Окара замахал хвостом и залаял.
Шипящая-Кошка поскребла землю у своих ног кончиком иглы.
– Но это будет нарушением договора, – заметила она.
– Именно по этой причине он действует именно так, – сказал я, представляя Камни на доске – медленное осторожное продвижение на территорию противника, постоянная необходимость маскировать каждый ход, даже если он ведет к победе.
Пес махал хвостом и переступал с одной ноги на другую, а потом начал повизгивать.
– Сожалею, – сказал я. – Я не понимал… Он же не может мечтать о возобновлении войны с богами, ведь так?
– Ничего другого быть не может, – заявил Окара.
– Но это будет означать конец всего мира! – сказал я.
– Нет, если он нанесет удар достаточно быстро. – Шипящая-Кошка опустила иглу в огонь. – Если – если – ты прав, то самый умный ход, который он может сделать, – это найти способ создать собственных ведьм, таких, какими были древние. А при помощи передачи он превратит десять тысяч обычных мужчин в армию волшебников, владеющих древней магией.
– Складывается впечатление, что ты хочешь, чтобы он так поступил, – сказал Доктор Шо.
– Мы оба знаем, что время не способно уничтожить прежние обиды, – ответила она.
– Но, если он потерпит поражение… – начал я.
– Твои рассуждения построены на размышлениях ребенка, – проворчала Шипящая-Кошка. – О, только не обижайся. Я прожила довольно много. Тридцать – это очень, невероятно, юный возраст.
– Мне двадцать три, – пробормотал я.
Она фыркнула.
– Значит, не ребенок – дитя! Я знаю Тенета, твоего императора. Мне не требуется делать предположения. Он не станет рисковать миром ради мелкой мести. Окара, ты возмущаешься из-за утраты твоих храмов и ведьм. Только это тревожит твоего бога, мальчик. Мелкое соперничество: соревнование между божествами.
Я обдумал ее слова и потонул в море новых сведений. Боги и древние ведьмы оставались выше моего понимания, но мне требовалось отыскать несколько несомненных фактов, за которые я попытался бы ухватиться.
– Я не бог, и меня не интересует их соперничество, – сказал я. – Но я видел, как дети охотятся на крыс на улицах Ан-Забата; их пытались накормить жители Ан-Забата, а империи было наплевать.
– Я побывал во всех уголках его империи и могу лишь сказать, что мальчик прав – империя жестока, – вмешался Доктор Шо. – Она обладает собственной красотой, и ее культуру нельзя назвать пустой или лишенной смысла, но она эгоистична и груба, – Тенет всегда был таким. Собирается он или нет воевать с богами, он совершенно определенно планирует создать собственный мир и править им вечно. И я думаю, что это не тот мир, в котором вы хотели бы жить.
Шипящая-Кошка открыла рот, собираясь заговорить, но Доктор Шо поднял руку, чтобы заставить ее замолчать.
– Ты можешь продолжать жить в своей пещере и делать вид, что происходящее за ее пределами не имеет к тебе отношения, но однажды ты сражалась за то, чтобы спасти человечество от прихотей могущественных существ. Почему бы не сделать это еще раз?
– Я всегда считала тебя трусом, – пробормотала Шипящая-Кошка.
– О, так и есть, – сказал Доктор Шо и мрачно кивнул. – Но я еще и доктор. То, что я прописываю тебе, может быть совсем не тем лекарством, которое нужно мне.
– А ты станешь меня учить, если она откажется? – спросил я у него.
Он посмотрел на меня, и его лицо стало жестким.
– Я знаю, что совершил ошибку в Норе, – сказал я, – но…
– Он не может тебя учить, – вмешалась Шипящая-Кошка.
– Из-за договора? – спросил я.
– Из-за того, что я не ведьмак, – спокойно сказал Доктор Шо. – Я просто доктор. Очень хороший доктор.
– Это невозможно! – выпалил я. – Ни один доктор не может знать столько, сколько ты.
– Повторю, я очень хорош, – сказал Доктор Шо, снова поворачиваясь к Шипящей-Кошке. – И моя история сейчас не имеет значения. Важно, какое она примет решение.
Огонь потрескивал в очаге. Пес, наконец, лежал спокойно. Я наблюдал за Шипящей-Кошкой, смотревшей на пламя.
– Любое сердце должно разбиться, когда голодают дети, – сказала Шипящая-Кошка, – но временами именно туда ведет узор. – Она протянула руки к костям, которые лежали рядом с ней. Огонь костра играл на поверхности кости, заполняя тенями трещины и начертанные на ней руны. – Ты не дал честного ответа на мой предыдущий вопрос, – наконец сказала она. – Почему ты хочешь учиться?
– Потому что я увидел жестокость империи и хочу с ней бороться, – сказал я и наклонился вперед, позволив надежде снова загореться в груди.
Снова застучали черепа, вплетенные в ее волосы.
– Нет. Ты искал магию и раньше – ты сам говорил. Ответь мне честно.
Во рту у меня пересохло. Как на имперских экзаменах, мой ответ на ее вопрос мог либо открыть дверь, либо навеки ее захлопнуть.
– Моя бабушка поставила на моей руке метку, – сказал я. – Я считаю, что мой долг…
– Никто и никогда не искал магию из чувства долга, – перебила меня Шипящая-Кошка. – Последний шанс, мальчик.
