Я поскорее повесила трубку, пока он не стал возражать, потом выпрыгнула из пледа и выключила ненавистный телевизор.
Он хочет мне многое сказать, дурачок! Да когда он услышит то, что я ему расскажу, у него глаза на лоб полезут! Потому что я решила рассказать Никите все, что случилось со мной за последние две недели. Если он не поймет и не поверит мне, тогда и никто не поверит, и нужно собирать чемодан и отправляться своим ходом в психбольницу. Но я туда не хочу, а хочу отомстить старому людоеду Петру Ильичу за все. Должна же быть справедливость на этом свете!
А уж потом, когда мы расправимся с негодяем, я, так уж и быть, помогу Никите разбогатеть. Без меня, думаю, он не справится, ведь даже у комиссара Каттани в кино не все получалось, как задумано!
Так, а перед встречей с Никитой нужно зайти в редакцию, чтобы взять там газеты со всеми моими статьями. Никитушка газет не читает – ему вечно некогда, – а у меня статьи только в компьютере. На слово он мне вряд ли поверит, нужен наглядный материал. И к черту серость и безликость! Я хочу нравиться любимому человеку! Больше никаких джинсов и дурацких шнурованных ботинок.
Я коршуном накинулась на мамулин платяной шкаф и вынырнула оттуда, нагруженная одеждой. Потом провела сорок минут в ванной за макияжем и прической. Черный брючный костюм, отлично сидящий на моей фигуре, ботильоны на высоком каблуке – у мамули все на высоком каблуке, – а сверху длинное свободное пальто цвета опавшей листвы и золотистый шарф. Все‑таки здорово, что мы с мамулей так похожи, даже размер ноги один и тот же!
В отделе была тишь да гладь: Гюрза уехала по каким‑то своим таинственным змеиным делам, и только Кап Капыч сидел в углу, наслаждаясь тишиной, и вязал носок в красную и черную полоску.
– Сашуха! – радостно осклабился он при моем появлении. – Как хорошо, что ты пришла! Выглядишь потрясно! Ты не влюбилась?
Работая в дамском журнале, Кап Капыч обрел истинно женскую проницательность. Я улыбнулась как можно загадочней.
– Ну не хочешь – не говори. Я тебе сейчас кофейку соображу. Твои рассказики пошли на ура, и у меня благодаря тебе тайм‑аут.
– Спасибо, дорогой, – я прошла к своему столу и выдвинула ящик, – только мне нужно сразу уходить, а то застукают, а Главный не велел на работу выходить под угрозой расстрела через увольнение.
– Это как? – живо заинтересовался Кап Капыч, откладывая вязание и доставая из своего стола банку кофе.
И в эту самую минуту зазвонил телефон. Кап Капыч снял трубку, пару секунд послушал и протянул мне трубку:
– Это тебя!
Я замахала руками – меня ведь здесь нет! – но в трубке явно слышали реплику Капыча, и не было смысла дальше скрываться.
Надеясь, что это какой‑нибудь незначительный звонок, я взяла трубку.
– Говорит Березкин, – раздался возле моего уха какой‑то сдавленный голос, как будто человек говорил через платок или марлевую повязку, – Алексей Игоревич Березкин… Вы знаете, кто я такой.
– Да, Алексей Игоревич, – осторожно ответила я.
– Должен предупредить вас, Александра Юрьевна, я собираюсь подать на вас в суд.
– Вот как? За что же?
– За клевету.
– Я вас оклеветала? Я только опубликовала документы, которые попали ко мне в руки!
– Это фальшивка. Прежде чем публиковать эти документы, вы должны были проверить их подлинность.
– Что ж, подавайте в суд, – резко ответила я. – Как вы понимаете, у моей газеты тоже найдется опытный адвокат, и мы еще посмотрим, каким будет решение суда! А запись вашего разговора с Ликой Кондратенко – это тоже фальшивка?
– По поводу этой записи я хотел бы с вами поговорить. – Голос его стал еще более сдавленным, он звучал глухо, как из‑под земли.
– Говорите, – я пожала плечами, хотя мой собеседник и не мог видеть этого жеста.
– Нет, не по телефону! Вы же понимаете. Это не телефонный разговор! Мы должны с вами встретиться.
– Э, нет, Алексей Игоревич! – Я повысила голос, и бедный Кап Капыч, внимательно прислушивающийся к нашему разговору, невольно отстранился. – Встречаться с вами я не хочу! Наш сегодняшний разговор подозрительно напоминает ваш недавний разговор с Ликой, записанный на той самой кассете. Что случилось с Ликой, мы оба с вами прекрасно помним…
– Я не имею к этому никакого отношения!
А у милиции на этот счет другое мнение, – проговорила я мстительно. – Во всяком случае, встреча с вами совершенно не входит в мои планы!
– Я очень прошу вас… – Голос Березкина стал умоляющим. – Если вы передумаете, вот адрес: Седьмая Советская, дом четыре, квартира шесть… я буду ждать там сегодня с шести до семи.
– Я же сказала, не собираюсь встречаться с вами, по крайней мере, один на один.
– Седьмая Советская четыре, квартира шесть, – повторил он, как будто пытаясь меня загипнотизировать.
Я бросила трубку и повернулась к Кап Капычу. Он смотрел на меня с виноватым видом:
– Сашулечка, прости дурака. Не привык врать по телефону, он тебя попросил, ну я, не подумав, и передал тебе трубку…
– Это Березкин, – задумчиво сказала я.
