все свое могущество, чтобы наша смерть стала легендой.
Все мое могущество. Ветры Ан-Забата, огонь Найэна и даже молнии степи Гирзана, хотя и ограниченные каноном магии.
Я потянулся ко всему сразу, соединил их, как разрозненные нити тех мест и людей, что были вплетены в меня.
Верхние области циклона опали, и образовался не цилиндр, а купол ветра. Внутри я зажег пламя, и оно загорелось и заплясало, точно призрак живого огня. Наконец, в самом узоре, свободном от канона и договора, я создал то, что сумел взять из боевой магии, и яростные молнии начали рассекать воздух.
Я закрыл глаза, защищая их от ревущей стены света, что вращалась вокруг Крепости Серого-Наста. Жар пронесся над двором, превратив замерзшую землю в грязь. Я упал и вложил в заклинание всего себя. Всю свою ярость. Всю скорбь. Все желание искупления.
Мир вокруг затопило сияние звезды, и на миг он поник под его тяжестью.
С последним усилием я развернул ураган ветра, пламени и молний в долину между горными пиками, почувствовал, как в узоре древние сосны вспыхнули от жара, а снег превратился в пар. Солдаты кричали, пытались обратиться в бегство, но падали и умирали, закованные в расплавленные остатки доспехов.
Затем все закончилось. Огонь погас. Призванные ветры стихли. Последняя молния ушла в землю. Узор начал медленно восстанавливаться. Проснулись ветры – настоящие ветры, – разбуженные жаром. Я перекатился на спину и посмотрел вверх, на круглый шрам, оставленный в небе моим циклоном, который медленно закрывали перистые облака. Начался легкий снегопад.
– Да, – сказала бабушка, и я почувствовал ее сильную руку на своем плече. – Этого они не забудут.
Она прижала мою голову к груди, и я позволил себе подумать, что все закончится хорошо и моя магия заставит сиенцев уйти.
А мой дядя скоро вернется, обнимет меня и даст возможность жить среди своего народа, о чем я всегда мечтал.
Затем я услышал шаги на дорожке, ведущей к воротам, и крики сиенцев, поднял голову и увидел, как распахиваются ворота и во двор входит дюжина человек с мужчиной во главе, которого я узнал по редкой бороде и улыбке, призрачной и полной ярости.
– Ну вот, – сказал Голос-Вестник. – Кажется, это наша кошка с пятым пальцем.
Глава 28. Рука Короля Солнца
Я попытался встать, но усталость взяла свое. Вестник медленно шел к нам, сложив руки за спиной. Тетраграмма у него на лбу сияла ртутным огнем.
– О, Ольха, – сказал Вестник. – Тебе бы следовало держаться в стороне. Мы тебя искали и надеялись найти здесь, но не знали наверняка, что ты тут окажешься, до тех пор, пока ты не свалился с неба, как глупец, коим всегда был.
– У него другое имя, – сказала на сиенском моя бабушка.
Вестник с презрением на нее посмотрел.
– Еще одна ведьма? – пробормотал он и повернулся к людям, которые пришли вместе с ним.
– Всего лишь старуха. Хороший первый тест, как вы считаете?
Я проследил за его взглядом и увидел два лица, одно из которых заставило меня задуматься, а другое ледяным клинком пронзило сердце. Первым был Пепел, левая сторона его лица превратилась во влажную рану. Второй, мучительно знакомый, с теми же проницательными глазами, в которые я много раз смотрел через доску для игры в Камни, но более бледный и худой, теперь был одет в позолоченные доспехи Руки императора. Он посмотрел на меня и после коротких колебаний поднял руку в направлении моей бабушки.
Пепел сжал запястье Крыла.
– Ты обещал мне месть, Вестник.
– И ты ее получишь, – сказал Вестник. – Но Рука-Крыло заслуживает шанс себя показать, разве не так?
– Отдыхай, Глупый-Пес, – сказала бабушка, осторожно опустив мою голову на землю. – Теперь моя очередь пустить им кровь.
Она призвала пламя, направила его в свой корявый посох и метнула, как копье, в Вестника. След канона прогрохотал – Вестник поднял щит мерцавшего света.
Ее посох ударил в него и развалился горкой пепла, заставив Вестника сделать шаг назад. Пока он приходил в себя, она подпрыгнула в воздух и на крыльях орла устремилась к Пеплу.
Хлыст боевой магии вылетел из руки Пепла, но бабушка превратилась из орла в мышь, и хлыст пронесся мимо. Пепел перешел в другую часть канона и сжал кулак с клинком ветра. Бабушка снова изменила форму и в теле горного волка атаковала Пепла. Ее челюсти сомкнулись на его горле, и она опрокинула его в грязь.
Пепел покатился по земле, заливая ее кровью, а она повернулась к Крылу.
На ее зубах сверкнула белая пена с кровью. Мальчик отшатнулся, я увидел сломанного Иволгу, залитого собственной кровью, и отчаянно закричал, не желая смотреть, как мой друг умирает во второй раз.
Бабушка колебалась всего мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы воля Вестника обратилась к канону, оставив след, который тяжким бременем лег мне на плечи. Ленты света замелькали у его пальцев и обхватили бабушку, точно цепи, в локтях и коленях.
Судорога сковала ее мышцы под серой шкурой. Она взвыла от боли – и ее голос все больше напоминал человеческий крик, – а потом ленты света сжались, заставив ее вернуться в человеческую форму.
