– Э, нет. Моя сила так не работает. Но может усмирять боль.
– Обезболивающее пантеона, – хмыкнул Анубис. Он отпил ещё и, казалось, задумался. – Когда я окончил медицинский, Осирис потребовал меня обратно в Дуат. Попрактиковаться он особо не дал. Я тогда собрал кучу человеческих таблеток и потрошил их на составляющие, чтобы понять, работает ли что-то для богов.
– Вроде бы нет?
– Кое-что работает. Обычно натуральное. Мы не болеем, наши тела восстанавливаются быстрее людских, но многому подвержены. Жаль, от жара вряд ли что поможет. Высокой температуры у богов не бывает.
Гор понял, что пока он сам кутался в накинутый на плечи свитер поверх рубашки, Анубис сидел в футболке и холода явно не чувствовал.
Анубис сменил тему:
– Ты смог пройти на изнанку. Когда вы с Сетом пошли за мной. Ты молодец.
Гор растерялся, не понимая, ведёт ли брат к чему-то или решил его похвалить. Это звучало странно, и Гор не знал, что на такое отвечают. Благодарят?
– У Дуата было и будет два принца, – сказал Анубис. – Сможешь меня подстраховать, если что.
Гор нахмурился, но спросить не успел. В этот момент зазвонил его телефон, и экранчик высветил имя Исиды. Сбрасывать её звонки было чревато, и Гор ответил матери.
Она была очень многословна, так что Гор успел выслушать, заскучать и даже сходить на кухню за бутербродом.
Когда он вернулся, то наконец-то распрощался с Исидой. Анубис успел допить кофе, пустая чашка стояла на столе. Он сам откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Гор подумал, он снова уснул, но Анубис спросил, не открывая глаз:
– Она хоть иногда спрашивает, как у тебя дела?
– Ну… да…
Анубис встрепенулся, поднял голову и в упор посмотрел на брата:
– Нет, Хару. Она спрашивает? Как. У тебя. Дела.
Анубис был серьёзным и необыкновенно похожим на отца, может, это сероватый свет дня напоминал об Осирисе. Или тёмные волосы и чёрные глаза – и то, и другое гораздо темнее, чем у самого Гора.
Он вздохнул:
– Ты же знаешь Исиду.
Она считала, он сам расскажет. Поэтому при всей любви к сыну предпочитала говорить о себе, а Гор терпеливо слушал, зная, что именно это мать считает отличным общением. Он знал, что она сделает для него что угодно – но он бы предпочёл, чтобы она хоть раз поинтересовалась его делами.
Анубис слабо улыбнулся:
– Знаю. О… как-то раз она явилась в мою комнату в Дуате, потому что я тогда не очень хорошо контролировал силу и снёс дверь. Исида испугалась, что-то случилось. А потом долго ругалась, что если я «вожу домой баб», то стоит запираться, а не наоборот.
Гор не сразу понял, а потом широко улыбнулся:
– Кем она была?
– Одна богиня, это не так важно. Ей хотелось острых ощущений, и мертвецы её устраивали. Мне хотелось секса, так что мы нашли друг друга.
– В Дуате очень… странные ощущения при этом.
– А крылья выпускать пробовал? Вот уж что точно необычно!
Анубис отвёл взгляд и провёл по волосам. Гор не сразу понял, что брат, кажется, смутился.
– Извини, Хару, но обсуждать с тобой секс… странно. Я помню, как ты учился ходить, а тут секс.
– Я немного вырос с тех пор. Даже был женат.
– Ты всё равно младший брат. Лучше расскажи о яхтах.
– Что? – не понял Гор.
– Ну, я понимаю в яхт-бизнесе примерно ничего. Любопытно.
– Я бы не назвал это бизнесом. Не таким, как у Сета. Скорее, небольшое дело…
– Не преуменьшай! Рассказывай.
Амон ненавидел тьму.
Она угнетала его – но он смирялся, если тьму расцвечивали фонари или неоновые огни. Отчасти поэтому Амон так любил современный мир. С его точки зрения, вселенная вокруг становилась лучше и лучше.
Но теперь тьма клубилась внутри него самого. Следовала за ним, куда бы он ни шёл. И если сначала Амон приспосабливался, то потом оставалось больше времени думать о том, что теперь он лишён света.
Активные дела напоминали, что всё не так плохо. Что он не остался беспомощным. Что даже во мраке у него есть свои тёмные маяки.
Вчерашних призраков Амон не смог бы увидеть, даже будь у него зрение. Он и у Анубиса-то мертвецов именно ощущал, а в Дуате предпочитал держаться от них подальше. И сам Дуат не любил, не мог там долго находиться. Слишком далеко от света и солнца. Поэтому иногда Амон заходил в гости к Анубису, но не мог находиться в Дуате или Подземном мире дольше, чем день-два.
Ему казалось, если бы он мог видеть, то сумел сделать что-то для Анубиса, быть полезным. Хотя вряд ли с призраками, поэтому и с дорогой был бы бессилен. А нынешний Ключ создан с помощью его силы, но при этом теперь оставался вполне самостоятельным, так что Амон его не ощущал.
От телефона Амон сначала отказывался, но это был тот случай, когда Сет не предлагал. Он сунул его в руки Амона и заявил, что у него куча дел в клубе.
