Мы слышали грохот повозок и эхо криков сиенцев, нам не удавалось понять их смысл, но это явно были приказы.
Доктор Шо отошел на обочину и достал свой медицинский сундучок, как нередко поступал, когда мимо проезжали сиенские солдаты, – это случалось все чаще по мере того, как мы продвигались на север. Я встал рядом с ним, стараясь спрятать ладонь левой руки у своей ноги. Вскоре из-за поворота дороги появилось двадцать с лишним солдат. Часть из них, в конце колонны, походили на смущенных, наказанных за провинность детей. Они поглаживали мечи и хмурились, когда мы на них смотрели.
– На что уставились? – потребовал ответа один из них.
– Оставь их в покое, Резак, – сказал его спутник. – Капитан сдерет с нас кожу, если мы убьем двух местных.
– Не повезло последней деревне, через которую мы проезжали, – сказал Доктор Шо, когда патруль оказался достаточно далеко. – Эти ублюдки ищут место, чтобы переждать тайфуны. Первый может начаться в любой момент.
Я посмотрел на голубое, безоблачное небо.
– Неужели?
– Спокойствие перед бурей, – проворчал Доктор Шо. – Для ведьмака ты совсем не умеешь предсказывать погоду.
– Бо́льшую часть времени я проводил внутри дома, – сказал я и последовал за ним обратно на дорогу.
Когда мы завернули за поворот, то сразу увидели кровь на мостовой, – яркие красные пятна выделялись на фоне зеленого мха и серых камней. На обочине лежала собака. Одна половина ее морды была залита кровью, глубокая рана пересекала глаз.
– Ублюдки, – прошипел Доктор Шо и положил руку на собачий нос. – Все еще дышит, но жизни в нем осталось совсем немного. Быстро, помоги мне, или ты хочешь, чтобы несчастное существо умерло?
Собака заскулила, когда я приподнял ее голову. Доктор Шо стер кровь, чтобы рассмотреть длинные тонкие раны, которые шли вдоль морды и через правый глаз. Я узнал шрамы, хотя видел их только в камне и во сне, но не на живой плоти.
– Неужели тебя тошнит? – спросил Доктор Шо, просматривая одно отделение сундучка за другим. – Раскрой ему пасть.
Я осторожно разжал челюсти собаки. Доктор Шо положил шарик лекарственных трав и нутряное сало псу на язык, а потом принялся массировать шею, пока он не проглотил лекарство. Доктор попросил меня удерживать тело, пока он перевязывал раны.
– Дикому одноглазому псу предстоит тяжелая жизнь, – сказал я, когда он закончил накладывать повязку.
Доктор Шо погладил собаку по спине.
– Мы возьмем его с собой. Я дал ему успокоительное. Тебе придется его нести.
Несмотря на грубые манеры и склонность к меланхолии, именно доброта привела Доктора Шо в его профессию. Интересно, что это говорило об империи: те, чья роль состояла в том, чтобы воспитывать и заботиться – наставники и доктора, – являлись постоянно мигрировавшими членами общества, которые путешествовали от одного ученика к другому или от пациента к пациенту.
Мы ждали на дороге, когда собака уснет. Она оказалась более тяжелой, чем я предполагал, и это могло замедлить нас, но Доктор Шо сказал, что мы уже близко к Норе и прибудем туда до того, как на небе появятся звезды, а общий дом закроют на ночь.
Перед полуднем на чистом небе появились тучи. С востока ветер доносил грохот грома, начался дождь, и капли застучали по листве деревьев и подлеска. Постепенно дорога становилась скользкой, ветер трепал нашу одежду, и во вспышке каждой молнии я видел смерть Иволги.
Дорога перевалила через холм, и мы направились в долину, где, точно самоцветы, сияли далекие фонари. По мере того как мы спускались в тень гор с востока, севера и холмов юга и запада, возникло ощущение, будто буря начала слабеть, хотя я знал, что она набирала силу.
– Подходящее место для сезона тайфунов! – прокричал я Доктору Шо. – Почему бы не провести это время на юге?
– Заткнись! – крикнул он в ответ.
Собака заскулила у меня на руках, напуганная громом и молниями. Я попытался ее успокоить ласковыми словами и поглаживая по голове.
Когда мы подходили к Норе, я увидел частокол и одинокого часового на вышке и сразу вспомнил Железный город, – хотя сильный дождь мешал как следует разглядеть окружающий пейзаж. Сердце у меня в груди забилось сильнее, видимость ухудшилась, и даже глубокое дыхание не помогло мне успокоиться. Должно быть, собака почувствовала мою тревогу. Она снова заскулила и высунула язык из-под повязки, чтобы лизнуть мою руку.
– Все в порядке, – сказал я, словно пытался успокоить собаку. – Мы уже скоро будем под крышей.
Из сторожки у ворот послышались приветственные крики. Знаки на сундучке Доктора Шо оставались узнаваемыми даже сквозь вуаль тумана и дождя. Ворота распахнулись, и один из дежуривших возле них горожан отвел нас в общий дом – довольный тем, что может хотя бы на время перестать мокнуть под дождем. По пути он успел рассказать Доктору Шо все местные сплетни. Несколько стариков и детей заболели летней лихорадкой, а плотник упал с крыши и сломал ногу. Кстати, встретили ли мы отряд солдат по дороге? Отвратительная банда. Половина служанок в общем доме отказывались к ним подходить, и на то были причины. Хорошо еще, что они ушли до тайфунов, иначе их пришлось бы терпеть весь сезон.
