Какое-то время они были вместе. И пусть богиня колдовства не посвящала Танатоса в свои планы и попросту использовала, Гадес снова хотел поговорить.
До этого, когда Гадес беседовал со Стивом, тот вызвался присутствовать при разговоре. В принципе, он хорошо влиял на брата, так что Гадес обрадовался. Сам Стив тогда как-то печально улыбнулся:
– Она ему нравилась, Гадес. Может, он её даже любил. До сих пор любит.
Стив то сходился, то расставался с Молли, и у него наверняка была своя печаль по поводу любви. С Молли всё было хорошо – кроме того, что она обычный человек, который проживёт человеческую жизнь, а потом умрёт. Если раньше её не погубят разборки между богами.
Танатос сидел на стуле с наверняка вычурным названием. В обычных джинсах и тёмной футболке с длинными рукавами. Он поднялся при виде Гадеса и склонил растрёпанную тёмную голову, приветствуя. Владыку он уважал. Олицетворение смерти, палач и карающая рука Гадеса и греческого пантеона. Один из немногих, кто мог убивать других богов.
Когда Луиза пришла в Подземный мир после возрождения, она много времени проводила с Танатосом. Они и раньше были близки, как брат с сестрой, но теперь он тем более оказался достаточно понимающим смерть, чтобы понять и Луизу.
– Я не задержу надолго, – сдержанно сказал Гадес. – Но хочу знать все мелочи, которые ты можешь вспомнить о Гекате.
Танатос глянул с удивлением:
– Я уже всё рассказал. Она не то чтобы многим делилась.
Гадес давно знал Танатоса, так что уловил в его словах горечь. Но его не интересовали чужие чувства, лишь факты.
– Я должен знать, чего она может хотеть. Что ищет? Что делает?
Танатос пожал плечами. Садиться он не торопился, не пытался быть заносчивым и как будто искренне недоумевал или пытался вспомнить:
– Ты знаешь, я не очень-то разбираюсь в колдовстве. Точнее, ни разу его не понимаю. Геката могла упоминать что-то, но я не слушал. Знаю, что для неё это важно, ритуалы и обряды. И она может делать таким образом многое, очень многое.
Гадес вспомнил Нефтиду, которая тоже любила подобные вещи. Она говорила, что можно открыть тропы и воспользоваться силами, не доступными никому из богов.
– Геката… – Танатос замялся, подбирал слова. – Она хочет большего. Ей тесно.
Они говорили ещё какое-то время, Танатос, кажется, искренне хотел помочь, но толком ничего не знал. И Гадес задал вопрос, который давно свербил:
– Ты бы пошёл за ней? Если бы она позвала сейчас. Ты бы пошёл?
Гадес знал, что в последнее время Танатос не покидал Подземный мир. Хотя кто знает, учитывая, что границы крошатся и расползаются?
Танатос вскинул голову и прямо посмотрел на Гадеса. Он не собирался скрывать:
– Да.
Гадес кивнул. Он вышел из комнаты, и уже в коридоре его догнал бесшумный Гипнос-Стив:
– Не суди моего брата строго. Он влюблён. Ты бы тоже пошёл за Персефоной, даже если она попросила уничтожить мир.
– Нас с Персефоной связывает слишком давняя история.
– Когда-то и у вас всё только начиналось.
Больше всего Гадеса раздражало, что Стив прав.
– Я в мир людей, – сказал Гадес. – Не забудь, у нас вечером репетиция. «Стикс течёт вспять» слишком давно не давал концертов.
Стив едва заметно улыбнулся и склонил голову:
– Я помню. Хочу до этого поговорить с братом.
И Гипносу, и Танатосу не требовались Врата Гадеса, чтобы уйти из Подземного мира или вернуться в него, они сами были частью этого мира. Но и у них работали свои ограничения. И, будучи близнецами, они знали о перемещениях друг друга.
– Стив, ты не хотел следить за братом…
– Я знаю, что ты хочешь спросить, Гадес. Нет, Танатос не покидал Подземного мира.
Гадесу очень хотелось в это верить.
Сияющий силуэт двери в комнате Гадеса ещё не успел погаснуть, когда он сам уже выходил в гостиную.
В квартире Сета царило оживление.
В гостиной у стены висела большая панель телевизора, хотя Гадес ни разу не видел, чтобы его кто-то смотрел: Сет заявлял, что с появлением Интернета телевидение потеряло актуальность. Иногда казалось, он считал ниже своего достоинства пользоваться чем-то хоть немного устаревшим.
Телевизор висел на кронштейне на расстоянии от стены и изогнут под каким-то странным углом, а перед ним выдвинут один из диванов. На нём устроились Анубис с Амоном с джойстиками, за ними стоял Гор, облокачиваясь на спинку дивана.
Поздоровался Гор и то кивком головы. Анубис сосредоточенно жал на кнопки, Амон громко ворчал. Взглянув на экран, Гадес увидел, что они играют в какие-то гонки.
Наконец, одна из машин вырвалась вперёд и первой пересекла финишную черту, на экране взорвались фейерверки.
– Это нечестно! – возмутился Амон. Кажется, он хотел бросить джойстик, но в последний момент спохватился и положил на диван рядом с собой. – Ты и в жизни ездишь лучше меня! Почему тебя любят даже виртуальные дороги?
Анубис глубокомысленно показал ему язык.
– Где Сет? – спросил Гадес. – Ещё тут?
