Прыгай через сугроб, не попади в ледяную лужу и не поскользнись. В такое время престарелым и инвалидам на улице делать нечего. Люди спешат на работу, шагают бодро, бестрепетно преодолевают препятствия.
Летом 1990 года в Москве побывал бывший директор Центрального разведывательного управления США Колби. Как и мы, старые кагэбэшники, он пережил процесс конверсии и приехал в качестве сотрудника юридической фирмы с туристическими целями. Крючков принял Колби, беседа была очень дружеской и теплой. На вопрос председателя о московских впечатлениях Колби ответил, что его поразил вполне благополучный и даже процветающий вид уличной публики. Наслышавшись о бедствиях, обрушившихся на Советский Союз, гость ожидал увидеть на улицах изможденных, укутанных в рваные лохмотья москвичей, людей, умирающих от голода прямо на тротуарах. Он был поражен и радостно разочарован.
Думаю, что и в нынешние трудные дни москвичи способны порадовать своим внешним видом любого иностранного доброжелателя: фигуры, особенно у женщин, добротные, физиономии упитанные, одежда по сезону.
Узкие тротуары заставлены киосками. Они растут как грибы, втискиваются в самые немыслимые места, теснят людской поток. Попытки мэрии добиться того, чтобы киоски и ларьки имели приглядный вид и украшали улицы столицы, приносят лишь частичный успех. Только в самом центре города появились аккуратные стеклянные сооружения. По всему периметру площади Белорусского вокзала стоят наспех покрашенные киоски «Союзпечати», строительные вагончики, грузовые контейнеры с прорезанными в боках окошками. Витрины киосков забраны частыми решетками. Из-за решеток выглядывают пестрые пачки импортных сигарет, пакетики жевательной резинки, спортивные тапочки, бюстгальтеры и трусы, куклы Барби, модные духи и помада, бижутерия, игральные карты с непристойными картинками, банки с ветчиной и пакеты с макаронами, банки и бутылки пива, кока-колы, чужеземных лимонадов. Больше же всего пестрых разномастных и разнокалиберных бутылок со спиртным: водка, джин, шампанское, виски, коньяк. Господствуют над всей этой веселой мозаикой солидные литровые сосуды со спиртом «Ройал», именуемые в просторечии «рояль». Какие-то умные люди провернули колоссальную аферу. Была отменена государственная монополия на торговлю спиртным, и в Россию хлынул «рояль», облагаемый минимальной импортной пошлиной как пищевой продукт.
Делайте деньги, господа! Такой случай представляется не каждое столетие! Спиртовые доходы поступают в рублях, рубли обращаются в доллары, доллары ложатся на счета в зарубежных банках. Разоренная Россия кормит процветающий Запад.
Меж киосками (официально они называются коммерческими магазинами, а неофициально — «комками») совсем уж мелкая лоточная торговля. Торгуют молоком, колбасой, сыром, пивом, вермишелью — всем тем, что должно было бы лежать на прилавках государственной торговли, не пугая покупателей ценой. Власть отменила понятие «спекуляция», будучи не в состоянии покончить с самим явлением. Так была решена проблема, терзавшая Советское государство десятилетиями. Оказывается, любую проблему можно решить указом. Есть указ — нет проблемы, и указы сыплются на страну как из рога изобилия. Что такое беззаконие? — спрашивает себя обыватель. Отсутствие законов или их избыток? Ну не все ли нам равно? Вера в творческую силу указа появилась в России в седой древности, благополучно прижилась при большевиках и расцветает в новом «демократическом» государстве. Когда-нибудь власть набредет на такой магический указ, что сразу в стране наступит полное благоденствие. Власть ищет, а поиск всегда связан с ошибками, правда?
Прыгая через невысокие сырые сугробы, стараясь не зачерпнуть ботинком ледяную жижу, добираюсь до эстакады у Белорусского вокзала, где толпа особенно густая. Снег не прикрывает безобразные завалы рваной бумаги, смятых картонных коробок, рваных пластиковых мешков, битых бутылок. Новая коммерция ходит под себя, обрастает неряшливой свалкой. Какие-то невидимые блюстители чистоты сложили с вечера кучу мусора и подожгли. Мусор испускает ядовитый дым, относимый ветерком то к тротуару, то к полотну железной дороги.
На сырых каменных ступенях сидит нищий. Из какого рассказа Горького он выплыл в наше время? Рваное, замызганное пальто, опорки валенок, свалявшаяся грива волос и дремучая борода. Соотечественник смотрит в землю и только тогда, когда в драную шапку падает рубль, говорит, не поднимая головы: «Спаси тебя Бог!» Где скрывались эти люди при советской власти? Чем жили? Найдется ли новый Горький, который заглянет в их жизнь?
Московские тротуары — это вам не подметенные дорожки в Ясеневе, бывший товарищ начальник!
Газетный киоск. Глаз радуется изобилию печатного товара, ярким краскам журнальных обложек, затейливым названиям еженедельников. Не очень дешево — ежедневный скромный набор газет обходится в 20, а то и в 25 рублей, но свобода слова стоит того, чтобы за нее платить.