Он заверил нас, что собака получит место у камина, и, если поправится и сможет работать, ее заберет кто-нибудь из крестьян. Казалось, Доктор Шо испытал облегчение. Я не был уверен, что собака пожелает остаться.
Общий дом в Норе оказался самым большим из всех, что мне довелось видеть, – трехэтажное здание с длинными столами на первом этаже. Запах долго кипевшего рагу въелся в покрытые деревянными панелями стены, и, хотя играл оркестр, люди громко разговаривали, и только пронзительным звукам флейты удавалось перекрыть шум.
Не только мы с Доктором Шо намеревались провести сезон дождей в Норе. Здесь же находился бродячий жестянщик, который попеременно чинил кухонную утварь и принимался за миску с похлебкой. Рядом сидел торговец и его охранники, шумно игравшие с группой крестьян, молодая женщина, одетая как кузнец, и – удивился я – пара сиенцев в форме солдат гарнизона. Как и во многих других больших городах, в Норе имелся магистрат и гарнизон, но обычно сиенцы предпочитали не заходить в общие дома.
Здесь же они сидели вместе с женщинами найэни и не выказывали неудовольствия.
Я сказал об этом Шо, когда мы снимали куртки и вешали их на крючки у дверей.
– Местный судья разрешает найэни жить по собственным обычаям, – ответил он. – Он родился здесь – вероятно, сдавал такие же экзамены, как и ты.
Меня это удивило. Обычно империя присылала судей из далеких провинций, полагая, что чем меньше связывало судей с людьми, которыми они управляли, тем меньше коррупции и предвзятого отношения. И, что еще хуже, такое перемещение означало, что судьи чувствовали себя увереннее с постулатами имперской доктрины, чем с обычаями местного населения. Интересно, кто из людей, которые сдавали экзамены вместе со мной, получил такие должности.
Прежде чем я успел расспросить Доктора Шо о странном судье, одна из служанок повела меня в дальний конец зала, где играли музыканты и было так шумно, что разговаривать нормальным голосом не представлялось возможным. Доктор Шо поставил свой сундучок и присоединился к карточной игре. Служанка принесла старое одеяло для собаки и устроила пса возле очага, за что я ее поблагодарил, хотя вежливый кивок уверил меня, что она не слышала ни слова.
Громкий стук и вой ветра заставил смолкнуть разговоры – казалось, будто кто-то набросил одеяло на огонь. Все женщины одновременно встали и направились к лестнице. В дверном проеме стоял капитан отряда, который проехал мимо нас днем. Солдаты входили в зал и устраивались возле очага. Гром и шум дождя помешал местным жителям уйти.
Местные жители и путешественники старались держаться вместе. Мне не хотелось оставлять собаку и еще больше – ее перемещать. Игра в карты прекратилась, и Доктор Шо присоединился ко мне.
– Согрейте моих людей, – резко сказал капитан. – Я поставлю в известность судью о нашем присутствии. – Он посмотрел на одного из пожилых найэни, не обращая внимания на служанку, которая была в общем зале главной до их появления. – Я приношу свои извинения за то, что мы пришли во второй раз. Моим солдатам требуется еда и разведенное вино. Как только закончится буря, мы уйдем.
Мужчина – а он был обычным крестьянином и не отвечал за общий дом – кивнул, хотя не вызывало сомнений, что бо́льшую часть слов капитана, говорившего по-сиенски, он не понял. Капитан патруля вышел наружу и захлопнул за собой дверь, отчего тишина стала еще более напряженной – ее нарушали только солдаты, которые подтаскивали скамейки к очагу и раскладывали на них мокрые плащи. Один из тех, кого мы встретили на дороге – я узнал его хмурое лицо, – заметил собаку, Доктора Шо и меня и усмехнулся.
– О, доктор, мы всего лишь решили пошутить, – сказал он. – Какой глупец тратит лекарства на собаку? – Он рассмеялся и ткнул локтем другого солдата, тот также рассмеялся, впрочем, без особого удовольствия.
Они сели напротив нас. Доктор Шо бросил на них мрачный взгляд, но ничего не сказал. Первый солдат ухмыльнулся.
– Что? У тебя нет чувства юмора? – спросил он и сбросил сапоги. – Ну а как насчет того, чтобы поработать? Мои пальцы на ногах покрыты водяными мозолями. – Он пошевелил ими и рассмеялся.
– Десятка, деньги вперед, – сказал Доктор Шо.
Солдат склонил голову набок.
– В каком смысле?
– Ты хочешь, чтобы я занялся твоими вонючими обрубками? Десятка.
– Вы слышали, он просит денег! – Солдат оглядел своих товарищей, которые были также недовольны им, как Доктор Шо. – Он бесплатно лечит бродячую собаку, но требует деньги у защитника империи? – Он наклонился через стол и ткнул пальцем в лицо Доктора Шо. – Такова твоя верность? Может быть, ты шпион повстанцев? А тебе известно, что мы делаем со шпионами? – Его усмешка превратилась в злобный оскал. – Мы поступаем с ними много хуже, чем с собакой.
– Твое дыхание пахнет мочой, – сказал Доктор Шо, отбрасывая его руку в сторону. – Могу тебе прописать лекарство от этого – еще за пятнадцать медяков.