Что действительно удивило меня в Гермесе-Меркурии, так это то, что на сей раз с ним был спутник. Смертный. Этот человек был средних лет, внушительного вида, хотя одет он был как простой работник – в набедренную повязку, дешевую накидку и сандалии. Он стоял рядом с богом и вел с ним оживленную беседу.
– Я Дедал, – живо представился он. Рука у него была жесткая и мозолистая по сравнению с моими всегда мягкими ладонью и пальцами.
Я слышал это имя прежде, еще дома. Да и кто на свете не слышал о нем? Это имя казалось мне именем из легенды и было в сознании моем связано с деяниями великого умения и мудрости. Я в то мгновение не мог вспомнить, что именно такого сотворил Дедал, но я был уверен, что это чудеса. Неужели это тот самый, легендарный Дедал? А почему бы и нет, если он на короткой ноге с Гермесом?
Мое изумление совершенно явно читалось по моей физиономии.
– Мастер? – спросил я.
Дедал слегка улыбнулся, словно был доволен тем, что его узнали.
– Некоторые так меня называют, – сказал он и обменялся рукопожатием с Энкидом, сразу же поняв, что мой спутник – не простой слуга. Или, наверное, он так же просто вел себя со всеми. А затем он повернулся к вепрю, который интересовал его явно больше, чем простые смертные.
Имя Дедала, будь оно провозглашено на площади, не вызвало бы такого восторга, как имя Ясона, но известно оно было не меньше. Стараясь припомнить все, что я знаю о Мастере, я наконец вспомнил, что он был вдов. Передо мной стоял худощавый мужчина лет сорока, среднего роста, с крупным носом и темными, посеребренными сединой волосами, стянутыми на затылке шнуром. На пальцах его не было колец, как у раба, хотя вряд ли на его жилистой шее хоть когда-то бывал ошейник. Обе руки его были покрыты шрамами, словно бы он пользовался в жизни всеми, какие только есть, инструментами.
Как только Гермес и Дедал глянули на вепря, они тут же оживленно зашептались, обсуждая чудовищного зверя. Они тыкали в его ребра и ноги, тянули за щетину. А мой живой трофей, раздувая бока и прерывисто дыша, смотрел на них злыми глазками, явно желая вонзить свои чудовищные клыки в их плоть.
Посланник обернулся ко мне. Слегка кивнул головой, и я понял, что со стороны бога это знак благосклонности.
Когда Гермес начал разговор, он стоял ко мне ближе, чем в первый раз, так что я сумел получше рассмотреть его лицо. Я понял, что его лицо – не Лик, неразрушимое создание сверхъестественной силы, сообщающее смертному, надевающему его, все свойства и силы бога. Лик Гермеса, как и любого другого бога, должен был таиться внутри его головы, где наверняка и был с тех пор, как это воплощение надело его на свое лицо, и где лик останется до самой смерти.
То, что я увидел сейчас, на близком расстоянии, помогло мне окончательно понять, что тот, кто ныне был Меркурием, начал свою жизнь как простой смертный. Наверное, так со всеми богами и богинями. И, как обычно, я поймал себя на мысли о том, так ли это в случае Зевса.
Он сказал:
– Поздравляю, Геракл, с успехом. Этот зверь для нас весьма ценен.
– Благодарю тебя, владыка Гермес, – я глубоко вздохнул и был уже готов спросить о награде, но Меркурий уже снова говорил, не обращая внимания на то, что я пытался ему что-то сказать.
– Выполнив это поручение, – сказал Вестник, – ты доказал, что достоин делать дело, которому мы оба служим. Новое поручение так важно, что его невозможно переоценить.
Когда он замолк, я сказал:
– Прежде, чем мы заговорим о новом поручении, я хотел бы узнать о награде за этого гигантского кабана. Последний раз, когда мы встречались, ты заверил меня, что награда будет великолепной, сверх моего воображения. Вот, насколько я помню, твои точные слова: «Если исполнишь поручение, награда твоя будет такой, что ты не в силах даже вообразить».
Бог уставился на меня с божественным высокомерием – или, может, я так понял то, что было всего лишь божественным безразличием?
– И какую награду ты считаешь достойной себя? – спросил он.
– Кажется, владыка Вестник, я уже дал понять. Для начала я хочу увидеть отца и поговорить с ним с глазу на глаз.
Похоже, Меркурий не ожидал такого. Он молчал так долго, что я начал уж думать, что он либо совсем пропустил мимо ушей мое требование, либо придумывает, как бы получше наказать меня за такую дерзость. Но в конце концов он сказал только одно:
– Ты не ведаешь, чего просишь.
– Мне это кажется довольно простым.
– Но это не так. Не удовлетворит ли тебя другая награда?
– Нет, пока мой отец не согласится встретиться и поговорить со мной.
– Вижу. – Бог вздохнул и покачал головой. – Но тем не менее, я должен предложить тебе награду за то, что ты уже сделал. Думаю, ты не откажешься от подарка Зевса.
– Может быть. Но как скоро я увижу этот подарок и пойму, откажусь я от него или нет?
– Ты вскоре увидишь часть его. Имей терпение.
В мире еще мало кто знал имя Геракла. Но это никак не повредило моей местной славе, когда я в одиночку снял с телеги клетку с вепрем и поставил ее на землю.