Амон фыркнул на Анубиса и повернулся:
– Неа. Это же Сет, он ещё утром уехал в клуб. Неф у себя в галерее. А мы решили поиграть. Эти двое меня сделали, представляешь? Никакого уважения к главе пантеона.
– Мы сделали тебя честно, – возразил Гор. – Нечего возмущаться… мальчик-девственник.
– Ой, Эбби один раз сказала, а ты готов повторять!
Если Сет уехал с утра, значит, тогда же проснулся Анубис. Что ж, хорошо, если хотя бы здесь всё прошло по плану, и он просто отоспался после изнанки Дуата.
– Анубис, тебе что-нибудь снилось?
– Нет. А должно было?
– Да вряд ли.
Гадес собирался к Сету и на несколько встреч, не очень желанных, но необходимых.
– Ты в клуб? – Анубис словно прочитал его мысли. – Подбросишь? Я пока не хочу за руль, а мне работать сегодня.
Гадес кивнул, Анубис тут же подскочил с места. Гор прикидывал маршрут:
– У меня тоже рабочие дела, но если вам по пути меня подбросить…
– А я встречусь с Эбби, – заявил Амон.
Он собирал джойстики и выключал приставку. Телефон в кармане Гадеса завибрировал, и он полез за ним, на ходу говоря:
– Она сегодня разве не с Нефтидой? Мне Сеф что-то такое говорила… Эбби помогает с галереей.
Лицо Амона вытянулось, он проворчал:
– Я точно проклят. Ну, тогда с вами в клуб. Тем более надо встретиться с парочкой ракшасов и напомнить, кто здесь бог. Они к кому-то из египтян лезли.
– А я расскажу, что видел на изнанке, – сказал Анубис. – Остальные слышали уже пару раз, но, может, у тебя будут идеи, где же мы смотрим не туда.
Гадес рассеянно кивнул: иногда ему казалось, когда Анубис и Амон собираются вместе, они заполняют собой пространство. От луны и солнца одновременно слишком много света.
Сообщение пришло от Персефоны. Не совсем мобильная связь, конечно, а разновидность магии, но Гадеса больше заботило то, что написано.
«Аид, в Подземном мире может быть дождь?»
«Нет».
Гадес ощущал это почти физически. Притаившуюся в глубине черепа боль, ноющую рану, которая не может быть залечена: Подземный мир разрушался и чем дальше, тем больше. Границы истончались, мертвецы бились изнутри, где их держало всё слабее.
Неправильность в Подземном мире могла обернуться и дождливой моросью, которой там не существовало раньше.
«Аид, кажется, это кровь».
Амон понимает, что говорит много лишнего, но никак не может остановиться. Последние несколько лет Анубис провёл в Дуате, на этом очень настаивал Осирис с его вечными заявлениями, что сыну надо привыкать к царству мёртвых.
У Амона же эти несколько лет выдались насыщенными, и он хочет рассказать сразу и обо всём. Сбивается с мысли, перескакивает с одного на другое. От рассказов о личном лихо переходит к научным достижениям.
Они с Анубисом оба любят мир людей и тут большинство дорог прошли вместе.
Амон осекается на полуслове, вмиг забыв, о чём рассказывал. Потому что видит хмурого Анубиса, который молчит и смотрит на чашку с кипятком перед ним.
– Эээ… ты чего? – спрашивает Амон.
– Я не умею этим пользоваться, – едва слышно отвечает Анубис. – Даже не представляю, что это.
Амон растерянно смотрит сначала на кипяток, потом на банку растворимого кофе и свою чашку, где уже размешал и залил молоком свою порцию.
Ну конечно! Изобрели растворимый кофе раньше, но после Второй мировой получили распространение коричневые с бежевым баночки. Вряд ли они были в Дуате, поэтому Анубис и не представляет, что это такое.
Амон медлит мгновение, а потом думает, что лучше не заострять на этом внимание, тогда Анубису будет проще. Перегибается через стол, подхватив банку, и щедро сыпет в кипяток Анубиса:
– Не поверишь, это кофе! Сету не показывай. Он говорит, это муть какая-то. Но на самом деле неплохо, размешай, он растворяется.
Анубис налил эспрессо из кофемашины и подал одному из посетителей, обычному человеку, который сидел у стойки вместе с другом.
Вечер в баре оказался оживлённым, но не настолько, чтобы сбиваться с ног. Анубиса устраивало: он ещё чувствовал усталость после изнанки Дуата. Она выматывала, как будто плотность воздуха там больше, словно на преодоление уходило больше сил.
В воздухе пахло печёными яблоками с кухни, и Анубис подумал, что стоит поесть, когда закончится его смена. Вообще он обедал, но это же было давно!
Между битами музыки и разговорами ощущалась чья-то божественная сила: лёгкая, почти щекочущая, но в ней чувствовалось что-то дурманящее от перебродивших на солнце ягод. Некоторые боги обижались, когда по силе пытались определить пол, но тут Анубис готов был поспорить, что это богиня.
В баре запрещалось использовать силу, её стоило приглушать, но иногда запрет, конечно же, игнорировали. Эта даже слегка кружила голову, как алкоголь, и было приятно.
– Можно еще «Зомби»?
Анубис кивнул клиенту и кинул в стакан лёд, подхватил бутылки, по очереди заливая в шейкер в чётких пропорциях. Зевс с Гадесом давно ушли в