Огромная лужа в месте впадения улицы Правды в Ленинградский проспект. Осторожно форсируя ее, успеваешь мельком удивиться анахронизму: Правда и Ленинградский! Все прошлое предано анафеме, а эти названия по чьему-то недосмотру сохраняются. В Тегеране тоже все переименовывали. Назвали площадь именем одного из героев исламской революции, а через полгода выяснилось, что он был врагом ислама. Пришлось переименовывать еще раз…
Начинается рабочий день. Коллеги уже в конторе. Обмениваемся новостями, планируем дела на сегодня.
Надо подготовить договоры с двумя банками — это забота Леонова. Александр Матвеевич займется проблемой получения лицензии для нашего общества. Так предписывает закон «О частной детективной и охранной деятельности». Закон есть, но долго тянется разработка инструкций в МВД и Министерстве финансов. По предварительным данным, цена лицензирования может оказаться непомерно высокой. Мы-то думали, что государственные люди должны понимать полезность нашей деятельности и поощрять ее — страну и экономику захлестывает преступность…
Не тут-то было! У правительства одна забота — как можно больше получить с честного обывателя и как можно меньше ему дать. Поправляю себя: заботы правительства гораздо многообразнее. Надо содержать непомерно разросшийся государственный аппарат: каким-то мистическим образом за год «демократии» он стал больше, чем были союзный и российский, вместе взятые. Надо содержать остатки армии и повышать зарплату офицерам, чтобы они, доведенные до отчаяния житейскими лишениями, не взбунтовались и не перекинулись на сторону «красно-коричневых». Надо подкармливать органы госбезопасности и внутренних дел. Нужна валюта для оплаты бесчисленных делегаций, едущих за рубеж с целью установления деловых контактов, а внешняя торговля вдруг вместо прибыли стала приносить убытки. Надо хотя бы символически поддерживать пенсионеров, дать им возможность медленно уйти из жизни. Бунтуют и бастуют учителя и медики — разум и здоровье нации. Как тоталитарному режиму никогда не хватало денег на образование и медицину, так их не хватает и демократической власти.
В итоге же на все нужны деньги, и правительство идет по пути, проложенному в татаро-монгольские времена, — налоги и поборы с рядового гражданина. За каждую лицензию на право заниматься общественно полезной деятельностью — 35 минимальных зарплат. Попытаемся воевать, хотя шансы на успех незначительны.
Тем временем появляется первый посетитель. Принять его просил наш деловой партнер.
Владимир Иванович Савченко — так зовут посетителя — высок, сутуловат, застенчив и интеллигентен. Окладистая борода и печальные умные глаза никак не вяжутся со званием коммерсанта, как был рекомендован Владимир Иванович. Тем не менее он действительно коммерсант, выходец из ученых, глава небольшого научного коллектива. Его история незамысловата.
На закате перестройки самым сообразительным из ученых стало ясно, что дальнейшие занятия наукой оставят их и их семьи без средств к существованию. Наименее одаренные ринулись в политику, другие решили приспособить науку к коммерции. Очень быстро обнаружилось, что в нашем новом обществе, несомненно временно, наука является бесприбыльным делом, ибо деньги можно делать быстрее и в больших размерах старинными примитивными способами — валютными спекуляциями, вывозом ценного сырья или, без жульничества, торговлей импортными продовольствием, одеждой, обувью.
Научный коллектив отыскал добропорядочных зарубежных партнеров и заинтересованных отечественных потребителей, получил нужные кредиты, сумел провести несколько сделок с кофе и макаронами и заработал несколько десятков тысяч долларов. Перспектива приобретала розовый оттенок, дело расширялось, появились новые влиятельные компаньоны, люди со связями, капиталами и знанием жизни. Вот один из таких людей и преподнес ученым практический урок — хитроумно, по-дружески, под заманчивые обещания будущих совместных дел выманил у Владимира Ивановича полсотни тысяч долларов, клялся и божился вернуть их вовремя, но так и не возвращает. Бумаги кое-какие, подтверждающие передачу денег, у Владимира Ивановича есть, а надежда на их получение угасает с каждым днем. Он ругает компаньона и недобрым словом поминает советскую власть, приучившую людей доверять друг другу. На рынке доверчивому делать нечего. Дельцы новой формации, попав в подобное положение, поступают просто: нанимают банду, которая «наезжает» на недобросовестного должника — поджигает его машину или контору, избивает его самого. У должника в таких случаях есть возможность прибегнуть к услугам другой банды. Завязываются гангстерские войны и «разборки», срастаются два вида предпринимательства — коммерческое и уголовное.
Ученые по этому пути идти не хотят, свернуть с него уже будет невозможно — это соображение практическое. Но есть и моральные мотивы: интеллигентные люди не могут связываться с уголовниками.
Дело сложное. Обещаем посоветоваться с юристами и дня через два-три сообщить Владимиру Ивановичу, есть ли перспектива возвращения долга законным и, следовательно, мирным путем.