Она хотела знать правду. Но будет ли этого достаточно?
– Когда я был ребенком, я почувствовал след магии моей бабушки, – сказал я. – Она показалась мне истинной и имеющей смысл, чего я никогда не мог сказать об уроках моего наставника. Всю жизнь мой путь определяли другие. Я хочу найти собственную дорогу в мире, по своим причинам, основанным на моем понимании узора. И первый, истинный шаг состоит в том, чтобы изучать магию в том виде, в каком я впервые ее коснулся. Магию без канона и договора.
Она долго смотрела на меня, и я почувствовал, как к горлу начинает подступать тошнота в предчувствии отказа.
– Договор, запрещающий мне обучать тебя магии, важнее договоров, которые ты несешь, – сказала Шипящая-Кошка, – но я могу учить узору – миру, какой он есть, который ты так долго хотел понять. И когда это произойдет, я могу показать тебе то, что сделала твоя бабушка, когда вернула целостность, восстановила узор, каким он должен был быть, и уничтожила заклинания твоих врагов. Кто знает? Если ты так умен, как утверждаешь, быть может, при моей незначительной помощи, которую мне по силам тебе предложить, ты получишь собственную древнюю магию.
Я осмысливал ее слова, не в силах поверить.
Она будет меня учить. Здесь я смогу найти ответы на вопросы, которые мучили меня с самого детства. На меня нахлынуло облегчение, которое сменилось возбуждением, быстрым, обжигающим и дарящим энергию, точно молния.
– Я голодна, – пробормотала она. – В доме есть копченая рыба. Мы можем начать после того, как я поем.
Она швырнула лопатку, которая ударилась в темноте о стену и разлетелась на части.
Глава 26. Узор мира
– Нет, идиот, – прорычала Шипящая-Кошка. – Не пытайся ничего делать. Просто почувствуй, как узор меняется, а потом записывает себя вокруг пламени.
Я стоял на коленях, подобрав под себя ноги, рядом с ее костром, мои глаза были завязаны тряпкой, от которой воняло плесенью, руки лежали на коленях. Первый холод осени пролетел по пещере, и у меня появилась гусиная кожа на тыльной стороне рук и шее. Я на некоторое время сосредоточился на этом ощущении, пока боль в коленях и затекшие плечи перестали казаться чем-то отдельным от меня и стали ядром моего существа.
Холод – и жар, что омывал мои грудь и бедра, – находились вне меня. Ощущение было тенью реальности, отброшенной на стену моего сознания. Лихорадка и холод, судороги и тяжесть, которые я чувствовал как последствия магии, также стали тенями. Первый шаг в постижении узора, сказала Шипящая-Кошка, заключается в том, чтобы воспринять различие между собой и другим, рассматривать другого в его собственной реальности.
– Ты чувствуешь, как оно горит, хотя и не должно? – спросила она. – Как не поглощается топливо, однако возникает тепло?
Ее голос был приглушенным, словно шел издалека. Я сам себе казался сферой, твердой и гладкой, как нефрит, а вокруг в бесконечном, ошеломляющем танце вращались мириады вещей. Я прикасался к ним с таким чувством, с каким прикасался к стенам канона, и ощущал узор, как в те времена, когда был ребенком, до того, как на мне появились метки ведьмы.
В узоре рядом со мной находилась другая воля, подобная железному клину, торчавшему откуда-то сверху, из какого-то невидимого места, и двигавшемуся вдоль потока танца.
– Я чувствую, – сказал я.
– Хорошо, – ответила Шипящая-Кошка, и ее голос показался мне вторжением извне. – А теперь погаси пламя.
Я нажал на клин, но он оказался прочным, как стены канона.
– Пройди сквозь него, точно шип, – подсказала мне Шипящая-Кошка. – Почувствуй мир, каким он хочет быть. Объедини свою волю с узором.
Я сделал глубокий вдох и еще сильнее открыл себя. Объедини свою волю с узором… объедини свою волю с миром, каким он был и каким он будет.
Но было и то, что я хотел, но не мог получить никогда. Я хотел оказаться в Пустыне Батир, на носу парусника Катиза, сражаться с империей рядом с Атар. Хотел находиться в саду Голоса Золотого-Зяблика, выпивать и играть в Камни с единственным другом моей юности. Однако я видел лишь разрушенные обелиски и кровь Иволги на земле.
– Достаточно! – рявкнула Шипящая-Кошка. Клин исчез из узора, и она сорвала повязку с моих глаз. – Бесполезный глупец.
Я открыл рот, чтобы объяснить, но она махнула рукой, заставив меня молчать.
– Я закончила на сегодня, а ты – нет. Все наставники, которые у тебя были, дали тебе только ограниченный, узкий взгляд на то, что возможно. Пока ты не научишься видеть дальше, ты никогда не сможешь понять устройство мира во всей его полноте. Продолжай первое упражнение до тех пор, пока не начнешь видеть узор с открытыми глазами, когда тебе в ухо кричит обезьяна. А я буду делать то, чем занималась бы, если бы проклятый пес не привел тебя сюда.
Я понимал, что это наживка, но все равно клюнул.
– И чем же? – спросил я.
– Пойду спать.
И она закрыла за собой дверь дома.