Как только Гермес и Дедал приняли от меня вепря, бог воров сделал так, что вепрь магическим образом исчез вместе с клеткой и телегой. Я и не понял как. И все равно никто на площади так и не заметил ничего необычного. А Вестник и Мастер исчезли вместе с телегой и зверем.
– Не понимаю, – грустно думал я, когда мы с племянником снова остались одни. – Почему могучий Гермес сам не мог подвязать свои крылатые сандалии и вознестись на высокую гору, чтобы вытряхнуть вепря из логова? И для чего нужен Дедал?
Когда мой племянник вслух поинтересовался, кто такой может быть Дедал, я, как мог, рассеял его невежество. К тому времени я вспомнил кое-что из жизни Мастера. Затем я добавил:
– Кто знает помыслы богов?
Энкид пожал плечами.
– Я не знаю. Этот-то делал вид, что совсем меня не замечает. Может, и вправду не замечал. – Энкид немного подумал, затем спросил: – А что тут говорили о другом поручении? Говорили так, словно оказывали тебе великую честь.
– Мне тоже так показалось. Ладно, я не сомневаюсь, что скоро мы узнаем, что на уме у великого Вестника.
– А что насчет награды? Думаешь, дадут?
– Думаю. Он сказал – очень скоро. Ладно. Правда, для бога это самое «очень скоро» может растянуться на сотню лет. Да ладно, ну его. Почему он просто не может прямо ответить?
Энкид испуганно огляделся.
– Геракл, осторожнее! Он может услышать тебя!
– Ну и пусть. Я ничего такого не говорю. Боги – это лишь люди в личинах. Кстати, ты только минуту назад сетовал, что он не обращает на тебя никакого внимания.
– Да, но…
Чем больше я раздумывал надо всем этим, тем больше меня это раздражало.
– Я уже сказал тебе, Энк, что не стану ждать подачки, как слуга в конюшне. Если Зевс и правда мой отец, это должно что-то значить. Я сыт по горло этим ползаньем по болотам, горам и зарослям. Мне надоело бесконечно гоняться за чудовищами.
Энкид вздохнул.
– Ладно, Гер, как скажешь. Но что мы будем делать? – И тут он просиял. – Я знаю, что бы я сделал, будь у меня выбор. Если бы мы могли присоединиться к аргонавтам! Так Ясон называет своих спутников.
Та же мысль теплилась и в моей душе. Конечно, мы могли отправиться домой, но я никогда всерьез не думал о возвращении в Кадмею, где меня наверняка женили бы против воли или отправили в армию, поскольку мне уже было шестнадцать. А может, и то, и другое.
Редкие новости, доходившие до нас с родины, говорили, что война – думаю, та же самая – все еще была в разгаре и расползалась, как какая-то затяжная кожная болезнь. Мы также узнали, что все настолько устали от бесконечных стычек, бесконечных списков убитых, что вскоре будет заключен хоть какой-то мир. Мне уже было под семнадцать лет, и вернись я домой, никто не стал бы противиться тому, чтобы мне дали оружие, раз армия сражается с врагами.
Но я не желал снова подчиняться воле приемного отца или матери. Зайдя так далеко, я хотел сделать все, чтобы узнать истину о моей связи с Зевсом. Какой бы ни оказалась эта правда, боги явно интересовались моими деяниями. У Гермеса был впечатляющий вид, чтобы не сказать большего, но я все равно не испытывал благоговения, и мне хотелось, чтобы он перестал мне приказывать и чтобы я мог жить так, как хочу.
Меркурий, кажется, считал, что я не смогу этого сделать, даже если попытаюсь. И, как оказалось, он был прав.
Войдя в преуспевающую, многолюдную харчевню вместе с Энкидом, хвостом тащившимся за мной, я положил на стол две мелкие монетки из наследия Ящера. И тут хорошо одетый молодой человек сообщил мне, что он уже заказал всем выпивку и я могу не тратиться. Его сложение, самоуверенное поведение и юный задор сказали мне, что он, наверное, один из героев. Когда я поблагодарил его, он подошел ко мне, беспечно обнимая хихикающую служанку и таща ее за собой, причем он этого даже не замечал.
Оказавшись рядом со мной, он назвал себя. Его звали Мелеагр.
– Приятели зовут меня Мел.
Моя рука утонула в его огромной ладони.
На мгновение мне почудилось что-то знакомое в его зеленоватых глазах, и я попытался вспомнить, не видел ли я его раньше. Вряд ли. Он тоже никогда не бывал в Кадмее, по крайней мере, он так мне сказал, а уж я в детстве вообще мало где бывал.
Он сказал, что ему указали на меня как на того парня, который привез гигантского, чуть ли не волшебного вепря в город, и ему хотелось знать, так ли это.
Когда я сказал, что так, Мелеагр заявил, что он тоже опытный охотник на кабанов, причем даже весьма известный. У него были некоторые вопросы о веревках, узлах и прочем, на которые я постарался ответить. У него был странный акцент, но с небольшим усилием я понимал его. Я как мог постарался объяснить ему все касательно вепря, но в общем гвалте (харчевня начала заполняться людьми) я не был уверен, что он все расслышал или понял.
Мы говорили уже несколько минут, когда он вдруг замолк и приложил руку ко лбу, словно у него заболела голова.