Стиснув зубы, я ударил ножом по ладони, достаточно глубоко, но так, чтобы серьезно не повредить руку. Рана получилась длинной и неровной, шедшей от начала большого пальца под средним, и я подумал, что мне посочувствует даже самый закаленный в боях воин. Кроме того, рана отвлекала даже мой знающий взгляд от тонких шрамов, нанесенных бабушкой. После того как я перевязал рану той же тканью, я положил нож на место и вышел из храма.
И в этот момент почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом, но когда повернулся, то увидел только каменные глаза волчьих богов, которые спокойно на меня смотрели. На следующее утро Коро Ха запаниковал, увидев свежую кровь. Он снял повязку с моей руки и приложил припарку из лекарственных растений и минеральное масло. Закончив, он вложил кисточку для письма в мою левую руку.
– Я надеюсь, что ты получишь удовольствие от письма, мальчик, – сказал он. – В ближайшие дни тебе придется много этим заниматься.
Глава 4. Экзамены
Только тишина ночью, когда она должна была бы спорить с моей матерью, сказала мне, что бабушка ушла.
Отец, мать и Коро Ха не обмолвились об этом ни единым словом. Возможно, думали, что, если мы не будем о ней говорить, сиенцам не придет в голову, что мы столько лет прятали ее в нашем доме.
В течение следующих трех лет я самостоятельно, насколько мог, учился магии, но ведьмины отметки делали мои усилия незначительными и слабыми.
Я больше не парил над миром, точно кисточка над чистым листом бумаги, обладая свободой написать на нем все, что пожелаю. Теперь всякий раз, когда я обращался к магии, я ощущал в себе только силу призвать огонь и изменить форму. Но без наставлений бабушки я осмеливался лишь зажечь свечу.
И неудивительно, что, по мере того как начали приближаться экзамены, я перестал отвлекаться на ее уроки. Единственная дорога, которая привела бы меня к освоению магии, лежала в не слишком реальной вероятности того, что я стану Рукой императора.
Если бы бабушка узнала, что мои мысли – не говоря уже о надеждах – направлены в сторону этой возможности, она пришла бы в такую ярость, что мне пришлось бы опасаться за свою жизнь. Однако после многих лет по большей части неудач в попытках освоить магию, которые сдерживали ведьмины отметки, вырезанные на моей ладони бабушкой перед тем, как она меня покинула, чтобы принять участие в своей войне, меня уже не занимало ни то, что она могла подумать, ни ее надежды и планы. Когда пришло мое время отправиться в столицу, чтобы сдать имперские экзамены, я не был в храме уже больше года.
Отец принял решение остаться дома за день до моего отъезда. Он не стал задавать мне вопросы, как часто бывало в моей юности, а вместо этого отвел в маленькую семейную часовню, которая находилась в дальнем углу сада.
Мы протерли алтари святых, отполировали золотые лица розовым маслом, зажгли благовония у ног и поставили на стол фрукты и сладкий рис. Покончив с делами, мы опустились на колени перед лакированной табличкой, на которой были вырезаны имена наших самых выдающихся древних родственников. Отец попросил у них помощи, а также чтобы они направляли мой язык и кисть во время экзаменов. Я произнес собственную молитву, обратившись к Вену Могучему-Дубу, чтобы он показал мне, как стать Рукой императора. Когда мы поднялись с колен, отец тепло сжал мое плечо – чего я не видел от него со времен раннего детства.
– Хорошо, что у тебя есть амбиции, – сказал он, – но чтобы восстановить репутацию нашей семьи, потребуется несколько поколений. Мои родители – да покоятся они рядом с нашими величайшими предками – ступили на этот путь, когда продали свою жалкую ферму, чтобы купить мой первый корабль. Я исполнил свой долг и позаботился о твоем образовании. Теперь твоя очередь.
Тебе лишь требуется получить незначительный пост, но такой, который даст возможность нанять для твоих сыновей по-настоящему прекрасных наставников. Возможно, один из них или твоих внуков займет истинно высокое положение.
– Разумеется, – проговорил я. – Но, если вспомнить слова мудреца Путника-на-Узком-Пути, разве не лучше стремиться к вершине горы, чем остановиться у ее подножия.
Отец улыбнулся, ему нравилось, когда я цитировал мудрецов, и повел меня в садовый павильон. В тот вечер мы с ним впервые вместе пили вино.
Я не стал ему говорить, что его и мои цели больше не совпадали и я не хотел быть всего лишь камнем на дороге к восстановлению репутации семьи. Я скрыл от него свое решение двигаться вперед до тех пор, пока не окажусь на самой вершине горы, и уверенность в том, что только там я мог надеяться добиться понимания силы, которую использовал и которая чудом меня не уничтожила.
Утром отец вернулся к своим кораблям, а мы с Коро Ха отправились в столицу. Несмотря на то что мой отец являлся купцом и много разъезжал по стране, я ни разу не покидал уютный уголок, где вырос, и потому меня невероятно волновала перспектива попасть в город Восточной крепости. Впрочем, путешествие оказалось совсем не таким приятным, как я рассчитывал.