– Я понял, – Кап Капыч размешал кофе и протянул мне чашку, – и чего он хочет?
– Он хочет со мной встретиться и поговорить.
– Но ты, надеюсь, не собираешься с ним встречаться?
– Да нет, конечно. – Я отпила кофе и поморщилась: слишком горячо. – Ты же слышал, я отказалась.
– Ну и правильно. – Кап Капыч удовлетворенно кивнул и вытащил из своего стола вязание.
Я заскочила еще в парикмахерскую и все равно приехала в кафе чуть раньше назначенного срока. И только направилась было к нашему угловому столику, как услышала окрик Аллы:
– Девушка, этот столик занят!
– Эй, это же я! Я тут была вчера с Никитой…
– Ну надо же! – Алла присела на стул, придирчиво меня разглядывая. – В жизни бы тебя не узнала.
Она потянула носом:
– Духи какие?
«Мамулины, французские», – мысленно ответила я и улыбнулась небрежно, так что у Аллы пропала охота к расспросам.
– Значит, у вас серьезно, – констатировала она, – что принести‑то?
Я заказала бутылку минеральной воды, и Алла удалилась, все время поглядывая по сторонам.
Никита опаздывал. Я выпила водички, закурила и разложила газеты со своими статьями в хронологическом порядке. Наконец от дверей послышались охи и ахи, и я увидела Никиту.
И как вы думаете, что было в руках у этого чудовища? Правильно догадались: в руке Никитушка держал огромный букет желтых роз, штук семь, не меньше. Он воззрился на меня с недоумением, но Алла быстренько ввела его в курс дела, то есть подтвердила, что это я, та самая Саша Петухова. Никита сглотнул и направился ко мне через зал, задевая чужие столики и ничего вокруг не замечая.
Все пропало, мысленно констатировала я. Сейчас я расчихаюсь на все кафе, Никита будет смотреть на меня с жалостью, а официантки – с насмешкой. А если сейчас отшатнуться и заорать, чтобы немедленно убрал розы, Никита обидится, и у нас все будет кончено.
Так фиг же вам всем! Я не позволю судьбе надо мной издеваться!
Я встала с места навстречу Никите и взяла из его рук букет. Он был без обертки. Я сдвинула в сторону аккуратную манжеточку, которая повязывается на розы, чтобы не уколоть руки, и сжала стебли в кулаке. Шипы воткнулись в ладонь. Я сжала руку еще сильнее. Было очень больно, но я улыбнулась и сказала тихо:
– Спасибо, милый, мне так давно никто не дарил цветов…
Еще бы, все мои друзья боятся попасть впросак: черт меня знает, как я буду реагировать на цветочки!
– Саша, ты не плачь, – засуетился Никита, – хочешь, я буду дарить тебе такие розы каждый день?
Вот спасибо‑то! Обрадовал, можно сказать…
– Я очень тронута… Только давай попросим Аллу, чтобы поставила пока их в сторонке. Букет очень большой, а я хочу при нашем разговоре видеть твое лицо.
Слава тебе, Господи, проклятые розы унесли! Но от Никиты я готова была принять хоть целый куст акации! Тем более что в носу не свербело и глаза не слезились.
– Никита, – начала я решительно, – я должна тебе сказать…
– Подожди, ничего не говори, я сам, – прервал он меня. – Мужчина в таком деле должен быть первым… – и тут же замолчал, собираясь с мыслями.
А что мне оставалось делать? Прерывать мужчин в таких случаях не рекомендуется. Если я сейчас скажу, что нужно отложить этот разговор до более подходящего случая, потому что у меня другие заботы, этого подходящего случая может вообще не быть.
– У меня куча недостатков, – начал Никита со вздохом. – Нет, не так.
– Ты так изменилась… нет, тоже не то.
Никита залпом выпил стакан минеральной воды и выпалил:
– Я понял, что я тебя люблю!
– Вот как? И когда же ты это понял? – Я постаралась задать это вопрос как можно мягче, чтобы не спугнуть Никитушку.
– Вчера ночью, нет, сегодня утром… ну, не важно. Ты тоже меня любишь, с девятого класса, сама говорила… И раз уж такая судьба нам была встретиться, то давай быть вместе! Ей‑богу, я уже соскучился…
Выговорив самое трудное, Никита вздохнул с облегчением и уставился на меня в ожидании ответа.
Интересно, с чего он взял, что я его люблю? Я говорила, что была влюблена в него в девятом классе, но это вовсе не значит, что все десять лет я хранила ему верность. Но попробуйте, скажите такое мужчине…
– Хороший мой, – проворковала я и погладила Никитушку по щеке.
Он успокоенно заулыбался.
– Слушай, а что мы тут делаем? Пошли ко мне!
– Нет, – сказала я по возможности твердо, – к тебе мы не пойдем, потому что ты сразу же потянешь меня в постель.
– Ага…
– А нам с тобой надо очень серьезно поговорить. Не про любовь, будем считать, что про любовь мы уже все выяснил».
– Я не могу ни про что говорить, – признался Никита, – ты такая красивая…
– Никита, – взмолилась я, – ты можешь сосредоточиться? Представь, что ты на работе!
– Вот интересно! То недовольна, что я все про комбинат, а то велишь думать про работу!
– Все, кончаем шутки, – строго сказала я, – займемся делом. Никита, только ты можешь мне помочь. И себе, кстати, тоже. Вот, слушай.