Управление для слепых оказалось удобным. Амон и не подозревал о подобных технологиях – никогда не было надобности. Он водил пальцем по экрану с упрощённой эргономикой, а голос озвучивал приложения. Которые тоже оказались приспособлены для тех, кто не видит.
Сунув наушники, Амон почти весь день провёл, меряя шагами комнату и снова чувствуя себя в центре событий.
Шесть шагов в одну сторону, семь в другую. Дальше мебель. Развернуться и обратно: семь и шесть. Повторить.
Амон слышал Гора и Анубиса, когда выходил из комнаты. Привычно ведя кончиками пальцев по стене, добрался до кухни. На холодильник ушло больше времени, но Амон с ним справился и смог разогреть еду. Сидел, размышляя, потёр щёку – колкая щетина росла плохо и наверняка была незаметна со стороны, но раздражала дико.
С бритьём Амон справляться так и не научился. Он подозревал не из-за бритвы, а из-за того, что в этот момент острее всего ощущал, что не видит самого себя.
Не ощущает себя. И без этого теряется во тьме. Проваливается в неё.
На днях он так и застыл с бритвой в руках. Даже не знал, сколько простоял, пока его не окликнул Анубис. Мягко забрал бритву и усадил на стул. Ненавязчиво помог, о чём-то рассказывая.
Может, он устал отчасти из-за Амона.
Эбби пришла позже. Сегодня истекала оплаченная бронь номера в отеле, так что она собирала и таскала их вещи. Амон сидел на кровати и вертел в руках телефон, слушая Эбби. Он устраивался поближе к окну, чтобы ощутить тепло, пусть и не такое яркое, какое бывало, когда светило солнце.
Этого никто не смог отнять и вряд ли сможет. Амон сам был солнцем, его продолжение, воплощение. Он не мог больше видеть свет, но ощущал его. И тёплую ласковую силу солнца. Горячий мёд и расплавленное золото. Амон чувствовал его кожей, невидящими глазами и невольно поворачивал голову в сторону окна, будто подсолнух.
– Нефтида позвала в галерею! Она говорит, у меня неплохо получается рисовать. И мне нравится, я хочу попробовать, хотя многому надо научиться.
– Ага.
– Ты меня вообще не слушаешь? – вздохнула Эбби. – У тебя маленький шкаф.
– Да выкинь половину моих вещей. Я не вижу между ними разницы.
– Зато я вижу.
Она действительно по утрам совала ему под руку вещи, которые казались Амону одинаковыми на ощупь. Но Эбби заставляла выбирать, рассказывая, что это.
Она оставалась рядом, хотя Амон не настаивал. Чудовище Апоп спала многие сотни лет и видела сны об этом мире, как и другие монстры. Но она стала первой, кто, проснувшись, пришёл к богам. И первой, кто вошёл в пантеон – благодаря Амону, увидевшему такое решение.
Солнечный бог и тёмная змея. Кто-то из них должен был убить другого. Но они вместо этого предпочли любить.
– Эбби… ты не думала, что я могу таким и остаться? Мою силу использовали для Ключа. Зрение исчезло, и я не уверен, что оно восстановится.
Амон хорошо помнил глаз Гора, который случайно повредила сила Анубиса. Его не смогли восстановить. Что, если со зрением будет та же история? Только нельзя создать новое.
Он ощутил пальцы Эбби на своих руках, она вытащила телефон, который он, оказывается, непроизвольно сжал. Убрав его в сторону, Эбби обхватила его ладони своими и сказала:
– Может, ты останешься слепым.
Это звучало так, что у Амона перехватило дыхание. Одно дело, говорить самому, в глубине души надеясь, что всё не так. Другое – слышать со стороны. Как приговор. Как топор палача. Голову обратно не приделать.
– Но какая разница, Амон? От этого ты не станешь меньше собой.
Дыхание вернулось через пару мгновений. А с ним и внезапное осознание, что это правда. Пусть неудобно, страшно и больно, но он может с этим справиться. Особенно когда рядом есть те, кто готов его поддержать.
Руки Эбби скользнули выше, кончики её пальцев провели по губам Амона. Если она будет рисовать, он не сможет увидеть её рисунков. Но Эбби так долго видела сны, но не жила, так пусть теперь живёт так, как действительно хочет.
Она хотела.
Коротко выдохнув, Амон поднял руки и неловко положил их на её талию. После этого ощутил себя куда увереннее, у него не было проблем с тактильностью. Солнце ласкает, прикасаясь лучами. Амон осторожно потянул Эбби на кровать, уложил. Её тело сначала напряглось в удивлении, но быстро расслабилось.
Амон прижался к ней, обнимая, он хотел ощущать её рядом, и это придавало уверенности. В постели за долгую жизнь Амон бывал и с мужчинами, и с женщинами, и с теми и другими одновременно. Но предпочитал женщин.
Можно представить, что они в тёмной комнате с выключенным светом.
Амон провёл рукой по свитеру Эбби, несмело остановился на резинке, где он заканчивался и начинались джинсы. Эбби заёрзала в нетерпении, и рука Амона скользнула под её свитер. Провела по животу, огладила рёбра, наткнулась на ткань белья.
Раньше прикосновения Эбби иногда обжигали, она ведь змея, которая может убить солнце. Но с тех пор, как исчезло зрение Амона, ничего подобного не происходило ни разу.
Может, потому что им нужно было принять друг друга до конца.
Может, потому что Эбби нужно было остаться рядом, осознанно и когда всё так непросто.