На Большом пути, объединявшем Найэн с севера на юг, по-прежнему остались следы сиенского вторжения. Все три дня нашего путешествия слугам, которые несли паланкин, приходилось преодолевать глубокие колеи и торчавшие из земли камни. Я пытался читать, но текст подпрыгивал и дергался у меня в руках, а когда Коро Ха решил попрактиковаться в словесных разделах экзамена, на каждой кочке и яме у меня стучали зубы. Один раз я даже прикусил язык и почувствовал во рту вкус крови.
К концу третьего дня наш паланкин пополз совсем медленно, и я открыл окно, решив, что мы уже прибыли в столицу, но, несмотря на то что мы проехали в городские ворота, на этом наше продвижение вперед практически остановилось. Теперь носильщики пробирались через бесконечное море молодых лиц, одни выглядывали в окна паланкинов, другие путники шли пешком по пыльной дороге.
Коро Ха почувствовал мое беспокойство и, когда наш паланкин пробирался по улицам Восточной крепости, принялся рассказывать о великолепных блюдах, оперных спектаклях и экскурсиях по городу, которые последуют за моими экзаменами. Я никогда не бывал в опере и не пробовал заморские деликатесы из дальних уголков империи, но Коро Ха утверждал, что они будут на банкете у губернатора в честь тех, кто успешно сдаст экзамены. И хотя его истории меня отвлекали, неприятное, ноющее ощущение в желудке никуда не девалось.
Мой отец договорился, что мы остановимся у его делового партнера. Господин Йат являлся владельцем медных рудников, и корабли отца нередко доставляли руду на материк Сиены.
Господин Йат поприветствовал нас и приказал стюарду показать нам наши комнаты, а затем проводить в домашние бани. Когда мы помылись и переоделись, господин Йат присоединился к нам в небольшом дворике, где для нас накрыли трапезу, состоявшую из жареного лосося в устричном соусе, тушеных овощей, риса с жасмином и моркови, обжаренной в масле с красным перцем.
– Я помню, когда Чертополох, мой второй сын, сдавал экзамены, – сказал господин Йат и, блеснув золотым зубом, отправил в рот кусок рыбы. – Девять лет назад. Я сам отвез его в Главную крепость, чтобы он не сбежал и не потратил карманные деньги на материковые соблазны. Бедняга чуть не обделался, так он волновался, но сейчас служит писарем у какого-то генерала в Тоа-Алоне. Твой отец самый поразительный мастер своего дела из всех, с кем я знаком. Если у тебя хотя бы половина его мозгов – даже если другая испорчена восточной кровью, – ты все сдашь.
Меня возмутили его слова, но я не мог ничего сказать хозяину дома, поскольку это считалось дурным тоном. Господин Йат налил нам сливового вина, мягкого и сладкого, которое приятно отвлекло меня от беспокойных мыслей. Я довольно быстро осушил свою чашу, но, когда господин Йат собрался снова ее наполнить, Коро Ха перевернул свою вверх дном и со значением посмотрел на мою.
– Завтра тебе потребуется ясная голова, – сказал он.
– Пусть мальчик немного повеселится, – заявил господин Йат, перевернул чашу Коро Ха и наполнил ее вином. – Расслабленный ум отличается быстротой! Я не помню, кто из мудрецов это сказал, но уверен, что кто-то из них определенно такое говорил.
Коро Ха отодвинул чашу.
– Прошу меня простить, господин Йат. Мы благодарны вам за гостеприимство, но молодому мастеру Вену – и не важно, испорчена у него кровь или нет, – суждено стать больше чем младшим писарем у какого-то генерала на задворках империи.
С этими словами он встал, поклонился хозяину и выжидательно на меня посмотрел. Вино уже ударило мне в голову, но я знал, что, когда у моего наставника такое выражение лица, лучше подчиниться. Господин Йат принялся бормотать что-то насчет того, что помочь моему отцу для него огромное удовольствие, пожелал мне успеха на экзаменах и наполнил свою чашу вином.
Когда мы вошли в вестибюль гостевого крыла, Коро Ха остановился, и я испугался, что он решил в последний раз прогнать меня по всем заданиям, но он взял шкатулку с кистями, которую мама подарила мне в честь предстоящих экзаменов. Она была невероятно красивой, покрыта лаком и разрисована ветками ольхи. Коро Ха протянул ее мне, и я взял шкатулку в руки, чувствуя значимость момента, как и когда бабушка дала мне имя.
– Мы будем тобой гордиться, Вэнь Ольха, – сказал Коро Ха. – Хороших тебе снов.
Но той ночью я лежал без сна, вспоминая и повторяя сотни лекций и афоризмов, которые знал наизусть, волнуясь по поводу дюжин возможных вопросов для эссе, а также опасаясь, что кто-то из экзаменаторов поймет, что означают шрамы на моей правой руке. Мне удалось ненадолго уснуть, но меня мучили кошмары. Несмотря на то что я мечтал забыть ту ночь, когда я обратился к магии, не имея ведьминых отметок на руке, что привело меня к ужасным последствиям, мое спавшее сознание вытащило наружу воспоминание о том, как я долго, мучительно полз по заросшей травой тропе. Я чувствовал на себе каменные глаза волчьих богов, словно они следовали за мной через лес. А их слова, произнесенные шепотом, выплывали из теней на его границе.