладонь, его глаза широко раскрылись. Смутное узнавание очень скоро сменилось уверенностью.
– Ты! – ахнул он. – Клянусь безумными мудрецами, что ты здесь делаешь? Да еще в таком виде?
– Я путешествую, – ответил я. – А почему до сих пор жив ты?
– Я лекарь, – ответил он, словно этим словом все объяснил. – Разве ты не стал Рукой императора? И не льсти себе. У меня отличная память на идиотов-пациентов, и я горжусь тем, что слежу за последними новостями империи. – Он снова посмотрел на мою порезанную ладонь. – Впрочем, ты выделяешься даже среди самых больших идиотов.
– Это длинная история, – сказал я Доктору Шо. – Важная для империи, но ее едва ли многие слышали в этой части мира.
– Я полагаю, что ее опасно рассказывать в присутствии других людей, – сказал он, бросив незаметный взгляд в сторону солдат. – Куда ты направляешься?
– На север, – ответил я.
Доктор Шо кивнул, окунув усы в миску, затем наклонился ко мне.
– Значит, ты хочешь присоединиться к восставшим? – шепотом спросил он.
– Может быть, – сказал я и кивнул в сторону левой руки.
Он что-то проворчал себе под нос, но пересел на мою сторону и принялся более внимательно разглядывать рану.
– Так уж случилось, что я и сам направляюсь на север. Там есть деревня под названием Нора, где я обычно пережидаю тайфуны. Я вылечу твою рану, а по пути ты расскажешь мне свою историю.
Он поставил мне на ладонь примочку, от которой пахло как из курятника, после чего моя рана стала отчаянно гореть и чесаться. Я спросил его о назначении лекарства, а в ответ он захихикал и ткнул меня под ребра.
Когда я повторил свой вопрос, он заказал вторую миску риса.
Пока мы путешествовали, я поведал о своих приключениях Доктору Шо, чья очевидная ненависть к сиенским солдатам в сочетании с другими его странными качествами позволили мне ему довериться – несмотря на то, что я едва его знал. Он не задавал вопросов и, хотя попросил ему все рассказать, не выказал особого интереса к моей истории. Мое описание смерти Иволги – старая рана, начинавшая болеть, как только я о ней вспоминал, – не вызвало у него никакой реакции. Только после того, как я заговорил о последнем посещении Окары и про его совет отыскать женщину из костей, он отреагировал и расхохотался, однако тут же подавил смех.
– Ты о ней слышал? – спросил я.
– Достаточно, чтобы знать, что с ней лучше не связываться, как и с другими богами, – ответил Доктор Шо. – Но ты уже не можешь отступить, не так ли?
– Откуда ты столько знаешь о магии? – спросил я. – Я никогда не видел, чтобы ты ее применял, и на твоих руках нет никаких меток, – впрочем, морщины могут скрывать все что угодно.
– Да, смейся над стариком, – сказал он. – Мне известны все недуги моих пациентов, в том числе последствия применения магии. Я лечил другие Руки императора, не только тебя, чтобы ты знал.
– Однако ты постарался держаться подальше от солдат, – заметил я.
Доктор Шо пожал плечами.
– Мы не договаривались обмениваться историями, Глупый-Пес. Я вылечу твою руку, а ты добавишь еще одну историю в библиотеку у меня между ушами. Такой была сделка. А теперь скажи мне вот что. – Внезапно он стал серьезным. – Зачем, клянусь ледяным адом, ты хочешь присоединиться к восставшим?
Его вопрос вывел меня из равновесия.
– Империя меня предала. Они уничтожили семью моей матери, похоронили Сор-Кала и стерли с лица земли Ан-Забат.
– Но империя также дала тебе жизнь в роскоши, какой ты не найдешь среди повстанцев, – а они, насколько я понял, убили твоего лучшего друга.
– Это сделали Яростная-Волчица и ее дочери, – возразил я, встревоженный тем, что услышал от него собственные сомнения. – Моя бабушка и дядя не имеют ничего общего с осадой Железного города и смертью Иволги.
– Я лекарь, а потому привык давать советы, которые никто не хочет слышать и не собирается выполнять, – сказал он. – Ты должен проложить собственную дорогу, мальчик. Делай, как я. Держись подальше от хаоса.
– У меня предчувствие, что хаос отыщет меня, даже если я попытаюсь бежать.
Доктор Шо фыркнул и больше ничего не сказал.
Это был первый солнечный день за последнюю неделю, бури начала лета обрушились на Найэн, теплые, но принесшие сильные дожди. Певчие птицы прятались в густой листве над нашими головами. Мы оказались в холмистой местности Крайнего Севера Найэна, где умер Иволга и где я рассчитывал найти женщину из костей.