Ее воля ударила в мир, потянувшись к пламени для последней отчаянной атаки, повторяя судьбу мужа. В три шага Голос-Вестник оказался рядом с ней и ударил носком сапога ее в челюсть. Бабушка перекатилась и осталась лежать неподвижно, а шип ее колдовства растворился в узоре.
Я перевернулся на живот, стараясь прийти к ней на помощь, потянулся к колдовству, попытался призвать ветер, но все мои силы ушли на создание бури, огня и молний.
Мне удалось лишь создать пламя свечи на кончиках пальцев, которое направилось в сторону Вестника, когда тот повернулся, почувствовав мое колдовство, и с жалостью на меня посмотрел.
– О, Ольха, мой бедный бриллиант, глупый мальчишка, – сказал он, вынимая нож из-за пояса. – Я бы хотел быть добрым.
Он обошел меня, легко предотвратив попытку поджечь край его одеяния. Его колено надавило мне на спину между лопатками. Мягкая рука сжала левую руку, и я почувствовал холодное прикосновение ниже локтя, затем огонь и капли влаги. Он отпустил левое запястье, сжал правую руку и снова ударил ножом, и я ощутил отсутствие договора с призывающими-ветер, пустоту, которая, казалось, поглотила все воспоминания об Атар, Долине Правителей, словно все, что было построено в Ан-Забате, исчезло.
– Стисни зубы, – сказал он. – Теперь боль будет очень сильной.
Боль пронзила мое правое запястье, и крик вырвался сквозь сжатые зубы, пока Вестник заканчивал свою работу. Я ощутил последний удар, как обнаженный нерв, а потом успокаивающее издевательское тепло исцеляющей магии.
– Я сожалею, Ольха, – сказал он, и его слова прозвучали как далекое эхо, – но империя все еще в тебе нуждается.
Силы наконец покинули меня, сказалось действие исцеляющей магии, и я провалился в темноту.
Эхо звенящей стали и отчаянных криков вернули меня из темноты. Боли не было, хотя моими последними воспоминаниями являлись боль и Иволга, стоявший над телом моей бабушки.
Я заморгал от света факела. Теперь я снова находился в комнате с картой, мои руки были прижаты к бокам лентами мерцавшего света. Другие ленты удерживали бабушку, которая лежала на столе. Я попытался встать, но свет удерживал меня надежно, как железные цепи.
– Четвертая магия – она обычно первой добавляется к канону, но овладеть ею значительно сложнее, чем молниями или исцелением, но она также и самая полезная, – сказал Голос-Вестник.
Он встал между мной и столом, держа в руках маленький шелковый мешочек и нож.
Увидев нож, я перевел взгляд на свои руки. На месте татуировок говорящего-с-ветром появились зазубренные шрамы на правой руке, которая заканчивалась розовой сморщенной культей.
– Я ведь тебя предупреждал, верно? – сказал Вестник. – Такова судьба всех Рук, которые потерпели поражение.
– Почему ты нас не убил? – прохрипел я.
– Если бы я мог, Ольха, – сказал он и положил мешок на стол рядом с моей бабушкой. – Как я уже говорил, связывающая магия не просто удерживает тело. На самом деле она возникает из магии переноса. Она ослабляет волю и мешает связанному использовать магию, но дает связавшему беспрецедентное проникновение в его мысли и волю. Достаточно, чтобы отследить любую примитивную магию. Ты поймешь – ведь ты всегда был исключительно умным учеником, – что это способ, при помощи которого империя узнаёт магию покоренных стран. Ан-Забат ему не поддался, его маги оказались способны переносить пытки и были готовы умереть, чтобы не позволить империи овладеть их магией. Но, как тебе прекрасно известно… империя придумала уникальное решение.
– Ты хочешь получить мою магию, – сказал я, перестав сопротивляться. – Какую? Теперь у меня ее нет. Ты все отрезал.
– В созданной тобой буре были молнии, – сказал Голос-Вестник. – Я не глупец. Я срезал отметки твоих договоров, чтобы ты не имел доступа к легкому оружию, но я полагаю, что тебе по силам отдать то, что мне нужно.
– И чего ты хочешь?
Призрачная улыбка с легкой примесью гнева появилась на его губах. Он вытащил из рукава маленькую чашу, блеснувшую серебром в свете факела, и поставил ее на стол между нами.
– Вода, Ольха. Лучшая часть магии Ан-Забата. – Он хлопнул в ладоши и сделал знак тому, кто находился у меня за спиной. – Кстати, я совсем забыл о гостеприимстве! Хочешь чаю? Или чего-нибудь покрепче? К сожалению, я не привез с собой сливового вина, которое ты так любишь.
Солдат поставил поднос на стол, рядом с моей бабушкой.
Пар поднимался над чайником, но я не увидел чашек, только бутылку крепкого ликера из сорго, которое мы пили с Иволгой в тот вечер, когда началась наша дружба.
Я покачал головой и рассмеялся над абсурдностью его жеста и требований.
– Я много раз видел, как они извлекали воду из песка, но ан-забати не научили этому меня.
– О, я сомневаюсь, – сказал Вестник. – Возможно, они научили тебя молчанию. Но после того… как начнется извлечение, мы посмотрим, как долго удержится печать молчания на твоих губах.